Андрей Болибрух - Воспоминания и размышления о давно прошедшем Страница 3

Англичанка по паспорту из семьи белоэмигрантов, она с энтузиазмом отнеслась к тем переменам, которые наступили в нашей стране после 1985 года, и приехала в Россию, организовав здесь какой-то благотворительный фонд. Дальнейшее довольно типично для нашего лихого времени: погрузившись целиком в содержательную работу фонда, она не заметила, как постепенно финансовые рычаги организации перешли в совсем другие, далеко не безупречные, руки. В общем, ей пришлось в итоге оставить свое предприятие, но к тому времени она уже прочно осела в Москве, выйдя замуж за гражданина России.

«И кто же ваш муж»? — спросила Татьяна Ивановна. «Он художник и поэт» — ответила ее собеседница, и тут я, ощутив какой-то импульс, вмешался в их беседу. «Наверное, это Дмитрий Александрович Пригов» — сказал я.

«Да» — в наступившей внезапно тишине удивленно сказала Пригова — «А как вы догадались»?!

Мне нечего было ответить, ибо я сам не понимал, как ко мне пришло это озарение узнавания, я отшутился, мы заговорили о стихах, книгах, но долго потом наша собеседница с интересом и легким недоумением посматривала на меня. В конце нашей поездки она взяла мой телефон, пообещав позвать меня на очередное чтение стихов Пригова, но через месяц мой номер сменился, и я так и не смог получить удовольствия от неповторимой приговской манеры чтения, и никогда больше судьба не сводила меня ни с ним, ни с его женой.

Следующая история произошла со мной и моим другом Сергеем Резниченко в Киеве, где мы принимали выездные вступительные экзамены на Физтех в 1981 году. В какой-то из выходных мы отправились с ним в этнографический музей под открытым небом, находящийся в пригороде. Этот музей представлял собой деревенское поселение с типичными украинскими избами, убранством, ремеслами; здесь можно было перекусить, выпить горилки, посмотреть, как работают мастера народных промыслов.

Около одного из них, делавшего деревянные ободы для колес крестьянской телеги, мы остановились и стали свидетелями заключительной фазы этой непростой процедуры: вымоченную в воде заготовку бондарь изгибал, стараясь придать ей форму окружности. Я спросил его, как он рассчитывает длину заготовки, необходимую для изготовления обода нужного диаметра, и получил следующий удивительный ответ. Чисто эмпирически мастер обнаружил, что для этого заготовка должна быть в три раза больше требуемого диаметра и, исходя из этого, действовал. Правда, какое-то чувство неудовлетворенности у него оставалось и узнав, что мы математики, он пожаловался, что каждый раз заготовки немного не хватало, и ему приходилось дополнительно растягивать ее, чтобы уложиться в заданные размеры колеса.

Мы объяснили ему, что отношение длины окружности к ее диаметру равно числу я, которое примерно на 0,14 больше тройки, и надо было видеть ту радость понимания, которая появилась на его лице! Он понял, в чем дело, и долго мучившая его проблема была, наконец, решена!

А мы с Сергеем еще раз убедились в непреходящей практической ценности нашей науки, что бы там ни говорили бурбакисты. Нет, прав все-таки академик Арнольд, когда пишет, что математика — часть физики и т. д.

Дар

Иногда провидение наделяет нас странными способностями или даже талантами, которым не так-то просто найти применение в повседневной жизни. В возрасте 19–20 лет обнаружился такой талант и у меня: оказалось, что я без особых затруднений способен купить лишний билет на любой самый модный театральный спектакль в любой театр, будь то «Современник», театр на Малой Бронной или знаменитая и недоступная в те годы Таганка.

Началось все с «Современника» 1970-х годов, располагавшегося на площади Маяковского, и первым спектаклем, на который я попал таким образом, был спектакль по «Обыкновенной истории» Гончарова. Помню театральную толпу у входа и какую-то девушку, у которой я спросил лишний билет и, о чудо, тот самый голубой в полоску фирменный билет «Современника» у меня в ладони. Спектакль был хорош, с блистательными Казаковым и Табаковым, смотрелся он на одном дыхании и оставил у меня вместе с тем способом, с помощью которого я на него попал, ощущение какого-то особого праздника.

Через пару дней я попробовал достать таким же образом билет на «Назначение». Здесь все было уже не так просто: пришлось опросить несколько десятков человек, стоящих у театра, и в итоге билет я стрельнул у выходящего из метро «Маяковская» молодого человека лет 20-ти. Длилась вся процедура поиска билета минут пятнадцать и потребовала от меня быстроты и умения определять потенциальных носителей лишних билетов. Уже гораздо позднее, когда я достиг, считаю, высокого профессионализма в этом деле, я понял как велик спектр желающих продать лишний билетик: от тех, у кого просто заболел или по какой-либо другой причине не смог внезапно пойти на спектакль друг или подруга, до милых интеллигентных девушек, для которых лишний билет в кармане был ненавязчивой благопристойной манерой познакомиться с приличного вида молодым человеком.

Таким манером я пересмотрел весь репертуар театра «Современник», не пропускал ни одной премьеры А. Эфроса в театре на Малой Бронной, посетил многие спектакли в театре на Таганке. Последний театр с точки зрения доставания лишних билетов был для меня самым нелюбимым. Уж больно суетливой и агрессивной казалась мне здешняя театральная публика, слишком велика была конкуренция, и, что самое главное, многие, стрелявшие здесь лишние билеты, делали это ради немедленной перепродажи, что я всегда считал нарушением своеобразного «принципа олимпизма». Тем не менее, мой метод поиска лишнего билета был всегда одним и тем же. Я приходил минут за 45 до начала спектакля и несколько раз прогуливался мимо стоящих у театрального подъезда людей, определяя при этом, иногда чисто интуитивно, потенциальных обладателей лишних билетов. Иногда, поддаваясь какому-то импульсу, я тут же спрашивал и получал билет, но чаще я оставлял подобные вопросы на потом, потому что пришедшие заранее зрители обладают замечательной способностью ждать своих непутевых опаздывающих друзей до последнего момента.

Затем я уходил от театра к ближайшей станции метро и здесь начинал тотальный опрос всех потенциальных зрителей спектакля. Дело в том, что чисто психологически, выйдя из метро и поднявшись на поверхность, трудно отказаться от продажи имеющегося лишнего билета: во-первых, не понятно, что там за ситуация у театра, во-вторых, трудно отказать первому спросившему билет и т. д.

Если билет так и не удавалось купить у метро, я минут за 10–15 до начала спектакля возвращался к театру и пробовал купить билет там у тех из ожидающих, кого заприметил вначале.

Эта простая метода в моем случае ни разу не дала сбоя, и я не помню ни одного случая, когда бы я не смог купить лишний билет на интересующий меня спектакль. Думаю, что здесь примешивался какой-то еще личный, присущий только мне фактор, что-то иррациональное, трудно объяснимое. Помню только, что когда я был в «хорошей форме», билеты доставались мне особенно легко. Мне иногда казалось в таких случаях, что, находясь у входа в театр, я погружался в почти материальную атмосферу ожиданий, эмоций стоящих там людей, и непостижимым образом чувствовал заранее, кто продаст мне билет. В такие дни я совершенно не суетился, не барражировал около метро и даже не обращался ни к кому с вопросами. Несмотря на большое число охотников за лишними билетами, мне в этих случаях приносили и предлагали билеты сами их обладатели. Так я попал на «Звезду и смерть Хоакино Мурьеты», на «Галилея» и на блистательного «Отелло» Эфроса. Кстати, последний спектакль совершенно поразил меня своими мизансценами. До сих пор помню сцену с Яго — Дуровым, когда он внезапно, ничего не говоря, под музыку подходит к торчащему из стены штырю и неожиданно делает горизонтальную стойку на руках. На мой взгляд, эта мизансцена и то, как она была сыграна, сказала больше о характере Яго, чем сам текст Шекспира.

Но вернемся к моей способности доставать лишние билеты. Мне кажется, это был своеобразный дар, непонятно как возникший, но доставивший мне массу радостей и любопытных приключений.

Когда я пересматривал почти все интересующие меня спектакли или когда мне просто не хотелось идти в театр, я иногда ради интереса покупал билеты другим: друзьям или случайным знакомым. С особым удовольствием вспоминаю в связи с этим случай, произошедший как раз перед спектаклем «Звезда и смерть Хоакино Мурьеты» в театре Ленинского комсомола. Как-то, прогуливаясь перед началом этого спектакля по улице Чехова, я заприметил двух симпатичных девушек, пытавшихся «стрельнуть» билетики на спектакль. После нескольких неудачных попыток они совсем отчаялись и ушли в находящуюся рядом булочную передохнуть и утешиться булочкой с чаем. Я как раз находился в своей лучшей форме, поэтому легко и быстро купил два лишних билета (на соседние места!), а затем, зайдя в булочную, подарил их этим девушкам. Надо было видеть их лица, удивленные, обрадованные и озадаченные. Получить билет в булочной да еще задаром! Я не стал ничего говорить, заводить знакомство и т. д. Мне хотелось, чтобы эта история запомнилась им на всю жизнь, а сам я вновь ощутил себя постановщиком неплохой пьесы-миниатюры.