Н. Денисов - В конце века Страница 3

ХРИСТОС

Каких кровей Он? –старая дилемма.Как был зачат? –загадка глубока.Метрических бумагиз ВифлеемаНе сохранилигорние века.Известно лишь –когда и кем распятОн, И кто орал:«Распни его, распни!»Так что ж теперьзациклились на пятойНа краткой строчкепаспортной ОНИ?Недавно лишь «расшили»пунктик узкий,Но не был снятсей пристальный вопрос:Еврей ли Он?..Не важно! Он – за русских,Он – Иисус Иосифыч Христос!

РАЙСКИЙ СОН

Сон, конечно, и нынче крутой:Рай, приемная, очередь к Богу.Дверь открыл референт молодойИ сказал: «Посидите немного!»

Как на иглах сижу, как в тюрьме,Поминутно роятся вопросы:Что тут делают – нищий в чалмеИль буддийский народишко босый?..

Тут Пророк, через стену влетев,Снял хитон и сошел с колесницы,И, приветствуя офисных дев,Выпил пепси из рук ангелицы.

Наконец я увидел Его,Как и ждал, Он промолвил солидно:«Поднял списки Я, сверил Ф. И. О.,Крыжик есть, но ...оплаты не видно».

Облик кроткий, а в голосе лед.И сквозь лед отчеканилось: «Знайте!Тыща в твердой валюте за входНа развитие Рая... Ступайте!»

Кромку неба нашел без труда,Разбежался и ухнул по-русски.Хорошо – не задел провода!И проснулся от сил перегрузки.

И – к окну. Потрясенный стою.Мир земной не обрадовал взгляда.Что сказать тут, коль даже в РаюНе избегли влияния ада.

ДЕВЯНОСТО ТРЕТИЙ ГОД

Когда громили танки Дом Советов,Я горько пил за души всех поэтов.И багрянел от крови сам собойТелеэкран когда-то голубой.

Шестой канал – Ротару и «Лаванда»,А на втором – расстрельная команда:Грачев-паша – змеиный камуфляж,Бурбулис – подстрекателей типаж,И прочие искатели наград...Зашел сосед – упертый демократ,Я без раздумий вышвырнул соседа:Локальный гром, негромкая победа.И пусть ликует сам с собой один,Зомбированный «ящиком» кретин.

А Дом горел, прицельно танки били,При СССР их ладили в Тагиле:Камулятивным ухнут, пробасят...И я налил еще сто пятьдесят.

Возник Спецназ, Омон, Бейтара тени...В столице кровь, беспамятство в Тюмени,Россия вновь на дыбе и во мгле.И злой прораб, кайфуюший в Кремле,Торжествовал и всем судил удавки.И Черномырдин – слон в посудной лавке,Гоняя мух во рту, в герои лез,Как лез вчера в ЦК КПСС.

Когда Немцов с Явлинским мух прогнали,И всем Гайдарам сребреники дали,В квартире дверь, как будто в небе кратер,Разверзлась вдруг, явилась Богоматерь:«Переживем, – рекла, – а пьянку брось!»И нимб сняла, повесила на гвоздь.

В ОДНОМ УРАЛЬСКОМ ГОРОДЕ

С подозрением гляжу я на сей твердокаменный город,Не берусь выгораживать даже работный народ.Дружно пропили «ВИЗ»[1], «Уралмаш» промотали. И впору –Снова песнь заводить про несчастный кирпичный завод.

Вот свой поезд дождусь, подпирая колонну вокзала,И надолго закружит глубины пространства и лет.И кургузый Свердлов, что не сдернут еще с пьедестала, –На аптекарских ножках – вздохнет с облегченьем вослед.

Настроенье опять – уводите и сразу повесьте!От одних открестился, к другим не прибился, не смог.Вновь трамбуют асфальт на расстрельном Ипатьевском месте,И трагедии русской все катится смертный каток.

Ну, понятно: да здравствует! – нет ни цензур, ни запретов.Но пришла и расплата. Во мгле найти версты-пути.И пример налицо: даже пары приличных поэтов.Как ни тщись, в этом городе нет, с фонарем не найти...

В ШТОРМОВОМ ОКЕАНЕ

Вчерашние «ленинцы» – в рынке,Торгуются, пена у рта.А я к перекраске и линькеНе годен, порода не та.

Они, словно голые в бане,У шаек своих и корыт.А я в штормовом океане,Мой путь направляет бушприт.

При хватке и мстительной силе,Разбитой страны паладин, –Поверил я в прочность – Под килем! –Торжественной мощи глубин.

И в небе я вижу поруку,И к Богу иду, не беда:С ним раньше по правую рукуСлучалось сидеть иногда.

РИУ-ГРАНДИ

Штормуем. Опять навалился циклон,Вчера утопил он несчастного грека.Тут впору писать заявленье в ООНИ ставить вопрос о «правах человека».

И все же Нептун наш – мудрец, голова!Сие подтвердил замаячивший берег.По курсу Бразилия. Рала братва:Ну вот и достигли Латинских Америк!

Но где же привет и «прозрачность» границ?Стена крепостная над бухтой воздета.Чугунные пушки глядят из бойницИ, вроде б, дымят фитили на лафетах.

И здесь мы товары возьмем для Европ,И здесь все красоты наскучат команде.Но эти орудья запомним по гроб –В старинном форту городка Риу-Гранди.

Похоже, в согласии с мирной судьбой,Держа под прицелом морские пределы,Они не замедлят с ответной пальбой,Коль вдруг кто затеет неправое дело.

ЦИКЛОН

Морякам сухогруза «Николая Семашко»

Подан «SOS». И объявлен аврал.Витус Беринг сжимает штурвал:– Это вам не пролив Лаперуза!С четырех океанских сторонНас валяет камчатский циклон,И вдобавок – смещение груза.

Старший штурман над картою сник,Оверкиль нам грозит напрямик.Подрастает у бесов харизма.Капитан – он герой, как всегда,Но надстройки с наростами льдаГорче «смерша», страшнее фашизма.

Вал девятый – по борту удар,Оглушительно слепнет радар,Для спасенья потуги нелепы.Дрогнул мостик. Но глянули вниз:Боцман Сылка над бездной завис,Укрепляет он талрепы – скрепы.

Будь что будет! Но выдержал трос,Дальше – ангел нас в небо вознесКак спаслись мы в деянии адском,Позабыть бы – на кой это ляд?Но уж очень красив был закатЧерез месяц в проливе Малаккском.

Кто-то вспомнил: маяк не мигал,Петропавловск наш подвиг проспал.Продремала морская контора,Боцман Сылка ужасно продрог,Беринг снова в могилу залег,Так помянем добром командора!

ВЛАДИВОСТОК

Льву Князеву

Сунься, враг! И приветят огнем:И линкор, и буксиришко ржавый!..И когда мы в загранку идем,Мы спокойны – за нами Держава!..

А теперь? Иль остыли ветра?Или в башнях стволы понарошку?Лазят чуть не в заливе ПетраНа своих кавасаках япошки.

Шмонят нагло шпион и бандит.И уж, вроде, не к месту картина:В полдень праздная пушка палитХолостыми – на сопке Орлиной.

ИНДУСЫ

Из всех кругосветных искусов,Из сонмища встреч на ветрах,До жалости помню индусовВ их медленных жарких портах.

Вот, выплыв как будто из штрека,Светясь первобытной красой.Сидят они возле твиндекаЧумазой бригадой босой.

В Бомбее-порту или Кочин,Где зной обжигает с утра,Они расторопны не очень,Зато побузить мастера.

Потрудятся малость и – в спячку,Устелят телами причал.Проснутся, жуют свою жвачку,Наверно, чтоб тонус крепчал.

Фанаты таинственной веры,Ведомые Буддой самим,За что-то среляют премьеров,А после стенают по ним.

Костры погребального адаСандалом и лавром горчат.Что жалость? Тут гневаться надо!Не знаю я... Боги молчат.

СЕРБАМ