Всеволод Емелин - Götterdämmerung: cтихи и баллады Страница 3

“Ампул пустых частокол…”

Из цикла “Песни аутсайдера”

И.С. Киселевой

Ампул пустых частоколВстал между мной и тобой.Сделай мне, доктор, укол,Чтобы прошла эта боль.

Я еще, значит, живой,Раз дозвонился к врачу.Доктор, прерви мой запой,Я тебе все оплачу.

Ну, о болезни моейЧто я могу рассказать?Рыжая челка у нейИ голубые глаза.

Доктор, лекарств не жалей,Я трое суток без сна.Белой горячки белейКожи ее белизна.

Мой алкогольный психоз,Яркий, навязчивый бред.Я среди лилий и розВижу ее силуэт.

Доктор, смелей, не дрожи,Дозу не надо снижать.Дай мне недельку пожить,Я б ей успел все сказать.

Кыш, улетай, воронье.Я не был счастлив ни дня.Тонкие руки ееНе обнимали меня.

Ей же за мной не нырнутьВ этот подавленный мир,В хрипло дышащую грудь,В ад коммунальных квартир.

“Я жил, как вся Россия…”

Я жил, как вся Россия,Как травка в поле рос.И вот — гипертония,И в печени — цирроз.

Стал организм мой вытерт,Как старое пальто.Ни закусить, ни выпить…А жизнь тогда на что?

Мне дом родной — больница,Хоть не пенсионер.Вдруг весь я развалился,Как мой СССР.

Ах, доктор, доктор, доктор.Доктор дорогой,Посмотрите, доктор,Что у меня с ногой.

Скакала по паркету,Взлетала к потолку.Теперь до туалетаЕдва доволоку.

Ах, доктор, доктор, доктор,Доктор дорогой,Посмотрите, доктор,Что у меня с рукой.

Как дрались эти рукиИ как ласкали грудь.Теперь простые брюкиНе в силах застегнуть…

Скакала по паркету,Взлетала к потолку.Теперь до туалетаЕдва доволоку.

1994

Стихотворение, написанное на работах по рытью котлована под “школу оперного пения Галины Вишневской” на ул. Остоженка, там, где был сквер

Есть же повод расстроитьсяИ напиться ей-ей.По моей Метростроевской,Да уже не моей

Я иду растревоженный,Бесконечно скорбя.По-еврейски ОстоженкойОбозвали тебя.

Где ты, малая родина?Где цветы, где трава?Что встает за уродинаНад бассейном “Москва”?

Был он морем нам маленьким,Как священный Байкал.Там впервые в купальникеЯ тебя увидал.

Увидал я такое тамСзади и впереди,Что любовь тяжким молотомЗастучала в груди.

Где дорожки для плаванья?Вышка где для прыжков?Где любовь эта славная?Отвечай мне, Лужков.

Так Москву изувечилиМосквичи, вашу мать,Чтоб начальству со свечкамиБыло где постоять.

Где успехи спортивные?Оборона и труд?Голосами противнымиТам монахи поют.

Я креплюсь, чтоб не вырвало,Только вспомню — тошнит,Немосковский их выговор,Идиотский их вид.

Что за мать породила их?Развелись там и тут,Всюду машут кадилами,Бородами трясут.

За упокой да за здравие,Хоть святых выноси!Расцвело православиеНа великой Руси.

1995

Смерть бригадира

Из цикла “Смерти героев”

На дальнем московском объекте,Где краны, забор да сортир,Средь бела дня, верьте-не верьте,Однажды пропал бригадир.

Случиться такому ведь надо.Он был полон сил и здоров.Угрюмо молчала бригада.Мелькали фуражки ментов.

Вполголоса шли разговоры.С утра еще был он живой.Растерянный доктор со “скорой”Седою качал головой.

Фундамент огромного зданья,Железные бабки копров.Сбирал лейтенант показанья,На стройке искал фраеров.

Володька, с КамАЗа водитель,Сказал: “Здесь концов не найдешь…”И масляной ветошью вытерБлестящий бульдозера нож.

Слезами глаза мои пухнут.Он был как отец нам и брат,Ходил в лакированных туфлях,Под мышкой носил дипломат.

Отправил однажды бульдозерХалтурить, подделав наряд,Налил всей бригаде по дозе,А деньги сложил в дипломат.

И вот получил он награду,Не знаю, как вышло уж так —Зачем не делился с бригадой?Почто обижал работяг?

Солдаты для следственной группыЛопатили тонны земли,Искали останки от трупаДа так ничего не нашли.

Нашли они следственной группе,Где сваи из грунта торчат,Один лакированный туфельДа черный портфель-дипломат.

А Леха, Володькин брательник,Прошедший Сургут, Самотлор,Он ватник накинул на тельник,Сказал, закурив “Беломор”:

“Начальник, молчи об народе.Тебе ль за народ говорить?Народ, как в семнадцатом годе,Сумеет себя защитить!”

…На дальнем московском объекте,Где ямы, бетон да тоска,На память безвременной смертиЗаделана в цоколь доска.

Слова песни из к/ф “Осень на Заречной улице”

Уж не придет весна, я знаю.Навеки осень надо мной.И даже улица роднаяСовсем мне стала не родной.

Среди моих пятиэтажек,Где я прожил недолгий век,Стоят мудилы в камуфляжеИ сторожат какой-то Ваnk.

Как поздней осенью поганки,Мелькают шляпками в траве,Повырастали эти банкиПо затаившейся Москве.

Сбылися планы Тель-Авива.Мы пережили тяжкий шок.И где была палатка “Пиво”,Там вырос магазин “Night Shор”.

И пусть теснятся на витринеРазличных водок до фигаМне водка в этом магазинеВ любое время дорога.

Смотрю в блестящие витриныНа этикетки, ярлычки.Сильнее, чем от атропина,Мои расширены зрачки.

Глаза б мои на вас ослепли,Обида скулы мне свела,Зато стучат в соседней церкви,Как по башке, в колокола.

И я спрошу тебя, Спаситель,Распятый в храме на стене:“По ком вы в колокол звоните?Звоните в колокол по мне!”

По мне невеста не заплачет,Пора кончать эту фигню.Не знаю — так или иначе,Но скоро адрес я сменю.

Зарежут пьяные подростки,Иммунодефицит заест,И здесь на этом перекресткеЗадавит белый “мерседес”.По окровавленном асфальте

Размажусь я, красив и юн,Но вы меня не отпевайте,Не тычьте свечки на канун.

Без сожаленья, без усилья,Не взяв за это ни рубля,Меня своей епитрахильюНакроет мать-сыра земля.

Кончаю так — идите в жопу,Владейте улицей моей,Пооткрывайте здесь найт-шопов,Секс-шопов, банков и церквей.

1996

На смерть леди Дианы Спенсер

Из цикла “Смерти героев”

Убили Фердинанда-то нашего.

Я слова подбирать не стану.Чтоб до смерти вам кровью сраться.Я за гибель принцессы ДианыПроклинаю вас, папарацци!

Что, довольны теперь, уроды?Натворили делов, ублюдки?Вы залезли в кровать к народу,Вы залезли людям под юбки.

Из-за вас, тут и там снующихИ пихающихся локтями,С ней погиб культурный, непьющий,Представительный египтянин.

Растрепали вы все, как бабы.А какого, собственно, черта?Ну, любила она арабаИ инструктора конного спорта.

Не стесняясь светского вида,Проявляла о бедных жалость,С умирающими от СПИДа,То есть с пидорами целовалась.

А еще клеймлю я позоромНе поведших от горя бровью,Всю семейку этих Виндзоров,С королевой, бывшей свекровью.

Бывший муж хоть бы раз прослезился,Хоть бы каплю сронил из глаза.У меня, когда отчим спился,Стал похож он на принца Чарльза.

Принц Уэльский нашелся гордый,Ухмыляется на могиле.Да в Москве бы с такою мордойИ в метро тебя не пустили!

Повезло же тебе, барану,Представляю, как ты по пьяниЭту розу, принцессу Диану,Осязал своими клешнями.

Нам об этом вашем разврате,Обо всех вас — козлах безрогих,Киселев, политобозреватель,Рассказал в программе “Итоги”.

Киселев был со скорбным взором,Он печально усы развесил.У него поучитесь, Виндзоры,Как горевать по мертвым принцессам.

Если вы позабыли это,Мы напомнил вам, недоноскам,Как Марии АнтуанеттыГолова скакала по доскам.

О том, что сделал с Карлом Кромвель,Об Екатеринбургском подвалеМы напомним, да так напомним,Чтобы больше не забывали!

Песня о Хорсте Весселе