Ольга Романова - В механике небесной атмосферы Страница 3

«Каждый шорох и листик опавший…»

Каждый шорох и листик опавший,Каждый куст и цветы и трава,И твой взгляд, навсегда опоздавший,Как оставленный след во вчера.

И танцующий день звонкий,С сонной ночью находит язык,Но приходят одни похоронки,Жить без них здесь никто не привык.

В белых лицах, страницах исписанных,Опустелых чернильницах, как в усыпальницах.Нарисованных правил потертые истины,Между тем наблюдая невесомую разницу.

В жарких стонах, в постели пропитаннойНебесами и бесами тропки протоптаны.Словно двигатель вечный мы жизнью испытаны,И дровами как русская печь мы протоплены.

Истекая советами, черными, белыми,Поднимаясь над армией взбитого облака.Из каких пород дерева мы все-таки сделаны,Из каких таких формул невесомого воздуха.

Из рисунков и тканей, и красок припудренных,Из удачливых сказок и книг ненаписанных.От не найденных истин устали быть мудрыми,И устали искать эту самую истину.

Каждый шорох и листик опавший,Каждый куст и цветы и трава,И твой взгляд, навсегда опоздавший,Как оставленный след во вчера.

И танцующий день звонкий,С сонной ночью находит язык,Но приходят одни похоронки,Жить без них здесь никто не привык.

«Придет аптечная зима…»

Придет аптечная зима,Самовлюбленная, живая.Поверив в таинство сама,И сотни дум переживая.

Придет потасканная грусть,И заскрипит петлей железной.Сомнений высушенный куст,Предстанет мукой бесполезной.

Сорвется с уст поземкой лет,Завьюжит, затоскует мило.Наденет на руку браслет,И станет солнечной. Незримой.

И станет попрошайкой ждать,Раскочегарив непогоду.Поставит в паспорте печать,И вновь отпустит на свободу.

Не отвечая на письмо,Не замечая зимней вьюги.Срывая с разума клеймо,И склеив руки.

Нарисовав скупой портрет,С оттенками чужой печали.И подписав нейтралитет,Раздав воякам по медали.

Пройдёт аптечная зима,Самовлюбленная, живая.Поверив в таинство сама,И сотни зим переживая.

Вещие сны…

Не спастись от инфаркта,На краю у весны.И в вагоне плацкартном,Видишь глупые сны.И в вагоне последнем,Остановка в глуши.Ты рассвета наследник,Выходить не спеши.Не спеши отдаляться,Пропадая во тьме.В ритме импровизаций,Пишем три, два в уме.В ритме завтрашних улиц,Полузрелых речей.Многие обернулись,Стала кровь горячей.Стало утро рассветным,И закатной печаль.По известным приметам,Или по мелочам.Вдруг узнаем сегодня,И бегущей строкой.Что кого-то по морде,Кто-то в вечный покой.Не спастись от инфаркта,На краю у весны.И в вагоне плацкартномВидим вещие сны.

И смерть наступает на пятки друзьям…

И смерть наступала на пятки друзьям,Лизала уснувшие лица.И толпы людей припадали к ногам,Иные желали забыться.

Иные желали поближе ещеПриблизиться к телу кумира.Шептали другие, потерян, прощен,Нет точки, пунктиры, пунктиры.

И смерть зазывала, как может позвать,Любовница с жару и пылу.И смерть позволяла его целовать,Она как всегда победила.

В холодном, сыром и забитом гробу,Лежать ему так не уютно.На жизни поставив печать и табу,Скрепив договор обоюдно.

Цветы не помогут, трава есть трава,Завянут, сгниют и не более.Кто прав в этой гонке, раз жизнь не права?Раз снова кричим мы от боли,

Но смерть наступает на пятки друзьям,И лижет уснувшие лица.И толпы людей припадают к ногам,Иные желают забыться.

Апрель…

Захлебнулся апрель ноябрем,Закружился январь июлем.И танцует весна подо льдом,Как под тонким, прозрачным тюлем.

Заработался вечером день,Как батрак на казенном поле.Ночь склонила себя набекрень,Ей придется не спать поневоле.

Заморочилась нынче веснаЕй бы просто дожить до лета.Она знает, обречена,И расписана по куплетам.

Замурлыкала кошкой капель,Заскулила ночной дверью.Отпускает из плена апрель,Подпевает, нежно, свирелью.

Заупрямилась, дремлет пока,Не плетет узоров цветочных.Знает, жизнь ее коротка,Каждый год и уходит досрочно.

Захлебнулся апрель ноябрем,Закружился январь июлем.И танцует весна подо льдом,Как под тонким, прозрачным тюлем.

Он так существует, в своих мемуарах…

Сегодня подавлен, не ест и не курит,Завтра подавно он снова схалтурит.На сцене станцует, споет под гитару,Он так существует, в своих мемуарах…

Он пишет о страсти, о детях, о войнах,Поет эти басни без срыва. Спокойно.И держит границы в своем декаданстве,Летят небылицы в нелепом жеманстве.

Грехи отпускает так просто, по-детски,Другим позволяет от искры согреться.От толики малой таланта и связей,И ночью усталой он дремлет в экстазе.

И снятся ему в этих снах коматозныхВысокие люди в одеждах серьезныхОбъекты на стройках, фундаментов блоки,Идет перестройка, намечены сроки.

И люди в надежде на светлое завтра,В иллюзиях счастья глотают на завтрак,Пилюли свободы и гласности дозу,Не засыпая под общим наркозом.

Проснулся он рано, а завтра гастроли,Опять неустанно учить свои роли.И петь о прекрасном, чужие финалы,Так стало опасно, приходят сигналы.

Вернулась цензура, прошли худсоветы.Пришла конъюнктура, она по бюджету.Доступна как девка на старом бульваре,Подпевка, припевка в репертуаре.

Сегодня подавлен, не ест и не курит,Завтра подавно он снова схалтурит.На сцене станцует, споет под гитару,Он так существует, в своих мемуарах…

«Застучал по окнам дождина…»

Застучал по окнам дождина,Затопил дороги и крыши.Полилась сырая картинаКто на улице мокнет, лишний.Зацарапал ветками ветер,И затряс ушами дворняга,Он невольный друг и свидетель,До порога мало, полшага.Затаился город в потоке,И машины мчатся по лужам.От дождя они не в восторгеПуть домой всегда перегружен.Забуянил дождь, разыгрался,Он менял мотивы так щедро.Заливал, как – будто прощался,И летел со скоростью света.Застучал по окнам дождище,Серым зверем вышел из стаи.Притворяясь путником нищим,Он поверить в себя заставил.И стучал по окнам дождина,Затопил дороги и крыши.Полилась сырая картина,Кто на улице мокнет, лишний.

Одна печаль…

Сестра и мать Алешку провожали,В июне сорок первого на фронт.И годы детства мимо проплывали,И уносили жизнь за горизонт.

В руках гармошка виртуозно пела,Алешкин голос трепетно звучал.И мать на сына ласково глядела,В глазах сестры тревога и печаль.

А через месяц почта. Похоронка.Ваш сын погиб, Ваш сын герой.И тот последний, перед смертью бойПронесся смерчем над его судьбой.

Пронесся смерчем, искалечив сон,Как смерть мгновенна и жестока.И в даль идущий тот вагон,Казался зверем одиноким.

Сестра и мать Алешку провожали,В июне сорок первого на фронт.И не было предела той печали,Была одна печаль на весь народ.

Торопит разведка…

Товарищ старлей,Сто грамм мне налей…Там снайпер, стреляет он метко.Десятый стройбат,Нет ходу назад,И снова торопит разведка.

Не спал и не ел,Он прямо глядел,Какая у них обстановка.Вперед, батальон!Назад, батальон!В окопе осталась винтовка.

А там горизонт,За линией фронт.Ни вправо, ни влево, засада.В крови голова,И смерть не права,Но мы на войне, ведь так надо!

Закрыты глаза,Молчат небеса,Обстрел, окружили фашисты.За Родину мать,Всё можно отдать.Вперед! Ура! Артиллеристы!

Товарищ старлей,Сто грамм мне налей.Там снайпер, стреляет он метко.Десятый стройбат,Нет ходу назад,И снова торопит разведка.

«В молчании вечность отдыхает…»

В молчании вечность отдыхает,Порхая бабочкой в окне.Она дыханьем наполняетСебя извне.

В молчании утро на пуантах,Крадется белкой по ветвям.И тишина с лиловым бантом,Цепляется к твоим словам.

В скрипичном звуке бесконечность,Луны прощальный силуэт.И ночи взгляд тогда изменчив,Когда луна меняет цвет.

В молчании движется пространство,Плывет остатками дождя.И ожидание погасло,Уходя.

«Поучайте самих себя…»