Том 1. Стихотворения 1813-1820 - Александр Сергеевич Пушкин Страница 31

В счастливой ереси и вкуса и ученья,

Разите дерзостных друзей непросвещенья.

Отмститель гения, друг истины, поэт!

Лиющая с небес и жизнь и вечный свет,

Стрелою гибели десница Аполлона

Сражает наконец ужасного Пифона5.

Смотрите: поражен враждебными стрелами,

С потухшим факелом, с недвижными крылами

К вам Озерова дух взывает: други! месть!..

Вам оскорбленный вкус, вам знанья дали весть –

Летите на врагов: и Феб и музы с вами!

Разите варваров кровавыми стихами;

Невежество, смирясь, потупит хладный взор,

Спесивых риторов безграмотный собор…

 Но вижу: возвещать нам истины опасно,

Уж Мевий на меня нахмурился ужасно,

И смертный приговор талантам возгремел.

Гонения терпеть ужель и мой удел?

Что нужды? смело в даль, дорогою прямою,

Ученью руку дав, поддержанный тобою,

Их злобы не страшусь; мне твердый Карамзин,

Мне ты пример. Что крик безумных сих дружин?

Пускай беседуют отверженные Феба;

Им прозы, ни стихов не послан дар от неба.

Их слава – им же стыд; творенья – смех уму;

И в тьме возникшие низвергнутся во тьму.

Окно*

Недавно темною порою,

Когда пустынная луна

Текла туманною стезею,

Я видел – дева у окна

Одна задумчиво сидела,

Дышала в тайном страхе грудь.

Она с волнением глядела

На темный под холмами путь.

«Я здесь!» – шепнули торопливо,

И дева трепетной рукой

Окно открыла боязливо…

Луна покрылась темнотой.

«Счастливец! – молвил я с тоскою, –

Тебя веселье ждет одно.

Когда ж вечернею порою

И мне откроется окно?»

Осеннее утро*

Поднялся шум; свирелью полевой

Оглашено мое уединенье,

И с образом любовницы драгой

Последнее слетело сновиденье.

С небес уже скатилась ночи тень,

Взошла заря, блистает бледный день –

А вкруг меня глухое запустенье…

Уж нет ее… я был у берегов,

Где милая ходила в вечер ясный;

На берегу, на зелени лугов

Я не нашел чуть видимых следов,

Оставленных ногой ее прекрасной.

Задумчиво бродя в глуши лесов,

Произносил я имя несравненной;

Я звал ее – и глас уединенный

Пустых долин позвал ее в дали.

К ручью пришел, мечтами привлеченный;

Его струи медлительно текли,

Не трепетал в них образ незабвенный.

Уж нет ее!.. До сладостной весны

Простился я с блаженством и с душою.

Уж осени холодною рукою

Главы берез и лип обнажены,

Она шумит в дубравах опустелых;

Там день и ночь кружится желтый лист,

Стоит туман на волнах охладелых,

И слышится мгновенный ветра свист.

Поля, холмы, знакомые дубравы!

Хранители священной тишины!

Свидетели моей тоски, забавы!

Забыты вы… до сладостной весны!

Разлука («Когда пробил последний счастью час…»)*

 Когда пробил последний счастью час,

Когда в слезах над бездной я проснулся

И, трепетный, уже в последний раз

К руке твоей устами прикоснулся –

Да! помню всё; я сердцем ужаснулся,

Но заглушал несносную печаль;

Я говорил: «Не вечная разлука

Все радости уносит ныне вдаль.

Забудемся, в мечтах потонет мука;

Уныние, губительная скука

Пустынника приют не посетят;

Мою печаль усладой муза встретит;

Утешусь я – и дружбы тихий взгляд

Души моей холодный мрак осветит».

 Как мало я любовь и сердце знал!

Часы идут, за ними дни проходят,

Но горестям отрады не приводят

И не несут забвения фиал.

О милая, повсюду ты со мною,

Но я уныл и втайне я грущу.

Блеснет ли день за синею горою,

Взойдет ли ночь с осеннею луною –

Я всё тебя, прелестный друг, ищу;

Засну ли я, лишь о тебе мечтаю,

Одну тебя в неверном вижу сне;

Задумаюсь – невольно призываю,

Заслушаюсь – твой голос слышен мне.

Рассеянный сижу между друзьями,

Невнятен мне их шумный разговор,

Гляжу на них недвижными глазами,

Не узнает уж их мой хладный взор!

 И ты со мной, о лира, приуныла,

Наперсница души моей больной!

Твоей струны печален звон глухой,

И лишь любви ты голос не забыла!..

О верная, грусти, грусти со мной,

Пускай твои небрежные напевы

Изобразят уныние мое,

И, слушая бряцание твое,

Пускай вздохнут задумчивые девы.

Истина*

Издавна мудрые искали

Забытых истины следов

И долго, долго толковали

Давнишни толки стариков.

Твердили: «Истина нагая

В колодезь убралась тайком» –

И, дружно воду выпивая,

Кричали: «Здесь ее найдем!»

Но кто-то, смертных благодетель

(И чуть ли не старик Силен),

Их важной глупости свидетель,

Водой и криком утомлен,

Оставил невидимку нашу,

Подумал первый о вине

И, осушив до капли чашу,

Увидел истину на дне.

Наездники*

 Глубокой ночи на полях

Давно лежали покрывала,

И слабо в бледных облаках

Звезда пустынная сияла.

При умирающих огнях,

В неверной темноте тумана,

Безмолвно два стояли стана

На помраченных высотах.

Всё спит; лишь волн мятежный ропот

Разносится в тиши ночной,

Да слышен из дали глухой

Булата звон и конский топот.

Толпа наездников младых

В дубраве едет молчаливой,

Дрожат и пышут кони их,

Главой трясут нетерпеливой.

Уж полем всадники спешат,

Дубравы кров покинув зыбкий,

Коней ласкают и смирят

И с гордой шепчутся улыбкой.

Их лица радостью горят,

Огнем пылают гневны очи;

Лишь ты, воинственный поэт,

Уныл,