Лариса Рубальская - Лирика Страница 32

А начальница покраснела вся – не нужно мне твоей получки. Иди вон на третий этаж. Тебя Главный вызывает. Может, за ошибку эту вообще уволят. Ведь журнал по всему Советскому Союзу люди читают, а она ошибки пропускает.

Когда Алька вошла в кабинет, Главный стоял спиной, разбирая какие-то бумаги у себя на столе. Казалось, что он не слышал, как кто-то вошел.

– Здравствуйте, Евгений Павлович, – дрожа от чего-то, прошуршала Алька.

Вместо ответа Главный резко повернулся, шагнул к Альке, рванул ее к себе рукой без кольца, крепко прижал и сказал:

– Завтра я буду ждать тебя на платформе Пряхино с десяти утра и до тех пор, пока не придешь. – Он так же резко отнял руку и подтолкнул Альку к двери. – Иди!

Строчки плыли перед глазами, Алька не могла читать. Опять ощущение тока от оголенных проводов по всему телу. Хорошо начальница ничего не заметила, только спросила:

– Ну что, не уволили?

– Да нет, только замечание сделал, – еле-еле выговорила Алька.

Что делать, что делать? С кем посоветоваться? Зачем он меня зовет? Он же ровесник моего папки! По какой, интересно, дороге это Пряхино? И сколько стоит туда билет? – мысли в Алькиной голове наскакивали одна на другую, но вопросы, где находится Пряхино и сколько стоит туда билет, начинали становиться главными.

– Аль, оторваться можешь? Пойдем, чайку в буфете попьем, – Таня нарисовалась в дверях корректорской.

– Ты что, я не пойду в буфет, вдруг он там?

– Кто он? Ты что, чокнулась, что ли?

– Кто-кто? Главный. Представляешь, что он мне сказал.

Алька стала со всеми подробностями рассказывать Таньке, что произошло, начиная с бутербродов, до разговора в кабинете.

– Не вздумай ехать, – разозлилась Танька. – Ты что? Посмотри сама – кто он и кто ты? Ты что, книжек никогда не читала? Королевы любили забавляться с конюхами, короли с садовницами. Они даже не знали, как зовут этих садовниц, старые развратники. Потешатся, позабавятся, а потом бросают, ни гроша не заплатив, при случайной встрече даже не узнавая.

– Нет, Тань, он знает, как меня зовут. «Закусывайте, Александра», – сказал. Да и все-таки он не король, а бывший пограничник.

– Сказала – не вздумай, значит, не вздумай, дура ты, что ли? И вообще не привыкай к королям – не твоя это судьба. Ищи кого-нибудь попроще.

Выходя из редакции, Алька в дверях столкнулась с секретарем Валентиной. Им было по дороге – обе возвращались домой на метро. Правда, разговаривать Альке совсем не хотелось, только заметила Валентине, что у нее тушь потекла и по лицу размазалась. Может, от ветра глаза слезятся?

– Какой там от ветра! Ревела я. Представляешь, я своему уже наврала с три короба, что завтра придется работать, а мой теперь все перевернул, занят он, видите ли. Интересно, чем, а может, кем? Я этой субботы жду не дождусь, когда от своего к моему вырваться могу. А этот, злой какой-то, даже объяснить нормально не может. Его-то с внуком на море поехала, он сам радовался, что мы в Пряхино спокойно можем целый день вдвоём побыть и не бояться, что она нагрянет.

Из того, что говорила Валентина, Алька ничего понять не могла – мой, свой, его. Кто это такие? Но когда услышала про Пряхино, все вдруг сложилось, как кубики детские, и получилась картинка: «свой» – это Валькин муж, «мой» – это Главный, а «его» – это жена Главного. Из чего получалось, что у Главного с Валькой по субботам в Пряхино свидания случаются, и в эту субботу тоже должно было быть, раз жена с внуком на море уехали. И он, король, Главный, Вальке отставку дал из-за нее, садовницы Александры.

– Ну вот ты, молодая, ничего мне даже сказать не можешь. Зато я тебе скажу – все мужики одинаковые. И знаешь, что обидно? Когда я своему сказала, что в субботу работаю, он на кухню пошел кому-то позвонить и радостный потом мне сказал, что его мужики с работы как раз на рыбалку пригласили. А рыбалка что такое, знаешь? Первые две буквы на одну замени, и сама догадаешься.

Утро было теплое, еще не улетучился туман, окно электрички запотело. Но, как только поезд стал останавливаться, Алька разглядела на платформе высокий худой силуэт Главного. На часах еще до девяти оставалось минут десять.

– Надо же, раньше времени король-то пришел, – Алька вышла на перрон. Она всю дорогу думала, что скажет, когда увидит его, как будет гордой недотрогой, чтоб за всех садовниц обиженных отомстить.

Говорить ничего не пришлось. Главный молча подошел и глазами показал – пойдем. Алька топала рядом, ничего не спрашивая.

Калитка, дорожка, дверь, небольшой кабинет – стол, книги, узкая кровать. Зачем ему тут, интересно, кровать – он что, без жены, что ли, на даче спит? Нет, наверное, он тут работает допоздна, свои пограничные воспоминания описывает, а потом, устав, засыпает здесь, и снится ему граница.

Алька стояла как заколдованная, а Главный раздевал ее, как когда-то маленькую ее раздевала бабушка перед купанием. Потом он разделся сам и подтолкнул ее к узкой кровати. Алька не сопротивлялась и мстила за садовниц молча, нежно и страстно.

Король встал, накинул халат и Альке какой-то женский халатик на кровать кинул – оденься.

– Наверно, проголодалась? – первое, что он произнес за эти три, прошедших с ее приезда, часа. Вышел на кухню, принес кастрюльку с холодными голубцами, тарелки, вилки, хлеб. – Давай, ешь, не стесняйся.

– Между прочим, не забудьте, что меня зовут Александра. И если вы потом в редакции сделаете вид, что меня не узнаете, то мне это совершенно безразлично. А за голубцы спасибо, с удовольствием поем.

– Ты смешная, – Главный обнял Альку за плечи, поцеловал в щеку, – и очень мне нравишься.

Вот скажите, как так бывает? Они лежали на этой узкой кровати, два посторонних друг другу человека, с разницей больше чем в двадцать лет. Он прощался потихоньку со своей молодостью, она только в нее вступала. И внезапная нежность соединила вдруг их жизни, с каждой минутой превращаясь в любовь.

– Алечка, а ты можешь остаться до утра? Мне так не хочется тебя отпускать.

– Нет, Евгений Павлович, я дома не предупредила, мама с папой с ума сойдут. Я же всегда в одиннадцать дома.

Он проводил ее до станции и, возвращаясь на дачу, думал, что тот, кого он считал бесом, постучавшимся в ребро, сыграл с ним шутку, оказавшись совсем не бесом, а кудрявым купидоном со стрелой, и послал ему эту самую стрелу, имя которой – любовь.

В понедельник Алька боялась двух вещей. Во-первых, конечно, увидеть его, придя в редакцию, боялась и ждала этой минуты. Она думала о нем постоянно, по минуткам вспоминая тот день и все, что произошло. Второе – она боялась разговора с Таней. Она начнет расспрашивать, возмущаться, объяснять ей опять про короля и садовницу. Ведь Алька не сможет ей объяснить, что произошло там, на даче. Потому что сама не знает слов, которыми можно это объяснить.

Танька вбежала в корректорскую:

– Аль, выйди.

Господи, кто мог ей уже все сообщить, ведь никто не знает. Алька нехотя поплелась в коридор.

– Аль, слушай, надо что-то придумать. Представляешь, у Мити оказалась бессонница, и он меня с Пашкой застукал. Орал как бешеный, мои вещи за дверь выбросил. Сказал, чтоб больше в доме не появлялась.

Пашку он почему-то не выгнал, а сам Пашка за ней не побежал. Таня слышала, как он на кухне Мите сказал – а ты что, старик, сам не видел, какая Танька сука? И весь ужас в том, что сегодня вечером его родители из Парижа приезжают, она им перед отъездом все свои размеры написала, и они везут для нее новые вещи. А как же она их теперь возьмет? И как маме и бабушкам объяснит свое возвращение?

Алька молчала, не зная, что сказать. А Сольвейг грустно пела свою вечную песню.

«Как я жила до сих пор без него? Такого умного, нежного, доброго. Без этого чувства, которое ни на секунду не исчезает, не дает думать ни о чем другом?»

«Девочка моя, радость моя, может быть, самая последняя и самая главная моя любовь! Как я счастлив, что ты у меня есть!»

Потихоньку подкатила осень, Главный с женой уехали в санаторий. Алька скучала, грустила, ждала.

Таня тоже скучала и грустила. Митя оказался стойким и на примирение не шел. Но оба эти чувства, одинаковые, казалось бы, оказывается, бывают разными. И Алькина грусть была совсем не похожа на Танину.

На премьеру нового фильма они пошли вместе и возвращались домой уже не одни, а в сопровождении двух кинодеятелей. Марк был оператором, и Таня сразу шепнула Альке, что он ничего, и она не против закрутить с ним роман. Виктор достался Альке, он тоже работал на этом фильме, только звукорежиссером. Он предложил девочкам заехать к нему, отметить знакомство.

Ну а дальше все, как бывает всегда и у всех в молодости. Немного вина, конфеты, музыка, поцелуи. Квартира была большой, Таня с Марком довольно скоро удалились в дальнюю комнату. Алька засобиралась домой, Виктор не стал ее задерживать и пошел провожать. Они очень долго сидели на лавочке возле Алькиного дома, болтая обо всем на свете, и Альке было очень хорошо и спокойно. Правда, ток высокого напряжения в этот раз по нервам не шел, даже в тот момент, когда Виктор обнял и долго целовал ее перед тем, как отпустить.