Борис Слуцкий - Собрание сочинений. Т. 2. Стихотворения 1961–1972 Страница 32

«Черта под чертою. Пропала оседлость…»

Черта под чертою. Пропала оседлость:шальное богатство, веселая бедность.Пропало. Откочевало туда,где призрачно счастье, фантомна беда.Селедочка — слава и гордость стола,селедочка в Лету давно уплыла.

Он вылетел в трубы освенцимских топок,мир скатерти белой в субботу и стопок.Он — черный. Он — жирный. Он — сладостный дым.А я его помню еще молодым.А я его помню в обновах, шелках,шуршащих, хрустящих, шумящих, как буря,и в будни, когда он сидел в дураках,стянув пояса или брови нахмуря.Селедочка — слава и гордость стола,селедочка в Лету давно уплыла.

Планета! Хорошая или плохая,не знаю. Ее не хвалю и не хаю.Я знаю немного. Я знаю одно:планета сгорела до пепла давно.Сгорели меламеды в драных пальто.Их нечто оборотилось в ничто.Сгорели партийцы, сгорели путейцы,пропойцы, паршивцы, десница и шуйца,сгорели, утопли в потоках летейских,исчезли, как семьи Мстиславских и Шуйских.Селедочка — слава и гордость стола,селедочка в Лету давно уплыла.

СЛУЧАЙ

Торопливо взглядывая на небо,жизнь мы не продумывали наново:облака так облака.Слишком путь-дорога далека.

Поглядим — и вновь глаза опустим,пожуем коротенький смешоки ремень какой-нибудь отпустим:слишком врезался в плечо мешок.

Небо — было. Это, в общем, помнили.Знали! И не приняли в расчет.Чувствовали. Все-таки не поняли.Нечет предпочли ему и чет.

Где-то между звездами и нами,где-то между тучами и снамислучай плыл и лично все решали собственноручно совершал.

«Круги на воде…»

Круги на воде:здесь век затонул.Я — круг на воде.

Кольца на пне:год прошел.Я — кольцо на пне.

Круги в глазах:пробил миг.Я кружусь в глазах.

Круги на бумаге:это мишень.Пуля войдет в меня.

«Неча фразы…»

Неча фразыподбирать.Лучше сразупомирать:выдохнутьи не вдохнуть,не вздохнуть, не охнуть,линию свою догнуть,молчаливо сдохнуть.Кончилось твое кино,песенка отпета.Абсолютно все равно,как опишут это.Все, что мог, — совершено,выхлебал всю кашу.Совершенно все равно,как об этом скажут.

ХОРОШАЯ СМЕРТЬ

И при виде василькаи под взглядом василискаговорил, что жизнь — легка,радовался, веселился,улыбался и пылал.Все — с улыбочкой живою.Потерять лицо желалтолько вместе с головою.

И, пойдя ему навстречу,в середине бодрой речи,как жужжанье комара,прервалась его пора,время, что своим считал…Пять секунд он гаснул, глохнул,воздух пальцами хватал —рухнул. Даже и не охнул.

«Как жалко он умирал! Как ужасно…»

Как жалко он умирал! Как ужасно.Как трогательно умирал. Как опаснодля веры в людей, в их гордость и мощь.Как жалобно всех он просил помочь.

А что было делать? Что можно сделать —все было сделано. И он это знал.Прося тем не менее куда-то сбегать,он знал: ни к чему — и что он: умирал.

А мы ему лучших таблеток для снов,а мы ему — лучших пилюль от боли,соломинок, можно сказать, целый сноп,да что там сноп — обширное поле

ему протягивали. Он цеплялся.Его вытягивали из нескольких бездн,а он благодарствовал, он умилялся,вертелся волчком, как мелкий бес.

А я по старой привычке школьной,не отходя и сбившись с ног,в любой ситуации, даже невольной,старался полезный черпнуть урок.

— Не так! С таблетками ли, без таблеток,но только не так, не так, не эдак.

НАЦИОНАЛЬНАЯ ОСОБЕННОСТЬ

Я даже не набрался,когда домой вернулся:такая наша раса —и минусы и плюсы.Я даже не набрался,когда домой добрался,хотя совсем собрался:такая наша раса.

Пока все пили, пили,я думал, думал, думал.Я думал: или-или.Опять загнали в угол.Вот я из части убыл.Вот я до дому прибыл.Опять загнали в угол:с меня какая прибыль?

Какой-то хмырь ледащийсказал о дне грядущем,что путь мой настоящий —в эстраде быть ведущимили в торговле — завом,или в аптеке — замом.Да, в угол был я загнан,но не погиб, не запил.

И вот, за века четвертьв борьбе, в гоньбе, в аврале,меня не взяли черти,как бы они ни брали.Я уцелелЯ одолел.Я — к старости — повеселел.

«Долголетье исправит…»

Долголетье исправитвсе долги лихолетья.И Ахматову славят,кто стегал ее плетью.

Все случится и выйдет,если небо поможет.Долгожитель увидитто, что житель не сможет.

Не для двадцатилетних,не для юных и вздорныхэтот мир, а для древних,для эпохоупорных,

для здоровье блюдущих,некурящих, непьющих,только в ногу идущих,только в урны плюющих.

ХВАЛА ГУЛЛИВЕРУ

Чем хорош Гулливер? Очевидным, общепонятнымповоротом судьбы? Тем, что дал он всемирный пример?Нет, не этим движением, поступательным или попятным,замечателен Гулливер.

Он скорее хорош тем, что, ветром судьбины гонимый,погибая, спасаясь, погибнув и спасшись опять,гнул свое!Что ему там ни ржали гуингнмы,как его бы ни путала лилипутская рать.

Снизу вверх — на гиганта,сверху вниз — на пигмеяглядя,был человеком всегда Гулливер,и от счастья мужая,и от страха немея,предпочел навсегдачеловеческий толькоразмер.

Мы попробовалимикрокосмы и макрокосмы,но куда предпочтительней —опыт гласит и расчет —золотого подсолнечникажелтые космы,что под желтыми космамизолотого же солнцарастет.

ФИЛОСОФИЯ И ЖИЗНЬ

Старики много думают: о жизни, смерти,                                                          болезни, —великие философы, как правило, старики.Между тем естественнее и полезнейпросто стать у реки.

Все то, что в книгах или религиии в жизненном опыте вы ни нашли,уже сформулировали великиеи малые реки нашей земли.

Соотношенье воды и сушимышленью мощный дает толчок.А в книгах это сказано суше,а иногда и просто — молчок.

Береговушек тихие взрывыпод неосторожной ногой,вялые лодки, быстрые рыбыили купальщицы промельк нагой —

все это трогательней и священнеймыслей упорных, священных книги очень годится для обобщений,но хорошо даже без них.

«Екатерининский солдат…»

Екатерининский солдат,он, словно рубль елизаветинский,до блеска он надраен, так,что на ходу звенит и светится.

Звенит суворовским штыком,блестит ружьем своим старинными медью пуговиц. Таковсолдат времен Екатерины.

Екатерининский солдат,не спрашивая у грядущего,идет, куда ему велят,в затылке впереди идущего.

И укрощая варшавян,освобождает он миланца,и прет вперед, толков и рьян,согнувшись под нагрузкой ранца.

Мила мне выправка его,пудовая обидна выкладка.Не пожелаю ничегодругого, только б видеть вылазку

его сквозь Альпы! Прямо вниз!Его прыжок французу на голову!Его, прекрасного и храброго!Примстись, суворовец!Приснись!

ТЕХНАРИ