Владимир Алексеев - Океан. Выпуск второй Страница 32

— Ну, как он там? — нетерпеливо спросил старый почтальон, изнывая от любопытства. Не ради ли этого он прошел десятки других адресов, чуть ли не полдеревни миновал без остановки?

Катя читала письмо чрезвычайно внимательно, каждое слово повторяла едва слышным шепотом, словно проверяла слова на вкус. А они были одно лучше другого. Истосковавшийся по семье Костя стал чуть ли не поэтом.

Излив свою нежность, он перешел к делу. Он писал, что у него отличная работа, пожалуй, не тяжелее, чем в поле, но не такая пыльная: «Все время на свежем океанском воздухе». Эти слова Костя написал несколько раз, стараясь ими подчеркнуть необычность, прелесть своей работы. Далее он сообщил, что качку переносит хорошо; на плавбазе, которая «такая огромная, как Дворец спорта в Минске», даже сильный шторм он просто не замечал. На боте, правда, другое дело, на боте будто на качелях. «Приятно, и только!»

Описывая свой коллектив, Костя особенное внимание уделил старшине Карповичу и его помощнику Сереге. Карпович поразил его душу своим ненаигранным спокойствием и справедливостью, а Серега — своей ученостью. Костя уверял жену, что Серега способен находить путь в море по звездам и по солнцу. С такими начальниками не страшно рыбачить. Единственный, кто из экипажа «семерки» не понравился Косте, это моторист Василий Иванович. Он охарактеризовал его словами «слабый человек».

В конце письма Костя дал Кате обстоятельные указания по хозяйству, главным из которых было — заколоть осенью кабанчика и купить «обормотам сынам» зимнюю одежду, потому что неизвестно, сможет ли он осенью прислать деньги. После крабовой путины, на которой он, конечно, заработает, он решил остаться на сайровую путину, затем на селедку. По сайра была делом не совсем верным, «на сайре бабы хорошо зарабатывают, а мужики не очень». Вот почему хозяйственный Костя упирал на кабанчика.

Волновало Костю там, в безмерной дали от дома, и качество забоя кабанчика. Он считал, что Катя должна пригласить колоть кабанчика дядю Митю, а смолить должен дед Адам, и не с помощью паяльной лампы, а в соломе, чтобы сало получилось сочным, розовым и с мягкой душистой шкурой.

Катя, прочитав это, тут же на будущее пригласила деда Адама, стала оговаривать с ним условия оплаты. Но старика оплата совсем не волновала, его чрезвычайно тронуло, что в морях Костя помнит его искусство опаливать кабанов.

— Милая, да мы могем хоть завтра, без всякого, по-суседски! — заговорил дед Адам, всплескивая руками и вскакивая с табуретки.

Но Катя перебила его, сказав, что дело у нее не спешное, еще успеется, а сейчас ей хотелось бы обсудить с Адамом как с работником почты возможность отослать Косте посылку. Катя начала перечислять, что ей хотелось бы послать из домашней еды, и получалась посылка весом с верный пуд. Дед Адам, более искушенный, чем она, остудил ее пыл, сказав, что посылки на восток дело очень дорогое и, по его мнению, если посылать, то посылать надо не авиапочтой, а медленной железной дорогой. Так дешевле, хотя посылка будет идти очень долго. И, значит, класть в посылку следует то, что не испортится за месяц и за два: чеснока против всех болезней и доброго свежего сала.

Катя нисколько не сомневалась в правоте деда. Обо всем договорившись, она проводила почтальона до калитки и, вернувшись, снова начала перечитывать письмо мужа.

В этот же день получила письмо и Лидочка из Находки. Ей написал Серега, с которым она одно время дружила. Письмо Сереги Лидочку очень обрадовало, она вообще любила получать письма. Взвесив в руке не письмо — целую бандероль, девушка не стала вскрывать его в общежитии, а побежала напрямую через сопку к берегу бухты. Там она знала одно укромное место, где можно было не только читать письма, но и загорать вдали от посторонних глаз.

Был обед, а смена Лидочки на судоремонтном заводе начиналась вечером, так что времени у нее было много.

С сопки Лидочка увидела спокойный, искрящийся на солнце залив Америка, и так ей стало радостно, хорошо, что хотелось расправить руки, словно это крылья, и лететь вниз к морю.

Она хорошо знала, что Серега влюблен в нее, ей это льстило, но не более. Молодой парень казался ей банальным, неинтересным. И вообще она не могла ответить на его любовь и по другим причинам. В ее представлении будущий муж — это бравый, пусть немного с сединой капитан, с которым она встречается между долгими рейсами и раз в два года летает на Черноморское побережье в отпуск. Она должна жить в отдельной квартире с водопроводом и с газом, получать от капитана хотя бы половину его приличной зарплаты, чтобы не каждый день готовить себе обеды на кухне, а иногда ходить в ресторан и не считать там рубли.

Таким образом, только капитан, а не будущий штурман уже прочно разместился в сердце практичной Лидочки. Словом, место для капитана было, не было самого капитана. К сожалению, все капитаны, с которыми удавалось встретиться девушке, были женатыми.

Три дня назад Лидочка познакомилась в клубе моряков с одним удивительно молодым капитаном танкера. Капитан уверил, что ходил заправлять горючим китобоев и по пути назад был в Сингапуре, откуда привез крабовые консервы высшего сорта «Фенси» якобы по пять долларов баночка. Они эти консервы ели у него в номере гостиницы «Восток» и запивали их пивом. Из окна номера чернела, словно наполненная мазутом, бухта Находка, и в ней было множество огней. Среди них светился и танкер ее капитана. Она стала проситься к нему на судно, но он строго сказал, что нельзя. Лидочка распрощалась с капитаном довольно поздно, долго думая перед сном, что, быть может, пришло ее счастье и что она, когда он на ней женится, будет ему хорошим спутником в жизни. А на другой день вечером Лидочку ждало разочарование. Идя к капитану на свидание, около гостиницы она встретила знакомого парня, отпустившего в рейсе бороду. Он был очень красив и необычен с каштановой, чуть вьющейся бородой. И парень начал ей рассказывать, что ходил на танкере в скучный рейс, к берегам Камчатки, где заправляли краболовов. И так слово за слово, затем Лидочка поинтересовалась, не знает ли он, раз он с нефтеналивного, такого капитана, его судно…

— Так то наша «Одесса», — сказал парень, — ей сто лет в субботу. Ходит только в Охотское море, на рыбаков работает. А осенью порежут нашу старуху на металлолом.

И Лидочка не пошла на свидание, ничего больше не спрашивала у знакомого парня, а если бы спросила, то узнала бы, что капитан «Одессы» вовсе не капитан, а судовой врач и не с высшим образованием, а просто фельдшер!

Таким образом, обманщик с «Одессы» невольно помог Сереге. Иначе его письмо вызвало бы у Лидочки гораздо меньший интерес и, возможно, не побежала бы она в заветное место на берег бухты с письмом.

Серега прислал с десяток плохоньких фотографий: он около стропа с крабами, он держит за лапы здоровенного краба, он правит ботом, а на заднем плане — плавбаза, и т. д. Письмо было любопытное. В нем Серега изливал душу, он жаловался девушке и хотел, чтобы она ему посочувствовала. Он писал, что из всех путин самая тяжелая — крабовая, что она чрезвычайно опасная.

Очень недоволен был Серега экипажем «семерки». Одни новички, если не считать его, занудливого моториста и старшины — классного моряка и рыбака, но очень «темного». Старшина, увы, плохо знает даже то, как устроен компас, а потому трясется над ним, каждый раз снимает его с бота и таскает с собой на ночь в каюту. Однако старшина сразу понял, что он, Серега, смыслит в морском деле, и взял своим помощником, доверяет ему полностью. Когда они уходят далеко от плавбазы, на 15—20 миль, то старшина обычно полагается на помощника, особенно в туман или когда штормит, зная, что Серега приведет бот точно по курсу к сетям и назад к базе.

Подробно Серега описал мотобот — суденышко, которое меньше спасательной шлюпки, с низкими бортами. «От борта до воды 20—30 сантиметров, представляешь? Леера вдоль бортов — кусок туго натянутой сети, на корме — будчонка на одного человека, в ней сидит Василий Иванович. Трюмы — два метра на два и чуть более метра глубиной, на носу — лебедка. В общем, Лидка, жидкое сооружение наш бот, но мореходное и плавучее, как пробка».

Лидочка на берегу бухты Находка искренне пожалела непутевого мальчишку, даже всплакнула и твердо решила писать ему хоть раз в месяц, чтобы он там не чувствовал себя одиноким…

СЕРЕДИНА ДНЯ. ОХОТСКОЕ МОРЕ

Валерий Иванович наблюдал за началом шторма с жадным восхищением. Он видел, как пепельной стала вода и как все тусклее светило солнце, а затем и вовсе исчезло то ли в низких, загустевших тучах, то ли во мгле из пыли, собранной циклоном над Камчаткой. Потом подул порывистый ветер. Усилился накат. Водяные валы росли на глазах, их уже чувствовала плавбаза, давая ощутимый крен то на один борт, то на другой. Вдали показались мачты приближающихся к базе траулеров. Капитан велел им подойти поближе.