Владимир Высоцкий - Лирика Страница 33

1976

Про глупцов

Этот шум – не начало конца,Не повторная гибель Помпеи —Спор вели три великих глупца:Кто из них, из великих, глупее.

Первый выл: «Я физически глуп, —Руки вздел, словно вылез на клирос. —У меня даже мудрости зуб,Невзирая на возраст, не вырос!»

Но не приняли это в расчет —Даже умному эдак негоже:«Ах, подумаешь, зуб не растет!Так другое растет – ну и что же?..»

К синяку прижимая пятак,Встрял второй: «По́лно вам, загалдели!Я – способен все видеть не так,Как оно существует на деле!»

«Эх, нашел чем хвалиться, простак, —Недостатком всего поколенья!..И к тому же все видеть не так —Доказательство слабого зренья!»

Третий был непреклонен и груб,Рвал лицо на себе, лез из платья:«Я – единственный подлинно глуп, —Ни про что не имею понятья».

Долго спорили – дни, месяца, —Но у всех аргументы убоги…И пошли три великих глупцаГлупым шагом по глупой дороге.

Вот и берег – дороге конец.Откатив на обочину бочку,В ней сидел величайший мудрец, —Мудрецам хорошо в одиночку.

Молвил он подступившим к нему:Дескать, знаю – зачем, кто такие, —Одного только я не пойму —Для чего это вам, дорогие!

Или, может, вам нечего есть,Или – мало друг дружку побили?Не кажитесь глупее, чем есть, —Оставайтесь такими, как были.

Сто́ит только не спорить о том,Кто главней, – уживетесь отлично, —Покуражьтесь еще, а потом —Так и быть – приходите вторично!..

Он залез в свою бочку с торца —Жутко умный, седой и лохматый…И ушли три великих глупца —Глупый, глупенький и глуповатый.

Удаляясь, ворчали в сердцах:«Стар мудрец – никакого сомненья!Мир стоит на великих глупцах, —Зря не выказал старый почтенья!»

Потревожат вторично его —Темной ночью попросят: «Вылазьте!»Все бы это еще ничего,Но глупцы – состояли при власти…

И у сказки бывает конец:Больше нет на обочине бочки —В «одиночку» отправлен мудрец.Хорошо ли ему в «одиночке»?

1977

Притча о Правде и Лжи

Булату Окуджаве

Нежная Правда в красивых одеждах ходила,Принарядившись для сирых, блаженных, калек, —Грубая Ложь эту Правду к себе заманила:Мол, оставайся-ка ты у меня на ночлег.

И легковерная Правда спокойно уснула,Слюни пустила и разулыбалась во сне, —Грубая Ложь на себя одеяло стянула,В Правду впилась – и осталась довольна вполне.

И поднялась, и скроила ей рожу бульдожью:Баба как баба, и что ее ради радеть?! —Разницы нет никакой между Правдой и Ложью, —Если, конечно, и ту, и другую раздеть.

Выплела ловко из кос золотистые лентыИ прихватила одежды, примерив на глаз;Деньги взяла, и часы, и еще документы, —Сплюнула, грязно ругнулась – и вон подалась.

Только к утру обнаружила Правда пропажу —И подивилась, себя оглядев делово:Кто-то уже, раздобыв где-то черную сажу,Вымазал чистую Правду, а так – ничего.

Правда смеялась, когда в нее камни бросали:«Ложь это все, и на Лжи одеянье мое…»Двое блаженных калек протокол составлялиИ обзывали дурными словами ее.

Стервой ругали ее, и похуже чем стервой,Мазали глиной, спустили дворового пса…«Духу чтоб не было, – на километр сто первыйВыселить, выслать за двадцать четыре часа!»

Тот протокол заключался обидной тирадой(Кстати, навесили Правде чужие дела):Дескать, какая-то мразь называется Правдой,Ну а сама – пропилась, проспалась догола.

Чистая Правда божилась, клялась и рыдала,Долго скиталась, болела, нуждалась в деньгах, —Грязная Ложь чистокровную лошадь украла —И ускакала на длинных и тонких ногах.

Некий чудак и поныне за Правду воюет, —Правда, в речах его правды – на ломаный грош:«Чистая Правда со временем восторжествует!..»Если проделает то же, что явная Ложь!

Часто, разлив по сту семьдесят граммов на брата,Даже не знаешь, куда на ночлег попадешь.Могут раздеть, – это чистая правда, ребята, —Глядь – а штаны твои носит коварная Ложь.Глядь – на часы твои смотрит коварная Ложь.Глядь – а конем твоим правит коварная Ложь.

1977

Письмо в редакцию телевизионной передачи «Очевидное – невероятное» из сумасшедшего дома – с Канатчиковой дачи

Дорогая передача!Во субботу, чуть не плача,Вся Канатчикова дачаК телевизору рвалась, —Вместо чтоб поесть, помыться,Уколоться и забыться,Вся безумная больницаУ экрана собралась.

Говорил, ломая руки,Краснобай и баламутПро бессилие наукиПеред тайною Бермуд, —Все мозги разбил на части,Все извилины заплел —И канатчиковы властиКолют нам второй укол.

Уважаемый редактор!Может, лучше – про реактор?Про любимый лунный трактор?!Ведь нельзя же! – год подряд:То тарелками пугают —Дескать, подлые, летают;То у вас собаки лают,То руины – говорят!

Мы кой в чем поднаторели:Мы тарелки бьем весь год —Мы на них собаку съели, —Если повар нам не врет.А медикаментов груды —В унитаз, кто не дурак.Это жизнь! И вдруг – Бермуды!Вот те раз! Нельзя же так!

Мы не сделали скандала —Нам вождя недоставало:Настоящих буйных мало —Вот и нету вожаков.Но на происки и бредниСети есть у нас и бредни —Не испортят нам обедниЗлые происки врагов!

Это их худые чертиБермутят воду во пруду,Это все придумал ЧерчилльВ восемнадцатом году!Мы про взрывы, про пожарыСочиняли ноту ТАСС…Тут примчались санитары —Зафиксировали нас.

Тех, кто был особо боек,Прикрутили к спинкам коек —Бился в пене параноикКак ведьмак на шабаше́:«Развяжите полотенцы,Иноверы, изуверцы!Нам бермуторно на сердцеИ бермутно на душе!»

Сорок душ посменно воют —Раскалились добела, —Во как сильно беспокоютТреугольные дела!Все почти с ума свихнулись —Даже кто безумен был, —И тогда главврач МаргулисТелевизор запретил.

Вон он, змей, в окне маячит —За спиною штепсель прячет, —Подал знак кому-то – значит,Фельдшер вырвет провода.Нам осталось уколоться —И упасть на дно колодца,И пропасть на дне колодца,Как в Бермудах, навсегда.

Ну а завтра спросят дети,Навещая нас с утра:«Папы, что сказали этиКандидаты в доктора?»Мы откроем нашим чадамПравду – им не все равно:«Удивительное рядом —Но оно запрещено!»

Вон дантист-надомник Рудик —У него приемник «Грундиг», —Он его ночами крутит —Ловит, контра, ФРГ.Он там был купцом по шмуткам —И подвинулся рассудком, —К нам попал в волненье жуткомС номерочком на ноге.

Прибежал, взволнован крайне, —Сообщеньем нас потряс,Будто – наш научный лайнерВ треугольнике погряз:Сгинул, топливо истратив,Весь распался на куски, —Двух безумных наших братьевПодобрали рыбаки.

Те, кто выжил в катаклизме,Пребывают в пессимизме, —Их вчера в стеклянной призмеК нам в больницу привезли —И один из них, механик,Рассказал, сбежав от нянек,Что Бермудский многогранник —Незакрытый пуп Земли.

«Что там было? Как ты спасся?» —Каждый лез и приставал, —Но механик только тряссяИ чинарики стрелял.Он то плакал, то смеялся,То щетинился, как еж, —Он над нами издевался, —Сумасшедший – что возьмешь!

Взвился бывший алкоголик,Матерщинник и крамольник:«Надо выпить треугольник!На троих его! Даешь!»Разошелся – так и сыпет:«Треугольник будет выпит! —Будь он параллелепипед,Будь он круг, едрена вошь!»

Больно бьют по нашим душам«Голоса» за тыщи́ миль, —Зря «Америку» не глушим,Зря не давим «Израи́ль»:Всей своей враждебной сутьюПодрывают и вредят —Кормят, поят нас бермутьюПро таинственный квадрат!

Лектора́ из передачи!Те, кто так или иначеГоворят про неудачиИ нервируют народ!Нас берите, обреченных, —Треугольник вас, ученых,Превратит в умалишенных,Ну а нас – наоборот.

Пусть – безумная идея, —Не решайте сгоряча.Отвечайте нам скорееЧерез доку главврача!С уваженьем… Дата. Подпись,Отвечайте нам – а то,Если вы не отзоветесь,Мы напишем… в «Спортлото»!

1977

«Мне судьба – до последней черты, до креста…»

Мне судьба – до последней черты, до крестаСпорить до хрипоты (а за ней – немота),Убеждать и доказывать с пеной у рта,Что – не то это вовсе, не тот и не та!

Что – лабазники врут про ошибки Христа,Что – пока еще в грунт не влежалась плита, —Триста лет под татарами – жизнь еще та:Маета трехсотлетняя и нищета.Но под властью татар жил Иван Калита,И уж был не один, кто один против ста.<Пот> намерений добрых и бунтов тщета,Пугачевщина, кровь и опять – нищета…Пусть не враз, пусть сперва не поймут ни черта, —Повторю даже в образе злого шута, —Но не стоит предмет, да и тема не та, —Суета всех сует – все равно суета.

Только чашу испить – не успеть на бегу,Даже если разлить – все равно не смогу;Или выплеснуть в наглую рожу врагу —Не ломаюсь, не лгу – все равно не могу!На вертящемся гладком и скользком кругуРавновесье держу, изгибаюсь в дугу!Что же с чашею делать?! Разбить – не могу!Потерплю – и достойного подстерегу:Передам – и не надо держаться в кругуИ в кромешную тьму, и в неясную згу, —Другу передоверивши чашу, сбегу!Смог ли он ее выпить – узнать не смогу.Я с сошедшими с круга пасусь на лугу,Я о чаше невыпитой здесь ни гугу —Никому не скажу, при себе сберегу, —А сказать – и затопчут меня на лугу.

Я до рвоты, ребята, за вас хлопочу!Может, кто-то когда-то поставит свечуМне за голый мой нерв, на котором кричу,И веселый манер, на котором шучу…Даже если сулят золотую парчуИли порчу грозят напустить – не хочу, —На ослабленном нерве я не зазвучу —Я уж свой подтяну, подновлю, подвинчу!Лучше я загуляю, запью, заторчу,Все, что ночью кропаю, – в чаду растопчу,Лучше голову песне своей откручу, —Но не буду скользить, словно пыль, по лучу!…Если все-таки чашу испить мне судьба,Если музыка с песней не слишком груба,Если вдруг докажу, даже с пеной у рта, —Я умру и скажу, что не все суета!

1978