Овидий - Наука любви (сборник) Страница 34

Арахна

К повествованьям таким Тритония слух преклонила,Песни сестер Аонид одобряла и гнев справедливый.«Мало хвалить, – подумалось ей, – и нас да похвалят!Без наказанья презреть не позволим божественность нашу».В мысли пришла ей судьба меонийки Арахны. БогиняСлышала, что уступить ей славы в прядильном искусствеТа не хотела. Была ж знаменита не местом, не родом —Только искусством своим. Родитель ее колофонецИдмон напитывал шерсть фокейской пурпурною краской.Мать же ее умерла, – а была из простого народа,Ровня отцу ее. Дочь, однако, по градам лидийскимСлавное имя себе прилежаньем стяжала, хоть тоже,В доме ничтожном родясь, обитала в ничтожных Гипепах.Чтобы самим увидать ее труд удивительный, частоНимфы сходилися к ней из родных виноградников Тмола,Нимфы сходилися к ней от волн Пактола родного.Любо рассматривать им не только готовые ткани, —Самое деланье их: такова была прелесть искусства!Как она грубую шерсть поначалу в клубки собирала,Или же пальцами шерсть разминала, работала долго,И становилась пышна, наподобие облака, волна;Как она пальцем большим крутила свое веретенце,Как рисовала иглой! – видна ученица Паллады.Та отпирается, ей и такой наставницы стыдно.«Пусть поспорит со мной! Проиграю – отдам что угодно».Облик старухи приняв, виски посребрив сединоюЛожной, Паллада берет, – в поддержку слабого тела, —Посох и говорит ей: «Не все преклонного возраста свойстваСледует нам отвергать: с годами является опыт.Не отвергай мой совет. Ты в том домогаешься славы,Что обрабатывать шерсть всех лучше умеешь из смертных.Перед богиней склонись и за то, что сказала, прощенья,Дерзкая, слезно моли. Простит она, если попросишь».Искоса глянула та, оставляет начатые нити;Руку едва удержав, раздраженье лицом выражая,Речью Арахна такой ответила скрытой Палладе:«Глупая ты и к тому ж одряхлела от старости долгой!Жить слишком долго – во вред. Подобные речи невесткаСлушает пусть или дочь, – коль дочь у тебя иль невестка.Мне же достанет ума своего. Не подумай, советаЯ твоего не приму, – при своем остаюсь убежденье.Что ж не приходит сама? Избегает зачем состязанья?»

Ей же богиня – «Пришла!» – говорит и, образ старухиСбросив, явила себя. Молодицы-мигдонки и нимфыПали пред ней. Лишь одна не трепещет пред нею Арахна.Все же вскочила, на миг невольным покрылось румянцемДевы лицо и опять побледнело. Так утренний воздухАлым становится вдруг, едва лишь займется Аврора,И чрез мгновение вновь бледнеет при солнца восходе.Не уступает она и желаньем своим безрассуднымГибель готовит себе. А Юпитера дочь, не противясьИ уговоры прервав, отложить состязанья не хочет.И не замедлили: вот по разные стороны стали,Обе на легкий станок для себя натянули основу.Держит основу навой; станок – разделен тростниковымБердом; уток уж продет меж острыми зубьями: пальцыПеребирают его. Проводя между нитей основы,Зубьями берда они прибивают его, ударяя.Обе спешат и, под грудь подпоясав одежду, рукамиДвигают ловко, забыв от старания трудность работы.Ткется пурпурная ткань, которая ведала чаныТирские; тонки у ней, едва различимы оттенки.Так при дожде, от лучей преломленных возникшая, мощнойРадуга аркой встает и пространство небес украшает.Рядом сияют на ней различных тысячи красок,Самый же их переход ускользает от взора людского.Так же сливаются здесь, – хоть крайние цветом отличны.Вот вплетаются в ткань и тягучего золота нити,И стародавних времен по ткани выводится повесть.Марсов Тритония холм на Кекроповой крепости нитьюИзображает и спор, как этой земле нарекаться.Вот и двенадцать богов с Юпитером посерединеВ креслах высоких сидят, в величавом покое. ЛюбогоМожно по виду признать. Юпитера царственен образ.Бога морей явила она, как длинным трезубцемОн ударяет скалу, и уж льется из каменной раныТок водяной: этим даром хотел он город присвоить.Тут же являет себя – со щитом и копьем заостренным;Шлем покрывает главу; эгида ей грудь защищает.Изображает она, как из почвы, копьем прободенной,Был извлечен урожай плодоносной сребристой оливы.Боги дивятся труду. Окончанье работы – победа.

А чтоб могла увидать на примере соперница славы,Что за награду должна ожидать за безумную дерзость, —По четырем сторонам – состязанья явила четыре,Дивных по краскам своим, и фигуры людей поместила.Были в одном из углов фракийцы Гем и Родопа,Снежные горы теперь, а некогда смертные люди, —Прозвища вечных богов они оба рискнули присвоить.Выткан с другой стороны был матери жалких пигмеевЖребий: Юнона, ее победив в состязанье, судилаСделаться ей журавлем и войну со своими затеять.Выткала также она Антигону, дерзнувшую споритьС вышней Юноной самой, – Антигону царица ЮнонаСделала птицей; не впрок для нее Илион оказалсяС Лаомедонтом отцом, и пришлось в оперении беломАисту – ей – восхищаться собой и постукивать клювом.Угол оставшийся был сиротеющим занят Киниром.Храма ступени обняв, – родных дочерей своих члены! —Этот на камне лежит и как будто слезами исходит.Ткани края обвела миротворной богиня оливой:Как подобало ей, труд своею закончила ветвью.А меонийки узор – Европа с быком, обманувшимНимфу: сочтешь настоящим быка, настоящим и море!Видно, как смотрит она на берег, покинутый ею,Как она кличет подруг, как волн боится коснуться,Вдруг подступающих к ней, и робко ступни поджимает.Выткала, как у орла в когтях Астерия бьется;Выткала Леду она под крылом лебединым лежащей.Изобразила еще, как, обличьем прикрывшись сатира,Парным Юпитер плодом Никтеиды утробу наполнил;Амфитрионом явясь, как тобой овладел он, Алкмена;Как он Данаю дождем золотым, Асопиду – огнями,Как Деоиду змеей обманул, пастухом – Мнемозину.Изобразила, как ты, о Нептун, в быка превратившись,Деву Эолову взял, как, вид приняв Энипея,Двух Алоидов родил, как баран – обманул Бизальтиду.Кроткая Матерь сама, с золотыми власами из злаков,Знала тебя как коня; змеевласая матерь ПегасаПтицею знала тебя, дельфином знала Меланта;Всем надлежащий им вид придала, и местности тоже.

Изображен ею Феб в деревенском обличии; вытканС перьями ястреба он и с гривою льва; показала,Как он, явясь пастухом, обманул Макарееву Иссу;Как Эригону провел виноградом обманчивым Либер,И как Сатурн – жеребец – породил кентавра Хирона.Край же ткани ее, каймой окружавшийся узкой,Приукрашали цветы, с плющом сплетенные цепким.И ни Паллада сама не могла опорочить, ни завистьДела ее. Но успех оскорбил белокурую Деву:Изорвала она ткань – обличенье пороков небесных!Бывшим в руках у нее челноком из киторского букаТрижды, четырежды в лоб поразила Арахну. НесчастьяБедная снесть не могла и петлей отважно сдавилаГорло. Но, сжалясь, ее извлекла из веревки Паллада,Молвив: «Живи! Но и впредь – виси, негодяйка! ВозмездьеТо же падет, – чтобы ты беспокоилась и о грядущем, —И на потомство твое, на внуков твоих отдаленных».И, удаляясь, ее окропила Гекатиных зелийСоком, и в этот же миг, обрызганы снадобьем страшным,Волосы слезли ее, исчезли ноздри и уши,Стала мала голова, и сделалось крохотным тело.Нет уже ног, – по бокам топорщатся тонкие ножки;Все остальное – живот. Из него тем не менее тянетНитку Арахна – паук продолжает плести паутину.Лидия в трепете вся. О случившемся слух по фригийскимГрадам идет, и широко молва разливается всюду.

Марсий

Только один рассказал, как ликийского племени людиЖизнь скончали, другой о Сатире припомнил, который,Сыном Латоны в игре побежден на Палладиной флейте,Был им наказан. «За что с меня ты меня же сдираешь?» —Молвит. «Эх, правда, – кричит, – не стоило с флейтою знаться!»Так он взывал, но уж с рук и с плеч его содрана кожа.Раною стал он сплошной. Кровь льется по телу струями,Мышцы открыты, видны; без всяких покровов трепещутЖилы, биясь; сосчитать нутряные все части возможно,И обнажились в груди перепонок прозрачные пленки.Пролили слезы о нем деревенские жители, фавны —Боги лесов, – и Олимп, знаменитый уже, и сатиры —Братья, и нимфы, и все, кто тогда по соседним нагорьямПас руноносных овец иль скотины стада круторогой,Залили вовсе его, а земля увлажненная слезыТотчас в себя вобрала и впитала в глубинные жилы;В воды потом превратив, на вольный их вывела воздух.Вот он, в крутых берегах устремляясь к жадному морю,Марсия имя хранит, из фригийских потоков светлейший.

Прокна и Филомела