Леонид Латынин - Праздный дневник Страница 34

Послесловие

Накопилось причин и примет,Еле видимых, вдруг, оговорок.Подари мне однажды ответ,Что известен по имени морок.

Да, вот так, наобум, наугад.Или лучше – протяжно и тонко.Я оставлю родной зоосад,В роли зверя и в роли ребенка.

И уйду в твою жаркую глушь,В твои дебри безбожного быта,Где я – стражник, невольник и мужУ разбитого жизнью корыта.

И взахлеб, и вразрез ничемуВылью всю свою пьяную душу,Чтобы жить в навечернем дому,Обнимающем небо и сушу.

Уныло снег не падает, а тает,Не долетая даже до руки.И то ли смерть не высоко витает,Желанью заблужденья вопреки.

А может, сад, разрезанный на доли,Как хлебы на неубранном столе,Ни бел, ни черен в неживой юдоли,Как должно саду в зиму на земле.

А может, я, отпив не полно меру,Поставил чашу плавно на сукноИ глажу надоевшую химеру,Когда-то залетевшую в окно.

Помилуй мя, и Боже и не боже,Дай осенить прошедшее крестом.Как все на все бессмысленно похожеВ пространстве мира, древнем и простом.

Ты была неосторожна,Неразборчива, добра,И, наверное, безбожнаС полуночи до утра.

Ты лепила боль и страхиИз забот и суеты,Плавно плавали рубахи,Где, дрожа, ступала ты…

Где мои слова и светы?Только тьма со всех сторон.Да еще у края ЛетыУлыбается Харон.

Да еще дожди над нами,Да еще упругий зонт.И в литой железной рамеЧерно-желтый горизонт.

Наваждение жизни и плача,Что ты мучаешь, душу губя?Все равно мне не должно иначеПринимать безнадежно тебя.

Розов мир из тоски и покоя,Кактус мерзнет в январском снегу.Как вдали замечательна ТрояС деревянным конем на лугу.

Где мне сердце надрезали всуе,Чем заклеили красную плоть?Зелены и укрывисты туи,Что сажал между делом Господь.

Скачет белка, стрекочет сорока,Чай дымит за оконным стеклом.Мы в неволе у тайного срока,Стерегущего нас за углом.

Спи, душа моя родная,Над землей летя,Ни забот, ни бед не зная,Бедное дитя.

Сны смотри, какие были,Их не торопи.И проснись однажды илиСнова дальше спи.Просыпаться смысла мало,В новый сон спеша,Так же горько и усталоСтанет жить душа.

Протяни мне тихо руки,Спящему давно,Под назойливые звукиСтука домино.

Я в бессмертье тебя не возьму.Я оставлю тебя на земле.Что мне делать в неверном дому,Где мне станет «умре и истле»?

Снегири среди снега красны,Горностай и пуглив, и остер.Я до поздней и праздной весныДопалю свой нежаркий костер.

Доварю в нем прилежно уху,Отогрею ладони, дрожа.Я скажу тебе как на духу:Я не верую в веру ножа.

Хорошо, что ты все не поймешь.Хорошо, что уйду не спеша,Что опять пропадет ни за грошНе судьба, а всего лишь душа.

Свет улыбчивый погас,Солнце пепельное встало.Мир текущий не про насИз резины и металла.

Вот он призраком летит,Вот он бьет тебя с размаху.Будит быта аппетит,Что доступен даже праху.

Гонит ветром по воде.Водит по полю в метели.Надоело жить нигде,И не зá что, в самом деле.

И, кромсая сталью плотьИли собственную душу,Обещаю Вам, Господь,Я контракта не нарушу.

Доживу до никогда,Помолюсь ужо потопу,Чтобы вечная водаСмыла Азию в Европу.

Живая жизнь сочится как гранат,И сок течет и переходит в слово.Все сущее убого и не ново —Как вкус шато и в полночь променад.

Так почему я жить опять хочу?И почему волнует даже фраза,В которой мысли примитивней аза,Но свет подобен лунному лучу.

Так почему я верю, как в Христа,И в поздний сон, и в Вербную неделю,И в то, что Бог поцеловал ЕмелюВ смущенный ум, а Женщину – в уста.

А свет тяжел, а ночь полувзошла,А кожа рук и в молоке, и в саже.А за окном в неукротимом ражеСалюта россыпь ярка и пошла.

«Увы, увы мне», – повторяю снова,Вслед за Борисом, жалко и смешно.Не понимая, в сущности, ни словаВ том, что и тёмно, и темнó.

И в чем разгадка их неволиСмириться мудро, как во сне,И пасть, не отвечая, в поле,В быту с историей вдвойне.

А птица кружится высоко,Трава красна и зелена.Какая, в сущности, морокаБратоубойная война.

Конечно, по законам стадаВсе, как и должно на войне.Вот и живешь в посаде ада,С тяжелой пушкой на ремне.

Легкий мех золотой шиншиллы,Перламутр в голубом огне.Вы с улыбкой земной ДалилыНаугад подошли ко мне.

В темном бархате, в стиле леди,Опустив милосердный взгляд,Где гуляли во фраках медведи,Представлявшие стольный град.

Как легки ваши па и зыбки,Осторожны под звуки труб,Как торжественно тень улыбкиЧуть коснулась неполных губ.

Где вы, замки моей Женевы,Где с рассветом не гасла свечаИ лежала рука королевыНевзначай поперек луча?

Чай пролит во время оноНа зеленый с красным снег.В небе кружится ворона,Выбирая свой ночлег.

Справа ночь, и слева тоже,Посреди висит луна.Все мне кажется похожеНа посудину вина.

Терпко, горько, ярко, влажно.И стеклянно, и светло.Все, что больно и продажно,Вон из сердца истекло.

И еще, конечно, кстати,Из откуда в никудаСВЧ, дуга кровати,Крови черная руда.

Какое солнце молодое,Какая плоская земля.И на холме дымится ТрояНа фоне красного кремля.

И те цвета вдали едины,И рознь меж ними не видна.Я выпил обе половины —Суть наваждения до дна.

И эта смесь вины и веры,Со справедливостью внутри,Увы, такие же химеры,Как блоковские фонари.

Неяркий свет на два квадрата.В метели смута и тоска.И что твоя ума палатаПри свете черни Спартака.

Тяни себе из смуты нитиИ не спеши из круга вон.Все повторяется в граните.И жизнь, и смерть, и даже сон.

Ветер грохнул по вымокшей крышеИ затих, отлетя на восток.И луна, проплывавшая выше,Оказалась у сомкнутых ног.

И светила, горела, играла,Нежно дыбила влажное то,Что стекало по лону металлаСквозь небес молодых решето,

По дороге к забытому дому,Меж грозы и начала дождя,Уподоблено плавному грому,Что еще рокотал, уходя.

Позабыв о недолгой истомеНетревожного праздного дня,Где все двигалось, плавилось, кромеМного Вас и немного меня.

Серый ветер дует в очи,Пес зевает в стороне.Середина праздной ночиВ непроснувшейся стране.

Что я здесь, за краем света,В центре выпученной тьмы,В ожиданье сна и лета,Пленник ветреной зимы.

Что я им, живым и спящим,Что я нам, идущим встречь,Безнадежно настоящим,Как сорвавшаяся речь.

Пес пропал, зима иссякла,Свет на краешке ветвей.И извне пустая сакляВсе отчетливо видней.

Не замечаю быта и печали,Не различаю света или тьмы,Но все, что было в мизерном начале,Нам сохранили зрелые умы.

Я не живу средь сущего напрасно,И не знобят ни жар, ни холода.Зима старинна, сумрачна, прекраснаИ так же неизбывно молода.

И снег кружит и тает на ладони,Свет фонаря невзрачен и незряч.Я слышу твой в отцепленном вагонеНевыносимый судорожный плач.

Луна в окне колеблется от ветра.Как стыдно жить, принадлежа толпе.Тебя в Афинах звали бы Деметра,А здесь ты чай разносишь по купе.

То ли ветер зовет и плачет,То ли птица летит и кличет.Ничего это все не значит,Все не в чет и не в нечет, а в вычет.

Я кружу по лесному кругу,Я ищу то врага, то друга,А зачем я врагу и другу,Если оба они вне круга?

Вот и жизнь не дошла до меры,Только верой не обделила.Позади и вокруг – химеры,И с мечом впереди – Далила.

Хорошо, что еще не вечерПод нездешней моей звездою…И на речке, Красивой Мече,Пахнет вереском и резедою.

Я засыпал, отягощенный сном,Я закрывал незащищенно веки.И боль глуша надеждой и вином,Я в смерти жил, как варвары и греки.

И вот теперь, когда вокруг зима,Ни зги, ни дат, ни человека,Вернувшись в ум, а не сойдя с ума,Я ухожу от территорий века.

От темной власти медного гроша,От власти чар, слепящей малолеток,От слова-перевертыша – душа,От всех незавершенных пятилеток.

От диктатуры хама и чумы,Присущих и бумаге, и экрану,От тех, кого на этом свете тьмы…

Кому служить вовек не перестану.

Живя направо и налевоИ безнадежно, и темно,Моя больная королеваОткрыла узкое окно.

И смотрит в небо осторожно,Считая звезды и года.А жизнь темна и не безбожна,И тяжела, и молода.

И, слыша шорохи и звукиВ пространстве ночи неземной,Она протягивает рукиИ обнимается со мной,

Который там – за дальним светом,Как должно – со звездой во лбуИ в детстве купленным билетомВ ее нездешнюю судьбу.

Как светлы эти дольние дали,Как прозрачна лукавая речь.И как профиль тяжел на медали,Кою выпало нынче беречь.

Пальцы голодны в выборе мяса.Губы холодны ближе к зиме.Мы – прошедшего времени раса,Не в своем, а в насущном уме.

Смотрим, веруя, радуясь, плачаИ о чем-то твердя наугад.Ничего, что мы жили иначе,Чем предписывал солнечный ад.

Где-то – игры в разлуку и встречи,И в отсутствие сна и стыда.…Хорошо, что приходят предтечиПрежде, чем мы уйдем в никуда.

Из книги «Дом врат»