Виталий Коржиков - Морской сундучок Страница 36

— Акула!

Один из электриков стал выбирать леску. На крючке, прозрачный от жира и солнца, дёргался молодой акулёнок и пытался схватить электрика за палец.

— Вот это улов, — оценил добычу начальник рации.

— Да выбрось ты его! — сказал Ваня. — На что он мне.

Но тут через борт перелез тонкий, чёрный индиец. Это подошли уже баржи с грузом и грузчиками. И на корму к нам торопился их повар. Он увидел акулу, протянул руки:

— Не надо выбрасывать! Дайте нам. Это очень вкусно!

Электрик стряхнул акулёнка, забросил леску и мгновенно вытащил ещё одного.

Повар достал тесак и стал с размаху рубить акулу на куски и бросать в котёл. И я тоже взял леску. Мне тоже хотелось поймать акулу.

ГОВОРИТ «МОСКВА-РАДИО»

Я насадил на крючок кусок рыбы, опустил его в воду и стал ждать. Но акула не дёргала.

— Насади мяса, — сказал артековец и накрошил ножом баранины.

Я продел крючок в кусок мяса, и алый комок быстро пошёл ко дну. Леска тут же натянулась, дёрнулась в глубине и поехала, разрезая воду.

На крючке отчаянно дёргалась тяжёлая серая рыбина. Я схватил её за жабры. Она выгнулась и больно ударила меня шипом.

— О палубу её, о палубу! — крикнул Коля.

Я шмякнул рыбину, выдернул крючок и снова метнул в воду.

Но клёв кончился. Рядом со мной пританцовывал индийский повар, тянул какую-то непонятную песню. От берега к нам шли баржи с мешками. Опять пахло кунжутом, пылью. На краю неба отражался пустынный песок.

Вдруг леску слегка повело.

— Э-эй! Внимание! — сказал Коля.

Леска ушла под корму. Я отвёл её от винта и стал тянуть.

— Дёргай! — крикнул Коля. — Дёргай!

Я потянул быстрее.

Но тут откуда-то сверху меня окликнул Митя. Я показал: тихо — акула.

Но Митя закричал ещё громче:

— Какая акула?! Скорей в рубку! Москва!

— Что? — переспросил я.

— Москва! — крикнул, волнуясь, Митя. — Москва!

Леска полетела в воду, и я со всех ног бросился в рубку.

Начальник рации поднял вверх палец и повернулся в кресле. Он снял наушники, передал мне и поднёс поближе микрофон. Я затаил дыхание и вжался в кресло.

В наушниках зашептало, зашелестело знакомое: «О мама миа!», раздался чей-то крик: «Вася, больше не пущу!»

И вдруг откуда-то донёсся голос:

— «Старый большевик», «Старый большевик», говорит «Москва-радио», говорит «Москва-радио». Сейчас будете говорить. С кем будете говорить?

Я назвал фамилию, домашний телефон и испугался: а вдруг дома никого нет?! Вот так фокус будет! Но всё равно радостно: я слышу Москву! Голос из Москвы. Через пустыню, через хребты Гиндукуша. Кругом пески, волны, индийские акулы, а я говорю с Москвой.

СКОРО!

Радио зашипело, я не выдержал и закричал:

— Алло! Алло!

— Спокойно, «Старый большевик», — сказала в Москве телефонистка. — Сейчас будете говорить. Говорите…

Я нажал на кнопку приёма, и в трубке тотчас раздалось:

— Алло, алло! Это кто? Папа?

— Конечно, я! Здравствуй!

— Как здоровье? — донеслось из Москвы.

— Здоров! Здоров!

— А что ты сейчас делаешь?

— Акулу ловлю! — крикнул я.

В Москве что-то грохнуло! Наверное, у сына из рук выпала трубка.

— Шутишь! — сказал сын.

— Какие там шуточки! — сказал я.

И в рубку донёсся голос артековца:

— Акула!

В это время в трубке затрещало. Разряд. Наверное, где-нибудь между нами — на Гиндукуше или в Сибири — ударила молния… А потом раздался уже тихий голос:

— Долго ты ещё?

— Так ведь ещё Австралия и Новая Зеландия! — сказал я.

— Ты и так уже полгода плаваешь. И командировка твоя кончилась. Да и судно на Зеландию, говорят, ушло…

— А как же кенгурёнок? — спросил я.

— Приезжай без кенгурёнка, — сказал сын. — Ладно?

— Ладно!

— Скоро?

— Скоро! — сказал я, а сам посмотрел в иллюминатор на пустыню, от которой тянулись баржи с мешками.

Вот загрузят нас через недельку или две, и тронемся в обратный путь. Через Индийский океан, мимо Индии и Цейлона, через Андаманское море и Малаккский пролив. Мимо Тайваня, мимо Филиппин, мимо Японии. А потом из Владивостока через всю Сибирь самолётом в Москву.

Скоро! Очень скоро!

ОБЯЗАТЕЛЬНО ДОЛЖНА БЫТЬ!

Ещё два месяца нас перебрасывало с волны на волну. То Индийский океан устраивал шумные пляски, валил с борта на борт, то во все флейты свистели ветры в Японском море. Наконец подошли мы к японским островам, остановились у вулкана. Сосенки с островов протянули навстречу нам ветви, пахнуло зимой.

Открыл я иллюминатор — полетели в него снежинки. Подставил я ладони. Снежинки-то свои, родные, с севера! Сели на руку одна, другая. Даже в горле защипало. Здравствуйте, милые! Летят снежинки, тают, а всё равно на руки садятся, своего узнают! Впереди родина, Владивосток. Вот и конец плаванию!

Стал я складывать вещи, каюту чистить, хлам выбрасывать. Поднял было осколки от кокосовых орехов, пошёл к трапу. А Валерий Иванович, «Чудеса ботаники», остановил меня:

— Что выбрасываешь? Да ты лучше с собой возьми. Им любой мальчишка обрадуется. Орех-то кокосовый, из Индии.

Положил я осколки в картонный ящик.

А тут заглядывает Иван Савельич.

— Пошли, — говорит, — за бечёвкой в артелку. Вещи увязывать.

Спустились в артелку по трапу, а там уже вся команда. Боцман отматывает бечеву — парусник и летучую рыбу упаковывать. Валерий Иванович — чтобы орехи связывать. Целую рощу домой увозит! Да и мне есть что увезти. Художнику — кисти, другу — монеты…

Вернулся я в каюту, открыл чемодан, а сверху — ещё чашка из Сан-Франциско, по которому мы всей командой ходили. Рядом лежит слон из Кочина. Стоят японские куклы — вон сколько проплыли! А под ними маленькая книжица — пропуск в Диснейленд.

Уложил я всё, связал. И кружку, и слона, и кисти. Всё потихоньку вспомнил. И так получилось: и Индия, и Япония, и Америка — всё одной морской верёвочкой связано.

Только вот жаль, что Австралия и Новая Зеландия не увязались. А хотелось бы мне кенгурёнка покачать на ладони.

Но тут зашёл в каюту Веня, подбросил на ладони монету и протягивает мне.

— Б-бери, — говорит, — сыну отдашь! М-монета-то с к-кенг-гуру.

Положил я её рядом с сувенирами.

Стали мы подходить к Владивостоку; поднимаемся на цыпочки, в сопки вглядываемся, а навстречу идут суда. Мы — туда, а они — оттуда. Смотрю я и думаю: «Куда это они? Может, в Австралию, может, в Японию?» Тут я, как наши ребята в Бомбее, позавидовал: «А что, неплохо бы опять с ними в дальние страны!»

Подумал и рассмеялся: «А может, и ничего, что я пока не побывал ни в Австралии, ни в Новой Зеландии? Есть ещё куда плыть!»

Правильно сказал когда-то мне капитан: «У каждого впереди должна быть своя Новая Зеландия».

А что? Верно!

Обязательно должна быть.

Впереди.

1974 — 1975 гг.