Борис Пастернак - Свеча горела (сборник) Страница 39

«Будущее! Облака встрепанный бок!..»

Будущее! Облака встрепанный бок!Шапка седая! Гроза молодая!Райское яблоко года, когда яБуду как бог.

Я уже пе́режил это. Я предал.Я это знаю. Я это отведал.Зоркое лето. Безоблачный зной.Жаркие папоротники. Ни звука.Муха не сядет. И зверь не сягнет.Птица не по́рхнет – палящее лето.Лист не шело́хнет – и пальмы стеной.Папоротники и пальмы, и этоДерево. Это, корзиной ранета,Раненной тенью вонзенное в зной,Дерево девы и древо запрета.Это, и пальмы стеною, и «Ну-ка,Что там, была не была, подойду-ка…»Пальмы стеною и кто-то иной,Кто-то как сила, и жажда, и мука,Кто-то как хохот и холод сквозной –По́ лбу и в волосы всей пятерней, –И утюгом по лужайке – гадюка.Синие линии пиний. Ни звука.Папоротники и пальмы стеной.

«Все наклоненья и залоги…»

Все наклоненья и залогиИзжеваны до одного.Хватить бы соды от изжоги!Так вот итог твой, мастерство?

На днях я вышел книгой в Праге.Она меня перенеслаВ те дни, когда с заказом на домОт зарев, догоравших рядом,Я верил на слово бумаге,Облитой лампой ремесла.

Бывало, снег несет вкрутую,Что только в голову придет.Я сумраком его грунтуюСвой дом, и холст, и обиход.

Всю зиму пишет он этюды,И у прохожих на видуЯ их переношу оттуда,Таю, копирую, краду.

Казалось, альфой и омегой –Мы с жизнью на один покрой;И круглый год, в снегу, без снега,Она жила, как alter ego[15],И я назвал ее сестрой.

Землею был так полон взор мой,Что зацветал, как курослеп,С сурепкой мелкой неврасцеп,И пил корнями жженый, черныйЦикорный сок густого дерна,И только это было формой,И это – лепкою судеб.

Как вдруг – издание из Праги.Как будто реки и оврагиЗадумали на полчасаНаведаться из грек в варяги,В свои былые адреса.

С тех пор все изменилось в корне.Мир стал невиданно широк.Так революции ль порок,Что я, с годами все покорней,Твержу, не знаю чей, урок?

Откуда это? Что за притча,Что пепел рухнувших планетРодит скрипичные капричьо?Талантов много, духу нет.

«Поэт, не принимай на веру…»

Поэт, не принимай на веруПримеров Дантов и Торкват.Искусство – дерзость глазомера,Влеченье, сила и захват.

Тебя пилили на поленьяВ года, когда в огне невзгод,В золе народонаселеньяОплавилось ядро: народ.

Он для тебя вода и воздух,Он – прежний лютик луговой,Копной черемух белогроздыхДо облак взмывший головой.

Не выставляй ему отметок.Растроганности грош цена.Грозой пади в объятья веток,Дождем обдай его до дна.

Не умиляйся, – не подтянем.Сгинь без вести, вернись без сил,И по репьям и по плутаньямПоймем, кого ты посетил.

Твое творение не орден:Награды назначает власть.А ты – тоски пеньковый гордень,Паренья парусная снасть.

Лето

Босой по угольям иду.Как печку изразцами,Зной полдня выложил грядуЛитыми огурцами.

Жары безоблачной лубокНе выдавал нигде нас.Я и сегодня в солнцепекДо пояса разденусь.

Ступая пыльной лебедойИ выполотой мятой,Ручьями пота, как водой,Я оболью лопату.

Как глину, солнце обожжетМеня по самый пояс,И я глазурью, стерши пот,Горшечною покроюсь.

Я подымусь в свой мезонин,И ночь в оконной рамеМеня наполнит, как кувшин,Водою и цветами.

Она отмоет верхний слойС похолодевших стенокИ даст какой-нибудь однойИз местных уроженок.

Наш отдых будет как набег.Весь день царил порядок,А ночью спящий человек –Собрание загадок.

Во сне, как к крышке сундукаИ ящику комода,Протянута его рукаК ночному небосводу.

Город

Когда с колодца лед не сколотИ в проруби не весь пробит,Как тянет в город в этот холод,И лихорадит, и знобит.

Из чащи к дому нет прохода:Кругом сугробы, смерть и сон.Зима в лесу – не время года,А гибель и конец времен.

А между тем, пока мы хнычемИ тащим хворост для жилья,Гордится город безразличьемК несовершенствам бытия.

Он создал тысячи диковинИ может не бояться стуж.Он с ног до головы духовенМильоном в нем живущих душ.

На то он родина ремесел,Чтоб не робеть стихий. Он ихЗа тридевять земель отбросилУсильями мастеровых.

Он – воздух будущих зимовийИ наготове к ним ко всем.Он с самого средневековьяПриют учений и систем.

Когда надменно, руки фертом,В снега он смотрит свысока,Он роще кажется бессмертным:Здесь ель да шишки, там – века.

И разве он и впрямь не вечен,Когда зимой, с разбега вдаль,Он всем скрещеньем поперечинВонзает в запад магистраль?

Присяга

Толпой облеплены ограды,В ушах печатный шаг с утра,Трещат пропеллеры парада,Орут упорно рупора.

Три дня проходят как в угаре,В гостях, в театре, у витрин,На выставке, на тротуаре,Три дня сливаются в один.

Все умолкает на четвертый.Никто не открывает рта.В окрестностях аэропортаУсталость, отдых, глухота.

Наутро отпускным курсантомПолкомнаты заслонено.В рубашке с первомайским бантомОн свешивается в окно.

Все существо его во властиНадвинувшейся новизны,Коротким сном огня и счастьяВсе чувства преображены.

С души дремавшей снят наглазник.Он за ночь вырос раза в два.К его годам прибавлен праздник.Он отстоит свои права.

На дне дворового колодцаОттаивает снега пласт.Сейчас он в комнату вернетсяК той, за кого он жизнь отдаст.

Он смотрит вниз на эти комья.Светает. Тушат фонари.Все ежится, как он, в истоме,Просвечивая изнутри.

Русскому гению

Не слушай сплетен о другом.Чурайся старых своден.Ни в чем не меряйся с врагом,Его пример не годен.

Чем громче о тебе галдеж,Тем умолкай надменней.Не довершай чужую ложьПозором объяснений.

Ни с кем соперничества нет.У нас не поединок.Полмиру затмевает светНесметный вихрь песчинок.

Пусть тучи пыли до небес,Ты высишься над прахом.Вся суть твоя – противовесКоричневым рубахам.

Ты взял над всякой спесью верхС того большого часа,Как истуканов ниспровергИ вечностью запасся.

Оставь врагу его болты,И медь, и алюминий.Твоей великой правотыНет у него в помине.

«Грядущее на все изменит взгляд…»

Грядущее на все изменит взгляд,И странностям, на выдумки похожим,Оглядываясь издали назад,Когда-нибудь поверить мы не сможем.

Когда кривляться станет ни к чемуИ даже правда будет позабыта,Я подойду к могильному холмуИ голос подниму в ее защиту.

И я припомню страшную войну,Народу возвратившую оружье,И старое перебирать начну,И городок на Каме обнаружу.

Я с палубы увижу огоньки,И даль в снегу, и отмели под сплавом,И домики на берегу реки,Задумавшейся перед рекоставом.

И в тот же вечер разыщу семьюПод каланчою в каменном подвале,И на зиму свой труд обоснуюВ той комнате, где Вы потом бывали.

Когда же безутешно на двореИ дни всего короче и печальней,На общем выступленьи в ноябреОшанин познакомит нас в читальне…

В. Д. Авдееву

Когда в своих воспоминаньяхЯ к Чистополю подойду,Я вспомню городок в гераняхИ домик с лодками в саду.

Я вспомню отмели под сплавом,И огоньки, и каланчуИ осенью пред рекоставомПеренестись к Вам захочу.

Каким тогда я буду старым!Как мне покажется далекВаш дом, нас обдававший жаром,Как разожженный камелек.

Я вспомню длинный стол и залу,Где в мягких креслах у концаТаланты братьев завершалаУсмешка умного отца.

И дни Авдеевских салонов,Где, лучшие среди живых,Читали Федин и Леонов,Тренев, Асеев, Петровых.

Забудьте наши перегибы,И, чтоб полней загладить грех,Мое живейшее спасибоЗа весь тот год, за нас за всех.

1917–1942