Абуталиб Гафуров - Абуталиб сказал… А записал Расул Гамзатов (сборник) Страница 4

Целый день я проводил в мастерской. С одной стороны – большие мехи, куча древесного угля, кадка с водой для закалки кинжалов. На другой стороне – тиски, напильники, разные молотки и молоточки для придания кинжалам необходимой тонкости.

Умел разводить огонь,Умел раздувать я мех,Но если делал не так,Били меня при всех.

Было мне десять лет,Не хватало силенок мне.Хозяина злые глазаИ сейчас я вижу во сне.

Здесь я понял, почему невесела была мать, провожая меня из дома.

Хозяева искали в дальних селениях приметливых, здоровых и бойких детей, обманывали уговорами и ласками их бедняков – родителей, забирали в подмастерья, нагружали их непосильной работой, а потом, выжав все соки, отправляли назад к родителям.

В мастерской я узнал, что такое железо, что такое сталь, как придать им мягкость, гибкость или твердость, как сталь закалить, как ее отпустить. Всему этому я научился за один год, но сам стал похож на весь источившийся точильный камень. Поэтому меня не пустили больше к кинжальщикам, а оставили дома.

Вот какова былаПервая школа моя.Глядя теперь на детей,Радуюсь сердцем я.

Вот для чего старикТянет рассказа нить:Чтоб жизнь свою и моюДети могли сравнить.

Наступила весна, а я оставался дома. Солнце обогрело южные склоны гор, и на них зазеленела трава. Я тоже немного поправился и окреп. Вся наша семья в сборе. Отец чинит хуржин и разговаривает с матерью о необходимости отправиться куда-нибудь на заработки. Мои сестры сидят за обработкой шерсти и тихо беседуют друг с дружкой – они радуются тому, что скоро появятся в горах разные съедобные травы.

В эту весну мы с отцом отправились в село Костек, чтобы приготовлять саман. Мать, как всегда, проводила нас до склона горы.

В Костеке я научился месить саман, а возвратившись оттуда, взял палку и пошел пасти аульских овец.

Разгуливая с баранами по горам, я научился свистеть и все больше совершенствовался в этом деле.

Пасти овец гораздо легче, нежели пасти ослов. Овцы сразу оборачиваются, если свистнешь или крикнешь на них, даже издалека, а тем более бросишь камешком. Ослу же хоть из пушки пали над ухом, он и не шелохнется, пока не подойдешь и не ударишь его палкой по спине.

Я научился высвистывать любимый мотив Магалли. Это был старый чабан. Он пас овцематок на соседней горе. Я его очень любил за то, что он играл на свирели. Магалли и показал мне место, где можно срезать для свирели камыш.

Я пробрался туда по узкому и крутому месту, делая ножом ступеньки, чтобы поставить ногу. Там я срезал камыш для свирели. Мои бараны разбрелись по склону горы. Одни стояли, другие щипали траву, иные лежали. Я стоял, опершись на палку, на высокой горе. Мне были видны все окрестные места. Я играл на свирели.

Звук моей свирели был слышен в ближайших аулах. Ко мне приходили молодые девушки и парни, устраивали под свирель танцы и веселились. Молодежь полюбила меня за то, что я играл на свирели.

Из аулов приходили ко мне молодые люди и приглашали в свои компании, чтобы я им играл, пел и рассказывал что-нибудь интересное.

Хотя богатые родители ругали своих сыновей, наказывали им, чтобы они не общались со мной, не сидели рядом со мной, но чтобы общались с богатыми и сидели рядом с богатыми, все же сыновья богатых родителей приходили и сидели рядом со мной, не исполняя наказ отцов, ибо они были молоды, а молодость любит веселье.

Однажды меня пригласили на свадьбу в соседний аул. Собралось много людей. Молодежь обрадовалась моему приходу, и меня усадили на видном месте. Недалеко от меня сидели муллы. У них были белые руки и белые, чистые лица. Сидели они около самых лучших блюд.

Им не понравилось, что молодежь была довольна и рада моему приходу, что молодежь ждала меня. Они сидели как на иголках. Они привыкли, что все их уважали и чтили. Им трудно было перенести, что есть место, где, кроме них, уважают еще и других, а тем более бедного пастуха.

Распорядитель приказал мне выпить бокал вина и спеть песню. Я выпил и запел:

Придет весна на просторы полей,Зима отпрянет назад.Компанию добрых, веселых людейЯ песней поздравить рад.

Молодежь после этих слов закричала «ура» и зааплодировала мне. Но муллы нахмурились, не кричали, в ладоши не хлопали. Один мулла спросил, сам ли я сочинил эту песню или от кого-нибудь научился?

– Эту песню я узнал от чабана Магалли. Но если захочу, то и сам могу сочинить.

Муллы пошептались по-арабски. Один из них, оказывается, был певец. Ему тоже захотелось спеть, чтобы затмить бедного пастуха. Распорядитель объявил, что сейчас мулла будет петь свою песню.

Пришел на свадьбу пастух,Который пасет овец.Кто слушает песни его,Тот самый последний глупец.

Прежде чем песни петь,Научись за столом сидеть.Чем орла воспевать стихом,Научись кричать петухом.

Молодежь опять закричала и захлопала, захлопал и я. Но мне не понравилось, что мулла пустил в меня стрелу. Я решил ему ответить и запел снова:

Пусть у орлаГрозен полет.Пчела мала,Но приносит мед.

Пусть у орлаГрозен полет.Но от орлаТолько помет.

Молодежь захлопала еще громче, кто-то закричал: «Да здравствует новый певец!» Тогда мулла встал и набросился на меня с кулаками. Парни задержали его и не допустили, чтобы он меня побил. Тогда оба муллы поглядели на свои часы на золотых цепочках и покинули свадьбу.

Распорядитель сказал:

– Муллы только мешают в хороших и веселых компаниях. Без них спокойнее и проще. Пусть себе идут на другую свадьбу.

Все засмеялись и бросились пожимать мне руку, провозглашая новым певцом.

В этот день мне отец сказал:

– Думал, что из тебя получится человек, знающий ремесло. Но, видно, напрасны были мои надежды. Из тебя получился не мастер, а всего лишь певец на свадьбах.

Крыло Джабраила

Пришла весна. На склонах гор, обогретых солнцем, зазеленела трава. Потолок в нашей сакле блестел от сажи и копоти. Черные гроздья сосулек свисали с потолка там и тут. С сосулек капали черные капли. Мои сестры старались найти такое место, где на них не капало бы. Они перебирали и теребили свалявшуюся за зиму шерсть из матраса и весело мечтали:

– Скоро появится в горах нувши[1].

А для меня весна означала, что скоро мы отправимся с отцом куда-нибудь на заработки. И действительно, вскоре отец мне сказал, что завтра пойдем в Костек и наймемся месить саман. Мать проводила нас до противоположного склона. Она бросилась обнимать меня и сказала:

– Да будет дорога удачной! Да будете вы укрыты подолом пророка и крылом Джабраила!

В Темир-Хан-Шуру мы пришли очень поздно. Знакомых там у нас не было. Мы стали искать ночлег. Один хромой человек сжалился над нами и сказал:

– Идите со мной, я пущу вас, переночуете у меня.

У него у самого была одна комната с сырым полом. Тут же находились горн, мехи и разные инструменты, целая гора ведер, ожидающих ремонта. Рядом – солома для постели, прикрытая сверху паласом, и доска, служащая перегородкой между постелью и остальной частью дома. Под потолком, на стенах, всюду висела паутина, такая толстая от дыма и сажи, что годилась бы на веревки. Хромой хозяин посадил нас на старые ведра и стал готовить ужин на горне, раздувая его мехами. После ужина стали укладываться спать. Хозяин достал еще один палас, чтобы было чем укрыться. Края паласа были подогнуты и зашиты, чтобы не поддувало сквозь бахрому. Палас был даже украшен вышивкой. Но пахло от него словно от старого пьяницы. Отец, который был не чувствителен к запахам, и тот сказал, что палас словно облили уксусом. Тем не менее мы все улеглись рядком и накрылись этим паласом. Хозяин, как бы поняв, что палас показался нам грязным, виновато проговорил:

– Укрыться необходимо. А то к утру будет холодно, вы простудитесь.

– Скажите хоть, как звать-то вас, добрый человек? – спросил отец.

– Меня зовут Джабраил.

Тогда я быстро повернулся к отцу и прошептал:

– Утром, когда мать провожала нас, она сказала, чтобы нас укрыло крыло ангела Джабраила. Ее молитва услышана богом. Он исполнил ее просьбу. Вот нам Джабраил, вот нам и крыло Джабраила – этот роскошный палас.

Все засмеялись. Я и сам засмеялся. Но все же второй раз ночевать под таким крылом я бы не хотел.

Рассказ подмастерья о том, почему он три раза в один год наелся досыта

Однажды, после того как мы с отцом кончили месить саман, я бродил по базару в Кумухе. Я остановился около медника, торговавшего своей посудой, и залюбовался его изделиями. Кувшины горели, как солнце, но больше всего меня удивляли разные узоры и линии на них, нанесенные молоточком чеканщика. Я долго стоял около кувшинов, и медник заметил меня.

Оказывается, он нуждался в подмастерье, поэтому ласково и обходительно со мной заговорил. Он расспросил меня, кто я, откуда и чем занимаюсь? Что я умею делать?