Николай Браун - Стихотворения Страница 4

1933

Рождение портрета

Анатолию Яр — Кравченко

В последний раз он осмотрел   подрамник,Он постучал рукой, как браковщик,В натянутое чуть ли не до треска,Певучее, как бубен, полотно.

И он вошел, как в облако, где вещиВ туманной влаге тонут без лица.Он двинулся на них — и уголь свистомБерезовым запел на полотне.

Он уголь тряс, и щупал очертанья,И щурил глаз, и подымал из тьмыУглов, и ромбов, и кругов обломки,И выносил, и в новый сноп вязал.

Он выжал краски плотными холмами,Они сияли косной красотой:Деревья, небо, камни, люди, лица, —Характеры сырьем лежали в них.

И сразу мир заговорил, защелкал,Заполыхал загадкой глаз, и губ,И лба, и рук того, кто истуканом,Захлопнув жизнь, маячил перед ним.

Расставив ноги, нюхом следопытаОзера глаз, холмы бровей и лба,Пустыни щек он обошел, облазилИ за мазком вытягивал мазок.

Еще, еще, пошли, перекликаясь,Цветной ордой и вдоль и поперек,Теряя тон, и злясь, и добываяЧужую жизнь из-под семи замков.

Там где-то детство хлопало в ладоши,За материнский пряталось подол,Играло в рюхи, в отрочество лезло,Вытягивалось, юностью горя.

Там выли страсти голосами бури,Души и дел бежала кривизна,Там наливались мудрости железомТупого лба упрямые бугры.

Он день за днем тянул все новый поиск,И вдруг во сне вскрывал неправотуИных частей, бежал — и мастихиномСдирал уже подсохший кривотолк.

И день за днем располагался хаос,Густел, и цвел, и открывал лицо,Летала кисть — и, наконец, последнийПробег легчайший. И отпрянул он.

И перед ним, на все открытый створки,Гремел квадрат. И это жизнь была.И это все. Осталось только — подпись,Палитры грязь, да тяжесть рук, да грусть.

1933

Тютчев

О рьяный конь, о конь

морской,

С бледно-зеленой гривой!

Куда вы? Стоп! Назад, морские кони!Назад! В конюшню! К Тютчеву! В стихи!Он конюх ваш на первом перегоне,Он вызвал вас из водяной трухи.

Так создают богов. И так играют дети.Он был ребенком, с богом на губах.Он создал вас — и вот уже столетьеПасетесь вы на водяных лугах.

Сто лет вы бьетесь выпрыгнуть из плена,Он обманул вас, темный следопыт!Вы только пыль пучин, слепая пена,И нет ни грив, ни торсов, ни копыт.

Он обманул себя, когда сквозь хаосУйти хотел в «элизиум теней»,И тенью дыма жизнь ему казалась,И тем звала и мучила сильней.

Что проку вам пустую гнать погоню?И я хлещу вас по глазам — назад!В стихи, туда, где спит ваш первый   конюх,Неверный бог и знатный дипломат!

1934

Друзьям

Пылать свечой, как сто свечей!Сгорать костром! А много лиПробьется нас, живых лучей,От мертвых душ, сквозь жуть ночей,К живому сердцу Гоголя?

Идем и тычемся — кроты!Дугой — пророки — горбимся!Жрецы куриной слепоты,Подножной травкой красоты,Поджав копытца, кормимся!

А наша речь? Ее рекаЛежит ленивой сыростью.Она глуха, она дика,Как колокол без языка,А ей в века бы вырасти!

И что нам жаться к берегам,Визжать слепой уключиной?Из ветерка бы — в ураган,Из ручейка бы — в океан,Да с грозами, да с тучами!

Сиять лучом, как сто лучей!Сгореть, но сердце вынести,Но в сонной дикости вещей,Сквозь одиночество ночейВ большое солнце вырасти!

1934

Песня о Лебяжьей канавке

По Лебяжьей по канавке,По небесной синеве,Тихо весла поднимая,Лодка движется к Неве.

Дети с бережка сбегаютПобарахтаться в воде,Дети смотрят и не верят —Нету лебедя нигде!

Опаляя город зноем,Ходит полдень молодой,Сада Летнего прохладаПролетает над водой.

Отсверкали, отгремелиПоля Марсова грома,Этим полем проходилаРеволюция сама.

Годы славные далеко,Зацветают дерева…За Лебяжьей за канавкойОткрывается Нева.

На Лебяжьей на канавкеНету лебедя нигде,Белым лебедем проходитТолько облако в воде.

1935

«Не словами бедными, скупыми…»

Не словами бедными, скупымиГоворить бы нынче о тебе, —Все сказать, назвать, придумать имя,Все, чем стала ты в моей судьбе.

Не словами — облаком плывущим,Еле слышным шелестом ветвей,Свистом ветра, в море снасти рвущим,Воркованьем сизых голубей.

Языком таким, которым в грозыТуча с тучей в небе говорят,Чтобы бились ливни, чтобы слезы,Чтобы дали вздрагивали в лад!

Чтобы все цветы, деревья, травыО тебе сказали: вот весна!Чтоб твоей живительной отравойВся земля была полонена!

Чтобы звезды замерли, внимаяНевозможной песне о тебе,Чтобы мог сказать я: «Дорогая,Вот что значишь ты в моей судьбе!»

1938

«Распрощаемся, разойдемся…»

Распрощаемся, разойдемся,Не в разлуку, а навсегда.Разойдемся — и не вернемся,И не свидимся никогда.

Никогда! Отпылают зори,И леса отшумят листвой.В дальней дали, как чайка в море,Затеряется голос твой,

Затеряется облик милый,Не дотянешься, не дойдешь,Не докличешься. Все, что было,Только небылью назовешь.

Только небылью! Все скитанья,По которым прошли с тобой,Все скитанья и все страданья —Крылья молний над головой.

Так прощай же! Заря сгорает,Звезды в небе, дрожа, встают.Так прощаются, вдруг теряяТо, что молодостью зовут,

То, что в сердце горело, билось!..Утро. Осень шумит листвой.Это все мне только приснилось —Ты покуда еще со мной.

1938

Пушкин

Он спал как будто.   Песню ветра,Гремя заслонкой, вел камин.Висели звезды рядом где-то,Между оконных крестовин.Он сразу понял: осень, вечер,Деревня, ссылка. Он привсталНа локоть. Вслушался: далечеЗапел бубенчик и пропал.Опять пропал! Опять хоть в спячку!Ни книг, ни писем, ни друзей…Вдруг слово первое враскачкуПрошлось по комнате по всей.И, на ходу качая воздух,То легкой рысью, то в карьер,Шатая стены, окна, звезды,Обозначается размер.В его походке знаменитойРаздольем песенной тропыВосходят кованым копытомЧетыре тяжкие стопы.Четыре солнца всходят разом,Четыре бубна в уши бьют,Четыре девы ясноглазыхВ четыре голоса поют.И песня льется, замирая,А в ней, чиста и глубока,То удаль русская без края,То злая русская тоска,Паром, скрипящий у причала,Полынь, репейник на поляхИ потерявшая начало,Вся в рытвинах и колеях,Дорога. Полосы косыеНа верстовых ее столбахИ на шлагбаумах. Россия!Трактиры, галки на крестах,И деревянные деревни,И деревянные мосты.Россия, Русь в уборе древней,Живой навеки красоты!

Душа изведала отрадыНародных песен, скорбных дум,И глушь лесов, и гор громады,И ширь долин, и моря шум.Страна! Как сердцу в ней просторноИ как в ней тесно для ума,Для вольности! Живые зернаВ ней душит рабство и тюрьма.Уже друзей не досчитатьсяНа перекличке. Черный год!Суровый год! И, может статься,Его уж близится черед?..

Писать! Слова идут, мужаютИ в строе песенном плывут,А звезды стены окружаютИ в окна свет неверный льют.Писать, писать — в стихах и в прозе,Писать! Не то сойдешь с ума…Вот-вот зима. Свежо. Морозит.Ужель еще, еще зима?

1939