Антология - Песни и романсы русских поэтов Страница 4

Обращение к музыкальным изданиям, песенникам, свидетельствам современников (в частности, к запискам Т. Болотова, к мемуарам М. А. Дмитриева и другим документам) помогает воссоздать картину музыкально-поэтического быта эпохи. Нет ни одного выдающегося русского поэта XVIII века, чьи стихи в большей или меньшей мере не звучали бы как песни. С другой стороны, показательно, что стихи В. П. Петрова (этого «карманного стихотворца» Екатерины II) или Е. И. Кострова так и не перекочевали на страницы песенников. По другим причинам, естественно, не стали песнями сатирические стихи Кантемира или Фонвизина, басни Хемницера, Измайлова и даже Крылова. Тем более знаменательно, что песней зазвучали лирические стихи великого баснописца («Мой отъезд»). Из всего созданного Херасковым выжило не то, что составляло громкую славу его при жизни — не его эпопеи, поэмы, трагедии, романы, — а скромные песенки, которые сам маститый писатель не удостоил вниманием и не включил даже в собрание своих творений (песенка «Вид прелестный, милы взоры…» дожила до конца XIX века, а ее переделки перешли в XX век).

Песня сохранила память не только о некогда славных, но потом забытых читателями именах, но и о тех, о ком знает теперь лишь весьма узкий круг специалистов-эрудитов. О С. Митрофанове вообще неизвестно ничего достоверного (и имя его не раскрыто), но песни его, опубликованные в сборнике «Песни русские известного охотника М…», прочно удержались в народной памяти и долгое время считались фольклорными («Солнце на закате…», «За горами, за долами…» и др.), пока И. Н. Розанов не указал имя их автора.[25] О Василии Кугушеве, незначительном поэте конца XVIII — начала XIX века, отце тоже позабытого комедиографа Г. В. Кугушева, никто бы, очевидно, не вспомнил, если бы не связываемая с его именем песня «Не будите молоду…», которая поется в качестве народной и в наши дни. Едва ли что-нибудь говорят современному, даже литературно образованному человеку такие имена, как П. С. Гагарин, П. Л. Вельяминов, Д. И. Вельяшев-Волынцев, Н. М. Шатров, а тем не менее их песни «В поднебесьи раздается…», «Здесь, под тенью древ ветвистых…», «Катя в рощице гуляла…» пережили своих авторов.

Некоторые из песен XVIII века пользовались исключительной популярностью. М. А. Дмитриев вспоминает: «И все эти песни пелись и в обществе светском, и в народе: «Пятнадцать мне минуло лет…» Богдановича; «Выду я на реченьку…» Нелединского; «Стонет сизый голубочек…» Дмитриева; «Кто мог любить так страстно…» Карамзина. Кто не знал этих песен?.. И чувства их, и слова, и голоса — были просты и всем доступны. Таким образом чувства поэта переходили в народ».[26]

Конечно, большая часть песен, созданных в XVIII веке, осталась памятником русской культуры той эпохи, лишь немногие перешли в XIX век и уж совсем единичны случаи, когда романс XVIII века исполняется в XX веке. Теперь нас уже не волнует «прежестока страсть», выраженная на языке, вызывающем у современного читателя улыбку. Но эти песни встречались современниками с восторгом, как откровение и вполне отвечали духовным запросам и эстетическим вкусам дворянской интеллигенции, городского мещанства, определенной части крестьянства. Только исторический подход к этим песням поможет нам понять, чем они были интересны и близки современникам, какую роль они сыграли в поступательном движении русской культуры. Обращение к гражданским мотивам и к темам частной жизни после многовекового засилия церковной идеологии, своеобразное утверждение права человека на личное счастье, интерес к внутренней его жизни, галантное отношение к женщине, рассуждения о муках и «усладах» любви, о верности и изменах — все это было новым, волновало. И хотя тематика романсов была однообразной, а содержание неглубоким, но современников это не смущало, они, очевидно, находили в этих песнях какие-то нюансы, теперь уже не улавливаемые, дававшие право на существование многим схожим между собою, лишенным еще, как правило, индивидуализированного выражения мыслей и чувств, произведениям русских поэтов и композиторов. Успеху песен немало способствовал заметный прогресс русской версификации — реформа Тредиаковского и Ломоносова, ритмическая изобретательность Сумарокова, напевность стиха карамзинистов, пластичная образность поэзии Державина. Новую жизнь в стихи русских поэтов вдохнули и русские композиторы — безымянные и названные выше, — сумевшие найти дорогу к сердцам многочисленных слушателей. Так или иначе, XVIII век принес подлинные открытия в области песнетворчества и подготовил тот расцвет литературной песни и романса, которым отмечено развитие русской культуры первой половины XIX века.

Хотя в начале XIX века еще очень устойчиво держатся традиции музыкально-песенной культуры XVIII века и господствующей формой остается сентиментальный романс, в самой лирике 1800–1810-х годов явственно проступают черты зарождающихся романтических настроений, что отражается и на песенном творчестве той поры. Постепенно стилистически пестрая «российская песня» трансформируется в разные виды романса, среди которых выделяется «русская песня».

Первые опыты в таком роде датируются концом XVIII века («Русская песня» Мерзлякова и «Русская песня» Шаликова), но оформление этого характерного типа бытового романса приходится уже на первые десятилетия XIX века. Если авторы «российских песен» не ставили перед собою непременную задачу овладеть подлинно фольклорной традицией (что, разумеется, не исключало возможности появления среди «российских песен» и фольклорных стилизаций), то «русская песня» — результат сознательного и намеренного обращения к национальной народной поэзии.

Войны с наполеоновской Францией, особенно Отечественная война 1812 года, значительно способствовали развитию в русском обществе интереса к народным истокам национальной культуры. Нельзя считать случайностью, что именно в это время появляются первые серьезные попытки осмыслить своеобразие русской народной поэзии. Это прежде всего обнаруживается в теоретических работах членов «Вольного общества любителей словесности, наук и художеств»: в «Кратком руководстве к российской словесности» И. Борна (1808) и в «Опыте о русском стихосложении» А. Востокова (1812). Авторами высказывается убеждение, что «цена» народной поэзии — в ее «простоте» и «первобытности», в ее национальном своеобразии, выражающемся в «русском духе» ее произведений и в особенностях «русского размера» «народного стиха». Любопытно проводимое Востоковым сравнение между старинными и «новейшими простонародными песнями», в которых он отмечает появление под влиянием книжной поэзии «стопосложения», рифм и прочих элементов поэтики, отличающих «новейшие простонародные песни» от старинных.[27] Это указание на стилистические различия между традиционной и современной народной лирикой имело принципиальное значение, поскольку позволяло поэтам, ориентирующимся на фольклор, избежать архаизации и побуждало их искать путей к народности в обращении не только к старым, но и к «новейшим простонародным песням». Это-то и отличало понимание народности теоретиками «Вольного общества» и их последователями от концепции народности консервативно настроенных деятелей «Беседы любителей русского слова». Если первая тенденция вела к прогрессивному развитию народности и к творческому, свободному отношению поэтов к народной поэзии, то другая, напротив, заключала в себе опасность архаизации и стилизации.

На важное значение народной поэзии как источника русского национального искусства обратили внимание в те же годы крупнейшие русские поэты Державин и Капнист: первый — в «Рассуждении о лирической поэзии, или об оде» (1811–1815), второй — в «Кратком изыскании о гипербореанах» (1815). Несколько позже серию аналогичных статей печатает А. Глаголев: «О характере русских народных песен» (1818), «О характере русских застольных и хороводных песен» (1821) и др. В 1820-е — в начале 1830-х годов народная поэзия оказывается в центре литературных споров в связи с проблемами народности и русского романтизма. Свои задушевные мысли о народной поэзии высказывают А. Бестужев, Кюхельбекер, Пушкин, Гоголь, Надеждин, Белинский. При некоторых различиях во взглядах, они сходятся в признании того, что только обращение к фольклору, и прежде всего к русским песням, сказкам, преданиям, сделает возможным образование подлинно национальной русской поэзии.

В начале 30-х годов XIX века выходят в свет сборники русских народных песен, как бы подытожившие предромантический и романтический период фольклористических исканий в России: «Народные русские песни» И. Рупина (СПб., 1831–1836) и «Русские песни» Д. Кашина (М., 1833–1834). Оба сборника принадлежали выдающимся русским музыкантам первой трети XIX века и отразили состояние народно-песенной культуры той поры. Народные песни в этих сборниках были опубликованы в своеобразной романсной обработке, то есть отражали манеру их исполнения в городской среде. Появление таких обработок, в свою очередь, способствовало бурному расцвету литературно-композиторской «русской песни» — характерного типа русского романса пушкинско-глинкинского периода. Этими произведениями теперь заполнены «Музыкальные альбомы» вплоть до 1840-х годов.