Николай Майоров - Мы были высоки, русоволосы… Страница 4

1939

«Моя земля — одна моя планета…»

Моя земля — одна моя планета,Она живет среди ночей и звезд.Мне говорят, что путь бойца-поэтаВ ее ночах не очень будет прост.Но я иду.

1938

Обрыв

Страсти крут обрыв,

Отойдите, — будьте добры.

Чрез заросли полыни и крапивыМы шли вдвоем.Дыханье пало с губ.Шуршал песок, и где-то под обрывомКончалась ночь, которая в мозгуЕще живет, еще пестрит и рушитТе доводы и ссылки на ничто,Которых нет понятнее и суше.

Я рядом шел. Она в моем пальтоКазалась лучше. Ей оно пришлось,Как сну — фантазия и как слепому — посох.А ветер в ночь, разбросанно и косо,Сносил зеленый дым ее волос.

Мы шли вдвоем.Шуршал и падал гравий.А где-то там, за мельницей, внизуПал водопад, и в пенистой оправеОбрушил в ночь блестящую слезу.

А мы все шли. И нам казалось мало.Обрыв был близок.Вот он.И в пролетГлядит скула старинного обвала,И что-то тянет вниз.Аукает.Зовет.И грусть была, какой я сроду не пил.Немело горло в спазмах немоты.

А сердце горько таяло, как пепелНахлынувшей внезапно темноты.

… Бывает так: стоишь, себя не помня,Забыв годам и письмам женским счет,Когда все краше, ярче и огромнейМир прожитого в памяти встает.

1940

Отелло

Пусть люди думают, что я трамвая жду,В конце концов, кому какое дело,Что девушка сидит в шестом рядуИ равнодушно слушает «Отелло».

От желтой рампы люди сатанеют.Кто может девушке напомнить там,Что целый год ищу ее, за нею,Как этот мавр, гоняясь по пятам.

Когда актеры позабыли ролиИ — нет игры, осталась лишь душа,Партер затих, закрыл глаза от болиИ оставался дальше, не дыша.

Как передать то содроганье зала,Когда не вскрикнуть было бы нельзя.Одна она с достоинством зевала,Глазами вверх на занавес скользя.

Ей не понять Шекспира и меня!Вот крылья смерть над сценой распростерла.И, Кассио с дороги устраня,Кровавый мавр берет жену за горло.

Сейчас в железы закуют его,Простится он со славой генерала,А девушка глядела на негоИ ничего в игре не понимала.

Когда ж конец трагедии? Я сноваК дверям театра ждать ее иду.И там стою до полчаса второго.А люди думают, что я трамвая жду.

1939

«В тот день, когда я был еще не твой…»

В тот день, когда я был еще не твой,В содружестве с кочевьем и вокзаломЯ думал жизнь прожить, а под МосквойЕще был лед, и пахло снегом талым.

Еще с утра по дачным этажамЛетел галдеж, детей душила зависть,И гребни льдин, подобные ножам,Еще в речные отмели вонзались.

Еще художник, холст в окне развесив,Соразмерял свой вид на карандаш,Чтоб догадаться, был ли интересенПлашмя на землю брошенный пейзаж.

И, может быть, того весна хотела,Что в этот день, без повода, без делаБродя по комнатам,Не видя зла ни в чемСтекло в окне, в которое глядела,Ты продавила розовым плечом.

1940

«Я знал одно…»

Я знал одно —Куда милей кочевье.Спать на полу,Читать чужие книги,Под голову совать кулак иль камень,И песни петь —Тревожные, хмельные,Ходить землей,Горячею от ливня,И славить жизнь…

1940

Что значит любить

Идти сквозь вьюгу напролом.Ползти ползком. Бежать вслепую.Идти и падать. Бить челом.И все ж любить ее — такую!Забыть про дом и сон,Про то, чтоТвоим обидам нет числа,Что мимо утренняя почтаЧужое счастье пронесла.Забыть последние потери,Вокзальный свет,Ее «прости»И кое-как до старой двери,Почти не помня, добрести,Войти, как новых драм зачатье,Нащупать стены, холод плит…Швырнуть пальто на выключатель,Забыв, где вешалка висит.И свет включить. И сдвинуть пологКрамольной тьмы. Потом опятьДостать конверты с дальних полок,По строчкам письма разбирать.Искать слова, сверяя числа,Не помнить снов. Хотя б крича,Любой ценой дойти до смысла.Понять и сызнова начать.Не спать ночей, гнать тишину из комнат,Сдвигать столы, последний взять редут,И женщин тех, которые не помнят,Обратно звать и знать, что не придут.Не спать ночей, не досчитаться писем,Не чтить посулов, доводов, похвалИ видеть те неснившиеся выси,Которых прежде глаз не достигал, —Найти вещей извечные основы,Вдруг вспомнить жизнь.В лицо узнать ее.Прийти к тебе и, не сказав ни слова,Уйти, забыть и возвратиться снова,Моя любовь — могущество мое.

1939

Вокзал

Зимою он неподражаем.Но почему-то мы всегдаГораздо чаще провожаем,Чем вновь встречаем поезда.Знать, так положено навеки:Иным — притворствовать,А мне —Тереть платком сухие векиИ слезно думать о родне.Смотреть в навес вокзальной крышиИ, позабывшись, не расслышатьГлухую просьбу: напиши…Здесь все кончается прощаньем:Фраз недосказанных оскал,Составов змейных содроганьеИ пассажирская тоска.Здесь постороннему —лишь скука,Звонки да глаз чужих ожог.

Здесь слово старое — «разлука»Звучит до странности свежо.Здесь каждый взгляд предельно ясенИ все ж по-своему глубок.Здесь на последнем самом часеЦелуют юношей в висок.А пожилых целуют в проседь(Гласит мораль житейских уз),Поцеловатьздесь значит: сброситьВоспоминаний тяжкий груз.

А я, нагрузив чемоданы,Как будто сердце опростав,Вдруг узнаю,Что было раноИ что не подан мой состав,И вотХоди вдоль длинных скосовВокзальных лестници сумейЗабыть, что нет русоволосойПоследней девушки твоей.И пусть она по телефонуС тобой простилась утром.Пусть.Ты ходишь долго по перрону,В словах нащупывая грустьНа слух, по памяти слагаешьПрощальный стих… И вот опятьТы с болью губы отрываешьОт губ,Которых не видать…Но лучше —В сутолоке, в гонеС мотива сбившихся колесЗабыть, закутавшись, в вагонеВесенний цвет ее волос.Ловить мелодию на памятьИ, перепутав имена,Смотреть заснувшими глазамиВ расщеп оконного окна.

Когда прощаются, заметьте,Отводят в сторону глаза.Вот так и с нами было.ВетерВрывался в вечер, как гроза.Он нас заметил у калиткиИ, обомлев на миг, повис,Когда, как будто по ошибке,Мы с ней, столкнувшись, обнялись.

1938

Смерть революционера

В шершавом, вкривь надписанном конвертеЕму доставлен приговор, и онИскал слова, вещавшие о смерти,К которой был приговорен.Пришли исполнить тот приказ,А он еще читал,И еле-елеСкупые строчки мимо глаз,Как журавли, цепочками летели.Он не дошел еще до запятой,А почему-то взоры соскользалиСо строчки той, до крайности крутой,В которой смерть его определяли.Как можно мыслью вдаль не унестись,Когда глаза, цепляяся за жизнь,Встречают только вскинутое дуло.Но он решил, что это пустяки,И, будто позабыв уже о смерти,Не дочитав томительной строки,Полюбовался краской на конвертеИ, встав во весь огромный рост,Прошел, где сосны тихо дремлют.В ту ночь он не увидел звезд:Они не проникали в землю.

1938