Константин Вагинов - Стихотворения и поэмы Страница 4

II

В последний раз дотронуться до облаков поющих,Пусть с потолка тяжелый снег идет,Под хриплой кущей бархатистых кружевРыбак седой седую песнь прядет.Прядет ли он долины ИудеиИль дом крылатый на брегах Невы,В груди моей старинный ветер рдеет,Качается и ходит в ней ковыль.Но он сегодня вышел на дорогу,И с девушкой пошел в мохнатый кабачок.Он как живой, но ты его не трогай,Он ходит с ней по крышам широко.Шумит и воет в ветре Гала-ПетерИ девушка в фруктовой слышит струны арф,И Звездочет опять прядет в своей каретеИ над Невой клубится синий звездный пар.Затем над ним, подъемля крест червонный,Качая ризой над цветным ковром,Священник скажет: —Умер раб Господний, —Иван Петров лежит в гробу простом.

III

Мой дом двурогий дремлет на ЭрмонеПсалмы Давида, мята и покой.Но Аполлон в столовой ждет и ходитТакой безглазый, бледный и родной.

IV

Рябит рябины хруст под тонкой коркой неба,А под глазами хруст покрытых пледом плеч,А на руке браслет, а на коленях требник,На голове чалма. О, если бы уснуть!А Звездочет стоит безглазый и холодный,Он выпил кровь мою, но не порозовел,А для меня лишь бром, затем приют ГосподеньЧетыре стороны в глазете на столе.

VI

У каждого во рту нога его соседа…

У каждого во рту нога его соседа,А степь сияет. Летний вечер тих.Я в мертвом поезде на Север еду, в городГде солнце мертвое, как лед блестит.

Мой путь спокоен улеглись волненьяНе знаю, встретит мать? пожмет ли руку?Я слышал, город мой стал иноком спокойнымТоргует свечками поклоны бьет

Да говорят еще, что корабли приходятТеперь приходят когда город пустВино и шелк из дальних стран привозятИ опьяняют мертвого и одевают в шелк.

Эх, кочегар, спеши, спеши на север!Сегодня ночь ясна. Как пахнет трупом ночь!Мы мертвые Иван, над нами всходит клеверНемецкий колонист ворочает гумно.

Стали улицы узкими после грохота солнца…

Стали улицы узкими после грохота солнцаПосле ветра степей, после дыма станиц…Только грек мне кивнул площадная брань в переулке,Безволосая Лида бежит подбирая чулок.

Я боюсь твоих губ и во рту твоем язва.Пролетели те ночи городской и небесной любви.Теплый хлев, чернокудрая дремлет МарысяПод жестоким бычьим полушубком моим.

Все же я люблю холодные жалкие звезды…

Все же я люблю холодные жалкие звездыИ свою опухшую белую мать.Неуют и под окнами кучи навозаИ траву и крапиву и чахло растущий салат.

Часто сижу во дворе и смотрю на кроличьи игрыБелая выйдет Луна воздух вечерний впиватьИз дому вытащу я шкуру облезлую тигра.Лягу и стану траву, плечи подъемля, сосать.

Да, в обреченной стране самый я нежный и хилыйБратья мои кирпичи, Остров зеленый земля!Мне все равно, что сегодня две унции хлебаГород свой больше себя, больше спасенья люблю.

Рыжеволосое солнце руки к тебе я подъемлю…

Рыжеволосое солнце руки к тебе я подъемлюБелые ранят лучи, не уходи я молюА по досчатому полу мать моя белая ходитВсе говорит про Сибирь, про полянику и снег.

Я занавесил все окна, забил подушками двериНад головой тишина, падает пепел как громСнова в дверях города и волнуются желтые НивыИ раскосое солнце в небе протяжно поет.

Юноша

Помню последнюю ночь в доме покойного детства:Книги разодраны, лампа лежит на полу.В улицы я убежал, и медного солнца ресницыГулко упали в колкие плечи мои.Нары. Снега. Я в толпе сермяжного войска.В Польшу налет – и перелет на Восток.О, как сияет китайское мертвое солнце!Помню, о нем я мечтал в тихие ночи тоски.Снова на родине я. Ем чечевичную кашу.Моря Балтийского шум. Тихая поступь ветров.Но не откроет мне дверь насурмленная Маша.Стаи белых людей лошадь грызут при луне.

Сынам Невы не свергнуть ига власти…

Сынам Невы не свергнуть ига власти,И чернь крылатым идолом взойдетДля Индии уснувшей, для КитаяДля черных стран не верящих в восход.

Вот я стою на торжищах ЕвропыВ руках озера, города, лесаИ слышу шум и конский топотГортанные и птичьи голоса.

Коль славен наш Господь в СионеПриявший ночь и мглу и мутьДля стран умерших сотворивший чудоВдохнувший солнце убиенным в грудь.

Нет, не люблю закат. Пойдемте дальше, Лида…

Нет, не люблю закат. Пойдемте дальше, Лида,В казарме умирает человекТы помнишь профиль нежный, голос лысыйИз перекошенных остекленелых губ

А на мосту теперь великолепная прохладаПоскрипывает ветр и дышит Летний садА мне в Дерябинку вернуться надо.Отдернул кисть и выслушал часы.

Отшельником живу, Екатерининский канал 105…

Отшельником живу, Екатерининский канал 105.За окнами растет ромашка, клевер дикий,Из-за разбитых каменных воротЯ слышу Грузии, Азербайджана крики.

Из кукурузы хлеб, прогорклая вода.Телесный храм разрушили.В степях поет орда,За красным знаменем летит она послушная.

Мне делать нечего пойду и помолюсьИ кипарисный крестик поцелуюСегодня ты смердишь напропалую РусьВ Кремле твой Магомет по ступеням восходит

И на Кремле восходит Магомет Ульян:«Иль иль Али, иль иль Али Рахман!»И строятся полки, и снова вскачьЗовут Китай поднять лихой кумач.

Мне ничего не надо: молод яИ горд своей душою неспокойной.И вот смотрю закат, в котором жизнь моя,Империи Великой и Просторной.

VII

Ты помнишь круглый дом и шорох экипажей?.

Ты помнишь круглый дом и шорох экипажей?Усни мой дом, усни…Не задрожит рояль и путь иной указанИ белый голубь плавает над ним.

Среди домов щербатых кузов от рояляСредь снежных гор неизреченный светИ Гефсиманских бед мерцают снова пальмы,Усни мой дом, усни на много лет.

И все же я простой как дуб среди Помпеи…

И все же я простой как дуб среди ПомпеиПриди влюбленный с девушкой своейВозьми кувшин с соленым, терпким зельемИ медленно глотками пей

И встанет мерный дом над черною водоюИ утро сизое на ступенях церквейИ ты поймешь мою тоску и шелестСреди чужих и Гефсиманских дней

Усталость в теле бродит плоскостями…

Усталость в теле бродит плоскостями,На каждой плоскости упавшая звезда.Мой вырождающийся друг, двухпалый Митя,Нас не омоет Новый Иордан.

И вспомнил Назарет и смуглого Исуса,Кусок зари у Иудейских гор.И пальцы круглые тяжелые как бусыИ твой обвернутый вкруг подбородка взор.

Мои слегка потрескивают ноги,Звенят глаза браслетами в ночи,И весь иду здоровый и убогий,Где ломаные млеют кирпичи.

Погладил камень и сказал спокойно:Спи, брат, не млей, к тщете не вожделей.Творить себе кумир из человека недостойно,Расти травой тысячелетних дней.

И все ж я не живой под кущей Аполлона…

И все ж я не живой под кущей АполлонаГде лавры тернием вошли в двадцатилетний лобПод бури гул, под чудный говор садаПрикован я к Лирической скале.

Шумит ли горизонт иль ветр цветной приноситК ногам моим осколки кораблейЛиняет кенарь золотая осеньСедой старик прикован ко скале.

И голый я стою среди снегов…

И голый я стою среди снегов,В пустых ветвях не бродит сок зеленыйА там лежит, исполненный тревогМой город мерный, звонкий и влюбленный

И так же ходит муза по ночамСтаруха в капоте с своей глухою лиройИ млеют юноши до пустоты плечаО девушке нагой, тугой и милой.

Да быки крутолобые тонкорунные козы…

Да быки крутолобые тонкорунные козыЖенщин разных не надо, Лиду я позабыл.Знаю в Дельфах пророчили гибель ЭлладыМожет Эллада погибла, но я не погиб

Юноши в кольцах пришли звали на пир в ЭритреюЛидой меня соблазняли плачет, тоскует она…Что же, пусть плачет найдет старика и забудетЯ молодой – крашеных жен не люблю.

Вера неси виноград, но зачем христианское имя?Лучше Алкменою будь мы покорились судьбе.Слышишь ликует Олимп, веселятся добрые БогиЗевс Небожитель ссорится с Герой опять.

Слава тебе Аполлон, слава!.