Татьяна Стрыгина - Рождественские стихи русских поэтов Страница 4

1902

Сочельник в лесу

Ризу накрест обвязав,Свечку к палке привязав,Реет ангел невелик,Реет лесом, светлолик.В снежно-белой тишинеОт сосны порхнет к сосне,Тронет свечкою сучок —Треснет, вспыхнет огонек,Округлится, задрожит,Как по нитке, побежитТам и сям, и тут, и здесь…Зимний лес сияет весь!..

Так легко, как снежный пух,Рождества крылатый духОзаряет небеса,Сводит праздник на леса,

Чтоб от неба и землиСветы встретиться могли,Чтоб меж небом и землейЗагорелся луч иной,Чтоб от света малых свечДлинный луч, как острый меч,Сердце светом пронизал,Путь неложный указал.

1912

Рождество

Звонким колокол ударомБудит зимний воздух.Мы работали недаром —Будет светел отдых.

Серебрится легкий инейОколо подъезда,Серебристые на синейЯсной тверди звезды.

Как прозрачен, белоснеженБлеск узорных окон!Как пушист и мягко неженЗолотой твой локон!

Как тонка ты в красной шубке,С бантиком в косице!Засмеешься – вздрогнут губки,Задрожат ресницы.

Веселишь ты всех прохожих —Молодых и старых,Некрасивых и пригожих,Толстых и поджарых.

Подивятся, улыбнутся,Поплетутся дале,Будто вовсе, как смеютсяДети, не видали.

И пойдешь ты дальше с мамойПокупать игрушкиИ рассматривать за рамойЗвезды и хлопушки…

Сестры будут куклам рады,Братья просят пушек,А тебе совсем не надоНикаких игрушек.

Ты сама нарядишь елкуВ звезды золотыеИ привяжешь к ветке колкойЯблоки большие.

Ты на елку бусы кинешь,Золотые нити.Ветки крепкие раздвинешь,Крикнешь: «Посмотрите!»

Крикнешь ты, поднимешь ветку,Тонкими руками…А уж там смеется дедкаС белыми усами!

Иосиф Бродский

(1940–1996)

Рождество

Спаситель родился в лютую стужу.В пустыне пылали пастушьи костры.Буран бушевал и выматывал душуиз бедных царей, доставлявших дары.Верблюды вздымали лохматые ноги.Выл ветер. Звезда, пламенея в ночи,смотрела, как трех караванов дорогисходились в пещеру Христа, как лучи.

1963–1964

Рождество 1963 года

Волхвы пришли. Младенец крепко спал.Звезда светила ярко с небосвода.Холодный ветер снег в сугроб сгребал.Шуршал песок. Костер трещал у входа.Дым шел свечой. Огонь вился крючком.И тени становились то короче,то вдруг длинней. Никто не знал кругом,что жизни счет начнется с этой ночи.Волхвы пришли. Младенец крепко спал.Крутые своды ясли окружали.Кружился снег. Клубился белый пар.Лежал Младенец, и дары лежали.

Январь 1964

24 декабря 1971 года

V. S.

В Рождество все немного волхвы.В продовольственных слякоть и давка.Из-за банки кофейной халвыпроизводит осаду прилавкагрудой свертков навьюченный люд:каждый сам себе царь и верблюд.

Сетки, сумки, авоськи, кульки,шапки, галстуки, сбитые набок.Запах водки, хвои и трески,мандаринов, корицы и яблок.Хаос лиц, и не видно тропыв Вифлеем из-за снежной крупы.

И разносчики скромных даровв транспорт прыгают, ломятся в двери,исчезают в провалах дворов,даже зная, что пусто в пещере:ни животных, ни яслей, ни Той,над Которою – нимб золотой.

Пустота. Но при мысли о нейвидишь вдруг как бы свет ниоткуда.Знал бы Ирод, что чем он сильней,тем верней, неизбежнее чудо.Постоянство такого родства —основной механизм Рождества.

То и празднуют нынче везде,что Его приближенье, сдвигаявсе столы. Не потребность в звездепусть еще, но уж воля благаяв человеках видна издали,и костры пастухи разожгли.

Валит снег; не дымят, но трубяттрубы кровель. Все лица как пятна.Ирод пьет. Бабы прячут ребят.Кто грядет – никому не понятно:мы не знаем примет, и сердцамогут вдруг не признать пришлеца.

Но, когда на дверном сквознякеиз тумана ночного густоговозникает фигура в платке,и Младенца, и Духа Святогоощущаешь в себе без стыда;смотришь в небо и видишь – звезда.

Январь 1972

Сретенье

Анне Ахматовой

Когда Она в церковь впервые внеслаДитя, находились внутри из числалюдей, находившихся там постоянно,Святой Симеон и пророчица Анна.

И старец воспринял Младенца из рукМарии; и три человека вокругМладенца стояли, как зыбкая рама,в то утро, затеряны в сумраке храма.

Тот храм обступал их, как замерший лес.От взглядов людей и от взоров небесвершины скрывали, сумев распластаться,в то утро Марию, пророчицу, старца.

И только на темя случайным лучомсвет падал Младенцу; но Он ни о чемне ведал еще и посапывал сонно,покоясь на крепких руках Симеона.

А было поведано старцу сему,о том, что увидит он смертную тьмуне прежде, чем Сына увидит Господня.Свершилось. И старец промолвил: «Сегодня,

реченное некогда слово храня,Ты с миром, Господь, отпускаешь меня,затем что глаза мои видели этоДитя: Он – Твое продолженье и света

источник для идолов чтящих племен,и слава Израиля в Нем». – Симеонумолкнул. Их всех тишина обступила.Лишь эхо тех слов, задевая стропила,

кружилось какое-то время спустянад их головами, слегка шелестяпод сводами храма, как некая птица,что в силах взлететь, но не в силах спуститься.

И странно им было. Была тишинане менее странной, чем речь. Смущена,Мария молчала. «Слова-то какие…»И старец сказал, повернувшись к Марии:

«В лежащем сейчас на раменах Твоихпаденье одних, возвышенье других,предмет пререканий и повод к раздорам.И тем же оружьем, Мария, которым

терзаема плоть Его будет, Твоядуша будет ранена. Рана сиядаст видеть Тебе, что сокрыто глубоков сердцах человеков, как некое око».

Он кончил и двинулся к выходу. ВследМария, сутулясь, и тяжестью летсогбенная Анна безмолвно глядели.Он шел, уменьшаясь в значеньи и в теле

для двух этих женщин под сенью колонн.Почти подгоняем их взглядами, оншел молча по этому храму пустомук белевшему смутно дверному проему.

И поступь была стариковски тверда.Лишь голос пророчицы сзади когдараздался, он шаг придержал свой немного:но там не его окликали, а Бога

пророчица славить уже начала.И дверь приближалась. Одежд и челауж ветер коснулся, и в уши упрямоврывался шум жизни за стенами храма.

Он шел умирать. И не в уличный гулон, дверь отворивши руками, шагнул,но в глухонемые владения смерти.Он шел по пространству, лишенному тверди,

он слышал, что время утратило звук.И образ Младенца с сияньем вокругпушистого темени смертной тропоюдуша Симеона несла пред собою,

как некий светильник, в ту черную тьму,в которой дотоле еще никомудорогу себе озарять не случалось.Светильник светил, и тропа расширялась.

16 февраля 1972

Снег идет, оставляя весь мир в меньшинстве.В эту пору – разгул Пинкертонам,и себя настигаешь в любом естествепо небрежности оттиска в оном.За такие открытья не требуют мзды;тишина по всему околотку.Сколько света набилось в осколок звезды,на ночь глядя! как беженцев в лодку.Не ослепни, смотри! Ты и сам сирота,отщепенец, стервец, вне закона.За душой, как ни шарь, ни черта. Изо рта —пар клубами, как профиль дракона.Помолись лучше вслух, как второй Назорей,за бредущих с дарами в обеихполовинках земли самозваных царейи за всех детей в колыбелях.

1980

Рождественская звезда

В холодную пору, в местности, привычнойскорей к жаре,чем к холоду, к плоской поверхности более,чем к горе,Младенец родился в пещере, чтоб мир спасти;мело, как только в пустыне можетзимой мести.

Ему все казалось огромным: грудь матери,желтый париз воловьих ноздрей, волхвы —Балтазар, Гаспар,Мельхиор; их подарки, втащенные сюда.Он был всего лишь точкой. И точкой былазвезда.

Внимательно, не мигая, сквозь редкие облака,на лежащего в яслях ребенка издалека,из глубины Вселенной, с другого ее конца,звезда смотрела в пещеру. И это былвзгляд Отца.

24 декабря 1987