Кирилл Кожурин - Царский путь. Стихотворения 1990—2014 гг. Страница 4

«То ли слышу, то ли чую…»

То ли слышу, то ли чую,То ли дома не ночую —Всё лечу я и лечу яС птицею бессонницей.

То ли солнце расплескалось,То ли только показалось…Что с душой моею сталось,Идолопоклонницей?

Посреди долины ровнойБолью явится зубовной,Более единокровной,Чем сестра родимая —

На ухо шепча об осахИ о смерти острых косах,Раскаленный даст мне посохТьма непроходимая.

«Как рыбы две на Запад и Восток…»

Как рыбы две на Запад и ВостокИзвечно уплывают друг от друга…Веками изувеченная вьюгаМне возвестит известняков восторг.

Изгнание торгующих из Храма,Хранилища, в котором скрыт острог!Но острога вонзается упрямоВ тела двух рыб, упавших на песок.

«Вос-кресай, душа моя…»

Вос-кресай, душа моя,Из кресала и кремня,Из воды да из огня —

Незалитым пламенем,Незабытым именем,Непрожитым временем!

Воскресай с душою, плоть!Отворил врата Господь,Время мельницам молоть.

В те моленны-мельницыВнидут богомольницы,О Христе печальницы.

В небе смолк вороний грай.Ой, душе моя, взыграй!Светлым светлый близок рай.

Из книги «Палимпсесты»

1993—1995

Anno Domini CDLXXVI

Там, за окном – Империи закатИль утренние сумерки Европы?Осталось нам лишь строить гороскопыДа вспоминать, кем были год назад.

Без боя сдался златовратый Град…К чему тараны, лестницы, подкопы?И вот уже вчерашние холопыСегодня свысока на нас глядят.

По стогнам речь разносится чужая,И варвары глумятся, обнажаяОтеческих пенатов алтари.

Лициний! На заливе ждут галеры —Отправимся, последние цари,На поиски не новой – нашей – эры.

«На коже пишу заклинанье дамасским клинком…»

На коже пишу заклинанье дамасским клинком.Я с тайными знаками был до рожденья знаком.

И сам только знак я на замше замшелых камней.Значенье – неясно, его не отыщешь темней.

На коже кровавые выступили письмена.Омытая кровью, крадется за лесом луна.

Впивается в нежную шею голодный зрачок,И тайные знаки на коже выводит клинок…

«А никто не пришел. Никого не дождались сегодня…»

А никто не пришел. Никого не дождались сегодня.Только день. Только ночь. Только месяц. И год. И века.Только музыки звуки – те звуки молчанья Господня.Только где-то течет уходящих мгновений река.

Через час, через день, через год, через тысячелетьеБудет всё, как сейчас, хоть другой нарисуют пейзаж.Я иль кто-то другой, иль другая, иль третий, иль третья, —Всё течет и течет уходящих мгновений река.

Золотая река – и забрасывать сети напрасно.Золотая рука клавикорда касается струн, —Зубы выбиты все, но отчетливо слышно и ясно,Как с Востока идет обезумевший, бешеный гунн.

Не догнать в никуда навсегда уходящие воды.На речном берегу лишь услышишь рассказ тростникаПро песок золотой и про флейту уснувшей природы…А она всё течет, уходящих мгновений река.

По прочтении «Младшей Эдды» Снорри Стурлусона

О, скальды скал, оскалившихся грозноНа волн морских змеиные тела!Для тела, что родилось слишком поздно,Душа не слишком рано ль отцвела?

В Валгалле разговаривала с Браги,Входила в золотых видений домИ, поэтической испивши браги,Божественным вещала языком.

«По дороге лунной…»

По дороге лунной,На поляне звезднойОвен златорунныйПаcся ночью поздно.

А пастух усталыйШел за ним уныло.Тусклый свет на скалыПролило светило.

И в тумане млечномЛунною дорогойБрел в молчанье вечномОвен златорогий…

Зигфрид

Пришла весна. Берестяные руныЗеленой распускаются листвой.И мне поют, пьянея, в небе луныПро Нибелунгов перстень золотой…

Благоуханье Суттунгова меда,Как море, разливается вокруг.Ликует воскрешенная природа.Плывет по Рейну ясеневый струг.

Всевышний Бог! Проплыть сто тысяч миль дай,Чтоб убедиться, что – не сон, не сон!Что нежною валькирией БрунгильдойПри жизни я в Валгаллу вознесен.

«И опять в руке моей лежала…»

И опять в руке моей лежалаСовершенно гладкая ладонь,И опять слегка она дрожала,И какой-то жег ее огонь.

Отчего таинственные знакиНе оставили на ней следа?Иль напрасно золотые злакиПоливала кровь моя, руда?

Эти рыбы бледно-голубыеНа замерзшем озере лица —Словно две враждебные стихии,Неразлучные внутри кольца.

Эти губы, розовые нежно…Эти руки… Нет, не удержать!На пергамент кожи белоснежнойНаложила смерть свою печать.

Что ж ты позади, Орфей, увидел?Отчего весь вдруг окоченел?Не в пламеннодыщащем Аиде льНаконец узор тех рук узрел?

Тангейзер

Оставив Рим, уходят пилигримы,Благую разнося по свету весть,Что посоху вновь суждено расцвесть —Язычник днесь прощен непримиримый.

(Как передать восторг неповторимый,Когда вдруг узнаешь, что чудо – есть?Ведь большего восторга в мире несть.И ангелы спускаются, незримы.)

От чар освобожденный, наконец,Проснулся очарованный певецИ снова он обетам прежним верен.

В сиянии Елизаветы глазИсчез, как наважденье, грот Венерин.Для чистых душ спасенья пробил час!

Селена

Как в раковине жемчуг драгоценный,В пещере мною скрыт Эндимион.Он вечно спит и вечный видит сон,Укрыт от солнца рощею священной.

А ночью я всхожу на небосклон,Ведь свет мой сохраняет плоть нетленной.Неувядаем, кто любим Селеной,Вселенской красотою наделен.

Пусть говорят, что Ночь со Смертью – сестрыИ что одна с другой неразделимы.О, Ночь! Ты – жизнь. Одной тобой живу.

Придешь ли ты – Морфей покров свой пестрыйНа мир набросит, лик явив любимый,С которым я в разлуке наяву.

Вилланель

Играет Дафнис на свирели,От зимнего проснувшись сна.И горицвет цветет в апреле.

Весны дождавшись еле-еле,Зане душа его полна,Играет Дафнис на свирели.

Прелестны раздаются трели,Когда приходит к нам веснаИ горицвет цветет в апреле.

Как среброзвонкия капелиНам звуки дарит тишина,Играет Дафнис на свирели.

Так пусть, пока мы не истлелиИ светит нам в ночи луна,Играет Дафнис на свирелиИ горицвет цветет в апреле!

«Созерцало озера зерцало…»

Созерцало озера зерцалоЗеркала венецианских глаз.Ночь зерно Венерино мерцало.Утром дивный свет его угас.

И умолк, растаявши в рассвете,Светлых плакальщиц далекий хор.На заре волхвуют в НазаретеВалтасар, Каспар и Мельхиор.

По границе серого гранитаЮный сон шагает в унисонС песенкой, давно уже забытой.Но тебе, тебе не снится он.

В некий час в стеклянной оболочкеСкажешь ты: «Мне странно встретить Вас…»И сорвется окончанье строчкиВ зеркала венецианских глаз.

«Усталых не смыкал я глаз…»

Усталых не смыкал я глаз,Листая фолианты…Пробили девятнадцать разВесны твоей куранты.

И вот опять перед собой(Как будто не впервые)Увидел в дымке голубойЯ очи голубые.

И Лидо, и песчаный пляж,И Пьяцца ди Сан-Марко —Вмиг дорисован мой пейзаж,Как в сновиденье, ярко…

Нить

Переверни страницу в книге —Голубокрылый мотылек,Неся бумажные вериги,Лежит, засохши, между строк

(Супруг возлюбленный ПсихеиВ который умирает раз?).Александрийския камеиНапоминают мне о Вас:

Ваш тонкий профиль Птолемея,Под шлемом вьющаяся прядь…Смогла двухцветная камеяВсе краски мира передать.

Вот так ряды воспоминанийВстают, как бы ряды зеркал.И в них божественных сиянийНе раз я отсветы встречал…

Тростник

Полузакрытое полуоткрыто веко.Нет, слишком яркий свет мучителен глазам!И я, как тот маркиз осьмнадцатого века,Склонивши голову, внимаю, звуки, вам.

Волшебник Куперен! Тростинок хрупких ропотИ мельниц ветряных игрушечный пейзаж —Чредою призрачной под еле слышный шепотВот так является мне сон прозрачный ваш.

И больше ничего. Остановилось время.Усталый маятник безжизненно висит.Но мне не позабыть тех, звездных взглядов бремяИ голос в вечности – магический магнит.

Смешались города, и времена, и лица…Первоначальное открылось бытиё.Но где-то в тростнике сидит цветная птица,Переливается и песенки поёт.

Закат