Семён Кирсанов - Эти летние дожди...(Избранное) Страница 4

Семен Кирсанов. Собр. соч. в 4-х томах.

Москва: Худож. лит., 1974.

МАЯКОВСКОМУ

Быстроходная яхта продрала бока,растянула последние жилкии влетела в открытое море, покаот волненья тряслись пассажирки.

У бортов по бокам отросла борода,бакенбардами пены бушуя,и сидел, наклонясь над водой, у бортачеловек, о котором пишу я.

Это море дрожит полосой теневой,берегами янтарными брезжит…О, я знаю другое, и нет у негони пристаней, ни побережий.

Там рифы — сплошное бурление рифм,и, черные волны прорезывая,несется, бушприт в бесконечность вперив,тень парохода „Поэзия“.

Я вижу — у мачты стоит капитан,лебедкой рука поднята,и голос, как в бурю взывающий трос,и гордый, как дерево, рост.

Вот вцепится яро, зубами грызяборта парохода, прибой, —он судно проводит, прибою грозявыдвинутою губой!

Я счастлив, как зверь, до ногтей, до волос,я радостью скручен, как вьюгой,что мне с командиром таким довелосьшаландаться по морю юнгой.

Пускай прокомандует! Слово одно —готов, подчиняясь приказам,бросаться с утеса метафор на дноза жемчугом слов водолазом!

Всю жизнь, до седины у виска,мечтаю я о потайном.Как мачта, мечта моя высока:стать, как и он, капитаном!

И стану! Смелее, на дальний маяк!Терпи, добивайся, надейся, моряк,высокую песню вызванивая,добыть капитанское звание!

Семен Кирсанов. Собр. соч. в 4-х томах.

Москва: Худож. лит., 1974.

ЛЮБОВЬ МАТЕМАТИКА

Расчлененные в скобках подробно,эти формулы явно мертвы.Узнаю: эта линия — вы!Это вы, Катерина Петровна!

Жизнь прочерчена острым углом,в тридцать градусов пущен уклон,и разрезан надвое явами, о, биссектриса моя!

Знаки смерти на тайном лице,угол рта, хорды глаз — рассеки!Это ж имя мое — ABC —Александр Борисыч Сухих!

И когда я изогнут дугой,неизвестною точкой маня,вы проходите дальней такойпо касательной мимо меня!

Вот бок о бок поставлены мынад пюпитрами школьных недель, —только двум параллельным прямымне сойтись никогда и нигде!

Семен Кирсанов. Собр. соч. в 4-х томах.

Москва: Худож. лит., 1974.

АЛАДИН У СОКРОВИЩНИЦЫ

Стоят ворота, глухие к молящим глазам и слезам.

Откройся, Сезам!Я тебя очень прошу — откройся, Сезам!Ну, что тебе стоит, — ну, откройся, Сезам!Знаешь, я отвернусь,а ты слегка приоткройся, Сезам.Это я кому говорю — „откройся, Сезам“?Откройся или я тебя сам открою!Ну, что ты меня мучаешь, — ну,откройся, Сезам, Сезам!У меня к тебе огромная просьба: будь любезен,не можешь ли тыоткрыться, Сезам?Сезам, откройся!Раз, откройся, Сезам, два, откройся, Сезам, три…Нельзя же так поступать с человеком, я опоздаю,я очень спешу, Сезам, ну, Сезам, откройся!Мне ненадолго, ты только откройсяи сразу закройся, Сезам…

Стоят ворота, глухие к молящим глазам и слезам.

Семен Кирсанов. Собр. соч. в 4-х томах.

Москва: Худож. лит., 1974.

НА КРУГОЗОРЕ

На снег-перевалпо кручам дорогКавказ-караванвзобрался и лег.

Я снег твой люблюи в лед твой влюблюсь,двугорый верблюд,двугорбый Эльбрус.

Вот мордой в обрывнагорья лежатв сиянье горбытвоих Эльбружат.

О, дай мне пройтитуда, где светло,в приют Девяти,к тебе на седло!

Пролей родникив походный стакан.Дай быстрой рекичеркесский чекан!

Семен Кирсанов. Собр. соч. в 4-х томах.

Москва: Худож. лит., 1974.

ВЕТЕР

Скорый поезд, скорый поезд, скорый поезд!Тамбур в тамбур, буфер в буфер, дым об дым!В тихий шелест, в южный город, в теплый пояс,к пассажирским, грузовым и наливным!

Мчится поезд в серонебую просторность.Всё как надо, и колеса на мази!И сегодня никакой на свете тормозне сумеет мою жизнь затормозить.

Вот и ветер! Дуй сильнее! Дуй оттуда,с волнореза, мимо теплой воркотни!Слишком долго я терпел и горло куталв слишком теплый, в слишком добрый воротник.

Мы недаром то на льдине, то к Эльбрусу,то к высотам стратосферы, то в метро!Чтобы мысли, чтобы щеки не обрюзглиза окошком, защищенным от ветров!

Мне кричат:- Поосторожней! Захолонешь!Застегнись! Не простудись! Свежо к утру! —Но не зябкий инкубаторный холенышя, живущий у эпохи на ветру.

Мои руки, в холодах не костенейте!Так и надо — на окраине страны,на оконченном у моря континенте,жить с подветренной, открытой стороны.

Так и надо — то полетами, то песней,то врезая в бурноводье ледокол, —чтобы ветер наш, не теплый и не пресный,всех тревожил, долетая далеко.

1933

Семен Кирсанов. Собр. соч. в 4-х томах.

Москва: Худож. лит., 1974.

ПРЕДЧУВСТВИЕ

К Земле подходит Марс,планета красноватая.Бубнит военный марш,трезвонит медь набатная.

В узле золотой самоварс хозяйкой бежит от войны;на нем отражается Марси первые вспышки видны.

Обвалилась вторая стена,от огня облака порыжели.— Неужели это война?— Прекрати повторять „неужели“!

Неопытны первые беженцы,далекие гулы зловещи,а им по дороге мерещатсязабытые нужные вещи.

Мать перепутала детей,цепляются за юбку двое;они пристали в темноте,когда случилось роковое.

A может быть, надо проснуться?Уходит на сбор человек,он думает вскоре вернуться,но знает жена, что навек.

На стыке государствстоит дитя без мамы;к нему подходит Марсжелезными шагами.

Семен Кирсанов. Собр. соч. в 4-х томах.

Москва: Худож. лит., 1974.

ОСЕНЬ

Les sanglots longs…

Раul Verlaine[1]

Лес окрылен,веером — клен.Дело в том,что носится стонв лесу густомзолотом…

Это — сентябрь,вихри взвинтя,бросился в дебрь,то злобен, то добрлиственных домросенний тембр.

Ливня гульбатопит бульвар,льет с крыш…Ночная скамья,и с зонтиком я —летучая мышь.

Жду не дождусь.Чей на дождюслед?..Много скамей,но милой моейнет!..

Семен Кирсанов. Собр. соч. в 4-х томах.

Москва: Худож. лит., 1974.

ТВОРЧЕСТВО

Принесли к врачу солдататолько что из боя,но уже в груди не бьетсясердце молодое.

В нем застрял стальной осколок,обожженный, грубый.И глаза бойца мутнеют,и синеют губы.

Врач разрезал гимнастерку,разорвал рубашку,врач увидел злую рану —сердце нараспашку!

Сердце скользкое, живое,сине-кровяное,а ему мешает битьсяострие стальное…

Вынул врач живое сердцеиз груди солдатской,и глаза устлали слезыот печали братской.

Это было невозможно,было безнадежно…Врач держать его старалсябесконечно нежно.

Вынул он стальной осколокнежною рукоюи зашил иглою рану,тонкою такою…

И в ответ на нежность этупод рукой забилось,заходило в ребрах сердце,оказало милость.

Посвежели губы брата,очи пояснели,и задвигались живыеруки на шинели.

Но когда товарищ лекарькончил это дело,у него глаза закрылись,сердце онемело.

И врача не оказалосьрядом по соседству,чтоб вернуть сердцебиеньеи второму сердцу.

И когда рассказ об этомя услышал позже,и мое в груди забилосьот великой дрожи.

Понял я, что нет на светевыше, чем такое,чем держать другое сердценежною рукою.

И пускай мое от болисердце разорвется —это в жизни, это в песнетворчеством зовется.

1943