Александр Пушкин - Стихотворения 1821 Страница 4

Умолкну скоро я!… Но если в день печали Задумчивой игрой мне струны отвечали; Но если юноши, внимая молча мне, Дивились долгому любви моей мученью: Но если ты сама, предавшись умиленью, Печальные стихи твердила в тишине И сердца моего язык любила страстный… Но если я любим… позволь, о милый друг, Позволь одушевить прощальный лиры звук Заветным именем любовницы прекрасной!… Когда меня навек обымет смертный сон, Над урною моей промолви с умиленьем: Он мною был любим, он мне был одолжен И песен и любви последним вдохновеньем.

Мой друг, забыты мной следы минувших летИ младости моей мятежное теченье.Не спрашивай меня о том, чего уж нет,Что было мне дано в печаль и в наслажденье,      Что я любил, что изменило мне.Пускай я радости вкушаю не в полне:Но ты, невинная, ты рождена для счастья.Беспечно верь ему, летучий миг лови:Душа твоя жива для дружбы, для любви,      Для поцелуев сладострастья:Душа твоя чиста; унынье чуждо ей;Светла, как ясный день, младенческая совесть.К чему тебе внимать безумства и страстей      Не занимательную повесть?Она твой тихий ум невольно возмутит;Ты слезы будешь лить, ты сердцем содрогнешься:Доверчивой души беспечность улетит.И ты моей любви… быть может ужаснешься.Быть может, навсегда… Нет, милая моя,Лишиться я боюсь последних наслаждений.Не требуй от меня опасных откровений:Сегодня я люблю, сегодня счастлив я.

…………………Сокрылся он,Любви, забав питомец нежный;Кругом его глубокой сонИ хлад могилы безмятежной…

Любил он игры наших дев,Когда весной в тени деревОни кружились на свободе;Но нынче в резвом хороводеНе слышен уж его припев.

Давно ли старцы любовалисьЕго веселостью живой,Полупечально улыбалисьИ говорили меж собой:"И мы любили хороводы,Блистали также в нас умы;Но погоди: приспеют годы,И будешь то, что ныне мы;Как нам, о мира гость игривый,Тебе постынет белый свет;Теперь играй…" Но старцы живы,А он увял во цвете лет,И без него друзья пируют,Других уж полюбить успев;Уж редко, редко именуютЕго в беседе юных дев.Из милых жен, его любивших,Одна быть может слезы льетИ память радостей почившихПривычной думою зовет…К чему?…            Над ясными водамиГробницы мирною семьейПод наклоненными крестамиТаятся в роще вековой.Там, на краю большой дороги,Где липа старая шумит,Забыв сердечные тревоги,Наш бедный юноша лежит…

Напрасно блещет луч денницы,Иль ходит месяц средь небес,И вкруг бесчувственной гробницыРучей журчит и шепчет лес:Напрасно утром за малинойК ручью красавица с корзинойИдет и в холод ключевойПугливо ногу опускает:Ничто его не вызываетИз мирной сени гробовой…

Тадарашка в вас влюбленИ для ваших ножек,Говорят, заводит онРод каких-то дрожек.Нам приходит не легко;Как неосторожно!Ох! на дрожках далекоВам уехать можно

Чудесный жребий совершился:Угас великой человек.В неволе мрачной закатилсяНаполеона грозный век.Исчез властитель осужденный,Могучий баловень побед,И для изгнанника вселеннойУже потомство настает.

О ты, чьей памятью кровавойМир долго, долго будет полн,Приосенен твоею славой,Почий среди пустынных волн….Великолепная могила!Над урной, где твой прах лежит,Народов ненависть почила,И луч бессмертия горит.

Давно ль орлы твои леталиНад обесславленной землей?Давно ли царства упадалиПри громах силы роковой;Послушны воле своенравной,Бедой шумели знамена,И налагал ярем державныйТы на земные племена?

Когда надеждой озаренныйОт рабства пробудился мир,И галл десницей разъяреннойНизвергнул ветхий свой кумир;Когда на площади мятежнойВо прахе царский труп лежал,И день великий, неизбежныйСвободы яркий день вставал

Тогда в волненьи бурь народныхПредвидя чудный свой удел,В его надеждах благородныхТы человечество презрел.В свое погибельное счастьеТы дерзкой веровал душой,Тебя пленяло самовластьеРазочарованной красой.

И обновленного народаТы буйность юную смирил,Новорожденная свобода,Вдруг онемев, лишилась сил;Среди рабов до упоеньяТы жажду власти утолил,Помчал к боям их ополченья.Их цепи лаврами обвил.

И Франция, добыча славы,Плененный устремила взор,Забыв надежды величавы,На свой блистательный позор.Ты вел мечи на пир обильный;Всё пало с шумом пред тобой:Европа гибла — сон могильныйНосился над ее главой.

И се, в величии постыдномСтупил на грудь ее колосс.Тильзит!… (при звуке сем обидномТеперь не побледнеет росс)Тильзит надменного герояПоследней славою венчал,Но скучный мир, но хлад покояСчастливца душу волновал.

Надменный! кто тебя подвигнул?Кто обуял твой дивный ум?Как сердца русских не постигнулТы с высоты отважных дум?Великодушного пожараНе предузнав, уж ты мечтал,Что мира вновь мы ждем, как дара:Но поздно русских разгадал…

Россия, бранная царица,Воспомни древние права!Померкни, солнце Австерлица!Пылай, великая Москва!Настали времена другие,Исчезни, краткий наш позор!Благослови Москву, Россия!Война по гроб — наш договор!

Оцепенелыми рукамиСхватив железный свой венец,Он бездну видит пред очами,Он гибнет, гибнет наконец.Бежат Европы ополченья!Окровавленные снегаПровозгласили их паденье,И тает с ними след врага.

И всё, как буря, закипело;Европа свой расторгла плен;Во след тирану полетело,Как гром, проклятие племен.И длань народной НемезидыПодъяту видит великан:И до последней все обидыОтплачены тебе, тиран!

Искуплены его стяжаньяИ зло воинственных чудесТоскою душного изгнаньяПод сенью чуждою небес.И знойный остров заточеньяПолнощный парус посетит,И путник слово примиреньяНа оном камне начертит,

Где, устремив на волны очи,Изгнанник помнил звук мечейИ льдистый ужас полуночи,И небо Франции своей;Где иногда, в своей пустынеЗабыв войну, потомство, трон,Один, один о милом сынеВ уныньи горьком думал он.

Да будет омрачен позоромТот малодушный, кто в сей деньБезумным возмутит укоромЕго развенчанную тень!Хвала! он русскому народуВысокий жребий указал,И миру вечную свободуИз мрака ссылки завещал.

Гречанка верная! не плачь, — он пал героем,   Свинец врага в его вонзился грудь.Не плачь — не ты ль ему сама пред первым боем   Назначила кровавый Чести путь?Тогда, тяжелую предчувствуя [разлуку],Супруг тебе простер торжественную руку,Младенца своего в слезах благословил,Но знамя черное Свободой восшумело.Как Аристогитон, он миртом меч обвил,Он в сечу ринулся — и падши совершил   Великое, святое дело.

   Овидий, я живу близ тихих берегов,Которым изгнанных отеческих боговТы некогда принес и пепел свой оставил.Твой безотрадный плач места сии прославил;И лиры нежный глас еще не онемел;Еще твоей молвой наполнен сей предел.Ты живо впечатлел в моем воображеньиПустыню мрачную, поэта заточенье,Туманный свод небес, обычные снегаИ краткой теплотой согретые луга.Как часто, увлечен унылых струн игрою,Я сердцем следовал, Овидий, за тобою!Я видел твой корабль игралищем валовИ якорь, верженный близ диких берегов,Где ждет певца любви жестокая награда.Там нивы без теней, холмы без винограда:Рожденные в снегах для ужасов войны,Там хладной Скифии свирепые сыны,За Истром утаясь, добычи ожидаютИ селам каждый миг набегом угрожают.Преграды нет для них: в волнах они плывутИ по льду звучному бестрепетно идут.Ты сам (дивись, Назон, дивись судьбе превратной!),Ты, с юных лет презрев волненье жизни ратной,Привыкнув розами венчать свои власыИ в неге провождать беспечные часы,Ты будешь принужден взложить и шлем тяжелый,И грозный меч хранить близ лиры оробелой.Ни дочерь, ни жена, ни верный сонм друзей,Ни Музы, легкие подруги прежних дней,Изгнанного певца не усладят печали.Напрасно Грации стихи твои венчали,Напрасно юноши их помнят наизусть:Ни слава, ни лета, ни жалобы, ни грусть,Ни песни робкие Октавия не тронут;Дни старости твоей в забвении потонут.Златой Италии роскошный гражданин.В отчизне варваров безвестен и один,Ты звуков родины вокруг себя не слышишь;Ты в тяжкой горести далекой дружбе пишешь:"О возвратите мне священный град отцовИ тени мирные наследственных садов!О други, Августу мольбы мои несите,Карающую длань слезами отклоните,Но если гневный бог досель неумолим,И век мне не видать тебя, великой Рим. —Последнею мольбой смягчая рок ужасный,Приближьте хоть мой гроб к Италии прекрасной!Чье сердце хладное, презревшее Харит,Твое уныние и слезы укорит?Кто в грубой гордости прочтет без умиленьяСии элегии, последние творенья,Где ты свой тщетный стон потомству передал?

   Суровый славянин, я слез не проливал,Но понимаю их; изгнанник самовольный,И светом, и собой, и жизнью недовольный,С душой задумчивой я ныне посетилСтрану, где грустный век ты некогда влачил.Здесь, оживив тобой мечты воображенья,Я повторил твои, Овидий, песнопеньяИ их печальные картины поверял;Но взор обманутым мечтаньям изменял.Изгнание твое пленяло в тайне очи,Привыкшие к снегам угрюмой полуночи.Здесь долго светится небесная лазурь;Здесь кратко царствует жестокость зимних бурь.На скифских берегах переселенец новый,Сын юга, виноград блистает пурпуровый.Уж пасмурный декабрь на русские лугаСлоями расстилал пушистые снега;Зима дышала там — а с вешней теплотоюЗдесь солнце ясное катилось надо мною;Младою зеленью пестрел увядший луг;Свободные поля взрывал уж ранний плуг:Чуть веял ветерок, под вечер холодея;Едва прозрачный лед над озером тускнея,Кристаллом покрывал недвижные струи.Я вспомнил опыты несмелые твои.Сей день, замечанный крылатым вдохновеньем.Когда ты в первый раз вверял с недоуменьемШаги свои волнам, окованным зимой…И по льду новому, казалось, предо мнойСкользила тень твоя, и жалобные звукиНеслися издали, как томный стон разлуки.

   Утешься; не увял Овидиев венец!Увы, среди толпы затерянный певец,Безвестен буду я для новых поколений,И, жертва темная, умрет мой слабый генийС печальной жизнию, с минутною молвой…Но если обо мне потомок поздний мойУзнав, придет искать в стране сей отдаленнойБлиз праха славного мой след уединенный —Брегов забвения оставя хладну сень,К нему слетит моя признательная тень,И будет мило мне его воспоминанье.Да сохранится же заветное преданье:Как ты, враждующей покорствуя судьбе,Не славой — участью я равен был тебе.Здесь, лирой северной пустыни оглашая,Скитался я в те дни, как на брега ДунаяВеликодушный грек свободу вызывал,И ни единый друг мне в мире не внимал;Но чуждые холмы, поля и рощи сонны,И музы мирные мне были благосклонны.

Старайся наблюдать различные приметы:Пастух и земледел в младенческие леты,Взглянув на небеса, на западную тень,Умеют уж предречь и ветр, и ясный день,И майские дожди, младых полей отраду,И мразов ранний хлад, опасный винограду.Так, если лебеди, на лоне тихих водПлескаясь вечером, окличут твой приход,Иль солнце яркое зайдет в печальны тучи,Знай: завтра сонных дев разбудит дождь ревучий,Иль бьющий в окны град — а ранний селянин,Готовясь уж косить высокой злак долин,Услыша бури шум, не выдит на работуИ погрузится вновь в ленивую дремоту.

Клеветник без дарованья,Палок ищет он чутьем,А дневного пропитаньяЕжемесячным враньем.

[И вы поверить мне могли.Как простодушная Аньеса?В каком романе вы нашли,Чтоб умер от любви повеса?]Послушайте: вам тридцать лет,Да, тридцать лет — немногим боле.Мне за двадцать; я видел свет,Кружился долго в нем на воле;Уж клятвы, слезы мне смешны;Проказы утомить успели;Вам также с вашей стороныИзмены верно надоели;Остепенясь, мы охладели,Не к стати нам учиться вновь.Мы знаем: вечная любовьЖивет едва ли три недели.С начала были мы друзья,Но скука, случай, муж ревнивый…Безумным притворился я,И притворились вы стыдливой,Мы поклялись… потом… увы!Потом забыли клятву нашу;Клеона полюбили вы,А я наперсницу Наташу.Мы разошлись; до этих порВсё хорошо, благопристойно,Могли б мы жить без дальних ссорОпять и дружно и спокойно;[Но нет! сегодня поутруВы вдруг в трагическом жаруСедую воскресили древность —Вы проповедуете вновьПокойных рыцарей любовь,Учтивый жар и грусть и ревность.Помилуйте — нет, право нет.Я не дитя, хоть и поэт.]Когда мы клонимся к закату,Оставим юный пыл страстей —Вы старшей дочери своей,Я своему меньшому брату:Им можно с жизнию шалитьИ слезы впредь себе готовить;Еще пристало им любить,А нам уже пора злословить.

Оставя честь судьбе на произвол,[Давыдова] [?], живая жертва фурий.От малых лет любила чуждый пол.И вдруг беда! казнит ее Меркурий,Раскаяться приходит ей пора,Она лежит, глаз пухнет по немногу,Вдруг лопнул он; что ж дама? — "Слава богуВсё к лучшему: вот новая дыра!"

Не притворяйся, милый друг,Соперник мой широкоплечий!Тебе не страшен лиры звук,Ни элегические речи.Дай руку мне: ты не ревнив,Я слишком ветрен и ленив,Твоя красавица не дура;Я вижу всё и не сержусь:Она прелестная Лаура,Да я в Петрарки не гожусь.

Мой милый, как несправедливыТвои ревнивые мечты:Я позабыл любви призывыИ плен опасной красоты:Свободы друг миролюбивый,В толпе красавиц молодых,Я, равнодушный и ленивый,Своих богов не вижу в них.Их томный взор, приветный лепетУже не властны надо мной.Забыло сердце нежный трепетИ пламя юности живой.Теперь уж мне влюбиться трудно,Вздыхать неловко и смешно,Надежде верить безрассудно,Мужей обманывать грешно.Прошел веселый жизни праздник.Как мой задумчивый проказник,Как Баратынский, я твержу:"Нельзя ль найти подруги нежной?Нельзя ль найти любви надежной?"И ничего не нахожу.Оставя счастья призрак ложный,Без упоительных страстей.Я стал наперсник осторожныйМоих неопытных друзей.Когда любовник исступленный.Тоскуя, плачет предо мнойИ для красавицы надменнойКлянется жертвовать собой;Когда в жару своих желанииС восторгом изъясняет онНеясных, темных ожиданийОбманчивый, но сладкий сонИ, крепко руку сжав у друга,Клянет ревнивого супруга,Или докучливую мать, —Его безумным увереньямИ поминутным повтореньямЛюблю с участием внимать:Я льщу слепой его надежде,Я молод юностью чужойИ говорю: так было преждеВо время оно и со мной.

В твою светлицу, друг мой нежный,Я прихожу в последний раз.Любви счастливой, безмятежнойДелю с тобой последний час.Вперед одна в надежде томнойНе жди меня средь ночи темной,До первых утренних лучей   Не жги свечей.

Добра чужого не желатьТы, боже, мне повелеваешь:Но меру сил моих ты знаешь —Мне ль нежным чувством управлять?Обидеть друга не желаю,И не хочу его села,Не нужно мне его вола,На всё спокойно я взираю:Ни дом его, ни скот, ни раб,Не лестна мне вся благостыня.Но ежели его рабыня,Прелестна… Господи! я слаб!И ежели его подругаМила, как ангел во плоти, —О боже праведный! простиМне зависть ко блаженству друга.Кто сердцем мог повелевать?Кто раб усилий бесполезных?Как можно не любить любезных?Как райских благ не пожелать?Смотрю, томлюся и вздыхаю,Но строгий долг умею чтить,Страшусь желаньям сердца льстить,Молчу… и втайне я страдаю.

Примечания