Федор Сологуб - Пламенный круг Страница 4

«Я напрасно хочу не любить…»

Я напрасно хочу не любить, —И, природе покорствуя страстной,Не могу не любить,Не томиться мечтою напрасной.

Чуть могу любоваться тобой,И сказать тебе слова не смею,Но расстаться с тобойНе хочу, не могу, не умею.

А настанут жестокие дни,Ты уйдешь от меня без возврата,О, зачем же вы, дни!За утратой иная утрата.

«Цветик белоснежный…»

Цветик белоснежныйУ тропы тележнойВырос в месте незнакомом.Ты, мой друг, простился с домом,Ты ушел далеча, —Суждена ль нам встреча?

Цветик нежный, синийНад немой пустынейВырос в месте незнакомом.Ты, мой друг, расстался с домом,От тебя хоть словоЯ услышу ль снова?

«Скучная лампа моя зажжена…»

Скучная лампа моя зажжена,Снова глаза мои мучит она.

Господи, если я раб,Если я беден и слаб,

Если мне вечно за этим столомСкудным и скудным томиться трудом,

Дай мне в одну только ночьСлабость мою превозмочь

И в совершенном созданьи одномЧистым навеки зажечься огнем.

«Над безумием шумной столицы…»

Над безумием шумной столицыВ темном небе сияла луна,И далеких светил вереницы,Как виденья прекрасного сна.

Но толпа проходила беспечно,И на звезды никто не глядел,И союз их, вещающий вечно,Безответно и праздно горел.

И один лишь скиталец покорныйПодымал к ним глаза от земли,Но спасти от погибели чернойИх вещанья его не могли.

«Целуйте руки…»

Целуйте рукиУ неясных дев,Широкий плащ разлукиНа них надев.

Целуйте плечиУ милых жен, —Покой блаженной встречиИм возведен.

Целуйте ногиУ матерей, —Над ними бич тревогиЗа их детей.

«Ты в стране недостижимой…»

Ты в стране недостижимой, —Я в больной долине снов.Друг, томительно любимый,Слышу звук твоих шагов.

Содрогаясь, внемлю речи,Вижу блеск твоих очей, —Бледный призрак дивной встречи,Привидение речей.

Расторгают эвменидыМежду нами все пути.Я изгнанник, — все обидыДолжен я перенести.

Жизнью скучной и нелепойНадо медленно мне жить,Не роптать на рок свирепый,И о тайном ворожить.

Сеть смерти

«Забыв о родине своей…»

Забыв о родине своей,Мы торжествуем новоселье, —Какое буйное веселье!Какое пиршество страстей!

Но все проходит, гаснут страсти,Скучна веселость наконец;Седин серебряный венецНосить иль снять не в нашей власти.

Все чаще станем повторятьСудьбе и жизни укоризны.И тихий мир своей отчизныНам все отрадней вспоминать.

«Пламенем наполненные жилы…»

Пламенем наполненные жилы,Сердце знойное и полное огнем, —В теле солнце непомерной силы,И душа насквозь пронизанная днем.

Что же в их безумном ликованьи?Бездна ждет, и страшен рев её глухой.В озарении, сверканьи и сгораньиНе забыть ее, извечной, роковой.

«Наслаждаяся любовью, лобызая милый лик…»

Наслаждаяся любовью, лобызая милый лик,Я услышал над собою, и узнал зловещий клик.И приникши к изголовью, обагренный жаркой кровью,Мой двойник, сверкая взором, издевался над любовью,

Засверкала сталь кинжала, и кинжал вонзился в грудь,И она легла спокойно, а двойник сказал: забудь.Надо быть как злое жало, жало светлого кинжала,Что вонзилось прямо в сердце, но любя не угрожало.

«В день воскресения Христова…»

В день воскресения ХристоваИду на кладбище, — и тамРаскрыты склепы, чтобы сноваСияло солнце мертвецам.

Но никнут гробы, в тьме всесильнойСвоих покойников храня,И воздымают смрад могильныйВ святыню праздничного дня.

Глазеют маленькие дети,Держась за край решетки злой,На то, как тихи гробы этиПод их тяжелой пеленой.

Томительно молчит могила.Раскрыт напрасно смрадный склеп, —И мертвый лик ЭммануилаОпять ужасен и нелеп.

«Грешник, пойми, что Творца…»

Грешник, пойми, что ТворцаТы прогневил:Ты не дошел до конца,Ты не убил.

Дан был тебе талисманВечного зла,Но в повседневный туманРобость влекла.

Пламенем гордых страстейЖечь ты не смел, —На перекрестке путейТлея истлел.

Пеплом рассыплешься ты,Пеплом в золе.О, для чего же мечтыШепчут о зле!

«Изнемогающая вялость…»

Изнемогающая вялость,За что-то мстящая тоска, —В долинах — бледная усталость,На небе — злые облака.

Не видно счастья голубого, —Его затмили злые сны.Лучи светила золотогоСедой тоской поглощены.

«Я воскресенья не хочу…»

Я воскресенья не хочу,И мне совсем не надо рая, —Не опечалюсь, умирая,И никуда я не взлечу.

Я погашу мои светила,Я затворю уста мои,И в несказанном бытииНавек забуду все, что было.

«Живы дети, только дети…»

Живы дети, только дети, —Мы мертвы, давно мертвы.Смерть шатается на светеИ махает, словно плетью,Уплетенной туго сетьюВозле каждой головы.

Хоть и даст она отсрочку —Год, неделю или ночь,Но поставит все же точку,И укатит в черной тачке,Сотрясая в дикой скачке,Из земного мира прочь.

Торопись дышать сильнее,Жди, — придет и твой черед.Задыхайся, цепенея,Леденея перед нею.Срок пройдет, — подставишь шею, —Ночь, неделя или год.

Чёртовы качели

В тени косматой ели,Над шумною рекойКачает черт качелиМохнатою рукой.

Качает и смеется,Вперед, назад,Вперед, назад.Доска скрипит и гнется,О сук тяжелый третсяНатянутый канат.

Снует с протяжным скрипомШатучая доска,И черт хохочет с хрипом,Хватаясь за бока.

Держусь, томлюсь, качаюсь,Вперед, назад,Вперед, назад,Хватаюсь и мотаюсь,И отвести стараюсьОт черта томный взгляд.Над верхом темной елиХохочет голубой:— Попался на качели,Качайся, черт с тобой. —

В тени косматой елиВизжат, кружась гурьбой:— Попался на качели,Качайся, черт с тобой. —

Я знаю, черт не броситСтремительной доски,Пока меня не скоситГрозящий взмах руки,

Пока не перетрется,Крутяся, конопля,Пока не подвернетсяКо мне моя земля.

Взлечу я выше ели,И лбом о землю трах.Качай же, черт, качели,Все выше, выше… ах!

«Забыты вино и веселье…»