Коллектив авторов - Русское слово №08/2010 Страница 4

АВВАКУМ (задумчиво). Великое дело – великой силы требует. Не знаю: достанет ли у меня сил такой крест взять…

ПОЛОЦКИЙ. Достанет, протопоп. Достанет. Не сомневайся. Ты только подумай, какое перед тобой поле открывается! Какая луговина духовная!

АВВАКУМ. Поля воистину обширные… Дурной травой поля наши позарастали, давно хозяйской руки не слышали…

Входит в комнату Морозова. Она не ожидала застать здесь Полоцкого и вошла просто, по-домашнему. Но смущение её длится только мгновение. Сразу же надменно поднимает она голову.

МОРОЗОВА (обращается к Аввакуму, не замечая почтительно вставшего Полоцкого). Прости, отче, что от трудов духовных тебя отвлекаю. Но там, на дворе, воевода какой-то захудалый, Пашковым, кажись, кличут. Люди уж и пихали его, а он в грязь на колены встал и не идёт ни в какую со двора. Протопопа, орёт, желаю видеть. Пьяный, кажись…

АВВАКУМ. Пашков? Афанасий Филиппович? Вели пустить, госпожа боярыня…

МОРОЗОВА. Надо ли это, отче? Об чём тебе говорить с ним?

АВВАКУМ. О-хо-хо… Увы, горе! Бедная, бедная моя духовная власть! Уж мне баба, быдто патриарх указывает, как мне пасти Христово стадо, как детей духовных своих управляти ко царству небесному…

Морозова смотрит на Аввакума, и видно, как трудно сдержать ей свой гнев. Но сдерживается. Опустив голову, подходит к Аввакуму.

МОРОЗОВА. Благослови, отче…

АВВАКУМ (крестит её). Не гневайся и ты, госпожа-болярыня. Не сердитуй… Кто ково любит, тот о том печётся и о нём помышляет перед богом и человеки.

Морозова уходит. Полоцкий, потирая руки, проходит по комнате. Останавливается напротив Аввакума.

ПОЛОЦКИЙ. Первые ласточки, а, протопоп? (Восхищённо.) Ну и нюх же у воеводы! Это он небось у Стрешнева в Сибирском приказе выведал. При Стрешневе разговор царский был. Каяться прибежал воевода…

АВВАКУМ (недовольно). Ты-то почём ведаешь, для какого он дела пришёл?

ПОЛОЦКИЙ. А сам увидишь. Испугался воевода, как о царской милости прознал…

АВВАКУМ (морщится). Вроде ты, Симеон, и речи говоришь славные, а слова у тебя, как бесенята мелкие, прыгают…

Входит Пашков. Как и боярыня Морозова минуту назад, он не ждал застать здесь посторонних. Недоумённо, набычившись, смотрит на продолжающего молиться монашка, на Полоцкого, стоящего возле Аввакума. Несколько секунд длится эта немая сцена. Наконец, плюнув в сторону Полоцкого, Пашков бухается на колени перед Аввакумом.

ПАШКОВ (словно выдохнув из себя). Не мучай меня, протопоп! Не могу больше! Прости, если можешь…

ПОЛОЦКИЙ (азартно). Ну, что, протопоп? Что я говорил, а?

АВВАКУМ. Не суйся сюда. Тут дело старое. (Подходит к Пашкову.) Я прощаю, воевода, тебя. Прощаю тебя за все обиды свои. Моли Бога, чтобы и он простил.

ПАШКОВ. Протопоп! Если ты простил, то и Бог простит!

Аввакум становится на колени рядом с Пашковым. Обнимает и целует его.

АВВАКУМ. И ты, воевода, прости меня… Десять лет, не знаю, кто кого мучил: ты меня или я тебя…

Аввакум размашисто и истово крестится на иконы и встаёт. Встаёт и Пашков. Ни слова не говоря, медленно пятится к двери, не сводя глаз с Аввакума. Так и уходит со сцены.

ПОЛОЦКИЙ (восхищённо). Да-а… Лихо у тебя, протопоп, получается, Никон, прямо скажу, мелковат супротив тебя… Одобряю… Так, глядишь, и в патриархи выйдешь…

АВВАКУМ (раздражаясь). Прыгают, Симеон, у тебя слова, яко беси!

ПОЛОЦКИЙ (отступая). А ты не гневайся, не кричи, протопоп! Чего и пошутить нельзя? Не патриарх, чай, еще!

АВВАКУМ (крестится, обернувшись к иконам). Господи! Уйми ты дурака этово!

ПОЛОЦКИЙ. Да буде тебе, протопоп, буде… Чего передо мной-то представляться? Вместе ведь будем царю служить…

АВВАКУМ. Ох, Симеон, грешная душа твоя… Выведешь ведь ты меня из терпения… (Смотрит на Полоцкого, потом медленно поворачивается к залу.) А может, я сам дурак? (Вздыхает.) От, ведь тоже – грешная душа… Пойду, однако, голову остужу маленько…

Быстро выходит.

Полоцкий остаётся в комнате вдвоём с монашком. Фёдор по-прежнему спит.

ПОЛОЦКИЙ (задумчиво). Ишь как зажёгся, протопоп! (К монашку.) Целое ведь представление устроил, а?

МОНАШЕК. Он не представляется, брат… Он – воистину верует, что творит…

ПОЛОЦКИЙ (встревожено). Ты думаешь, он всерьез всё это плел?

МОНАШЕК. Здесь всё всерьёз, брате Симеон… Тебя тогда в Москве не было, когда они в церкве во время службы друг в друга плевали. И в святых угодников и в алтарь плевали.

ПОЛОЦКИЙ (возмущённо). Дикость какая!

МОНАШЕК. Да, брат… Вера и истовость…

ПОЛОЦКИЙ. Но коли всерьёз это, так нельзя ведь таково не то что к царю допускать, а и в книжные справщики. Не надёжен государь – крепко ещё за старину держится. Слушай! (Поворачивается к монашку.) Я выйду куда-нибудь, а ты заплачь, на колени пади! Скажи: держись-ка ты, протопоп, старой веры. Растрогай его! Веры вдохни! Ты же мастер у нас на такие штуки… Нужно каб отказался протопоп от должности! Каб разгневал царя совсем! Каб отказался веру сменить!

МОНАШЕК. А он и не сменит, брате… Покойным будь.

ПОЛОЦКИЙ. Бережёного бог бережёт. Ты сделай, как я велю. Какая бы крепость веры ни была у Аввакума, а соблазн дюже большой.

Входит Аввакум. Он вылил на голову ведро воды – волосы его мокрые. Рукавом Аввакум утирает лицо.

АВВАКУМ (весело). На крылечке-то дружище мой – Ртищев сидит. Плачет бедный. «Помирись, – плачет, – протопоп!» А чего плакать, если царь сам одумался? Вот глупенькой… Не знает ещё, что в царские духовники меня ладят… А ты, Симеон, на Пашкова грешишь? Откуль ему известно про милость, если и Ртищев не ведает?

ПОЛОЦКИЙ (пожимает плечами). Ртищев-то знает… С чего ты взял, что Ртищеву неведомо. Государь при нём велел мне к тебе отправляться…

АВВАКУМ. Знает? А чего же плачет тогда?

ПОЛОЦКИЙ. А он этого… (Крутит у виска пальцем.) Тронутый… Он уже всё имение на богадельни потратил. Скоро по миру пойдёт… Ты тронутых не врачуешь, протопоп?

АВВАКУМ. Опять надо голову остужать… (Топает ногой.) Говори, Симеон, что сделать надо. Господи! Сколько я сегодня терпеть понужен!

ПОЛОЦКИЙ. Да и потерпишь, так худо не будет. Ещё и не то терпеть придётся. Дикость свою сибирскую позабудь, протопоп.

АВВАКУМ. Говори. Симеон, скорее. Сил больше нету глупость твою слушать.

ПОЛОЦКИЙ. Да я уже всё сказал. Мне нужно было согласие твоё спросить и всё. Напиши царю письмецо покаянное. Дескать, осознал всё, больше не будешь народ мутить… Ну да что мне учить тебя? Сам книжки пишешь…

АВВАКУМ. Подожди! Ты про какое письмецо толкуешь, не пойму я?

ПОЛОЦКИЙ. Да чего тут непонятного? Написать надо царю, что принимаешь реформу церковную, что служить будешь по новому правилу, а если упорствовал раньше, то из-за необразованности своей…

АВВАКУМ (поворачивается к иконам, крестится). Господи милостливый! Я отрицаюся никониан, а они сами в глаза лезут! (К Полоцкому.) Изыдь от меня, лукавый!

ПОЛОЦКИЙ. Погоди, протопоп! Не спеши! Подумай вначале… Нешто тебя Сибирь не научила ничему?

АВВАКУМ (медленно и торжественно). Господи! Зима еретическая на дворе! (Голос его начинает звенеть.) Передай от меня царю, Симеон, что от милости его отка-азуюся! Не по карману она мне!

ПОЛОЦКИЙ. Ты… Ты всерьёз. Аввакум, или тебя в жар кинуло? Ты подумал, что говоришь?

АВВАКУМ (мотнув головой). Иди, Симеон! Передай как сказано.

ПОЛОЦКИЙ. Ага! Сейчас разбежался. Только этого и не хватало, чтобы ты меня в свою дикость вставил! Для этого я тебя из Сибири вытаскивал… Нет уж! Если рехнулся совсем, то сам и пиши царю. А мне велено уговаривать тебя.

АВВАКУМ. Не трать слов, Симеон… Пустые слова у тебя. А письмо я напишу…

Входит слуга.

СЛУГА. Госпожа-боярыня откушать просят… (Смотрит то на Аввакума, то на Полоцкого, задумчиво почёсывая затылок и пытаясь что-то сообразить. Безнадёжно.) Чем Бог послал…

ПОЛОЦКИЙ. Вот и славненько. Пойду погляжу, чего Бог боярыне посылает. А ты, протопоп, подумай пока. И учти: второй раз такое место предлагать не станут!

Уходит следом за слугой.

АВВАКУМ (задумчиво). Вот и дорадовался ты, протопоп… Царь-то теперь кручиноват будет. Не любо ему, что говорю я. Любо, когда молчу. Снова воеводы станут, аки козлы, прыскать.

МОНАШЕК (отступая от стены). Протопоп! А не отступай ты от старого благочестия. Не гляди на нас, что погибаем мы. Велик будешь у Христа человек, коли до конца претерпишь!

АВВАКУМ (удивленно смотрит на монашка). Ты ли, никонианин, говоришь мне такое?! (Обходит вокруг монашка.) А чего же сам не приступаешь к Христу?