Галина Болтрамун - Стихотворения Страница 4

Вечер

Сумбурно смещает акценты                                    вещанье реклам,в окислах ржавчины – блажь.Сквозь нетто имуществ и нош                                 пробивается шармневосполнимых пропаж.Цветущие липы затронул                                   античный неврозстирающихся величин.Еще один день свои ноты                           в невечность привнес,моменты ее улучил.Холсты груботканой,                       местами зияющей мглызанавешивают кругозор,чуть переломанные                                       умозренья углыменяют окраску шор.Виды и роды томит                                    упоительный зовневидимости, неродства,но никто выходить из себя                          в данный час не готов,изучая неданности нрав…Слышна перекличка                   бульварщины и мандолин.Вечерняя совесть тускла.В хрустальном плену                      разрушающийся георгинобещает не помнить зла.

«Необоримой языческой мглою…»

Необоримой языческой мглоюдышит Кастальский родник;в октавы и многоголосье недоливздох нибелунга проник.

Хрестоматийные дети тумана —бездетны у дивной горы,к которой сбегаются меридианы,спасаясь от войн и жары.

Перепоясанный радугой гуру,научившись ходить по волнам,фосфоресцирует в пенном ажуре,мечет бисер даосский китам.

Бледно горит в катакомбе лампада,карнавальная маска в углу,стекает с купели слеза конденсатав еретическую пиалу.

Ленты, накидки с танцовщиц султанаснимают в мечтах визири…И все – эфемерные дети туманау неаутентичной горы.

Как всегда

Проникая в плющи, архаичные щели,Колобродил в округе закат,Окрыленные пятна, зигзаги алелиВ безысходности координат.

Заскорузлые корни, забывшие напрочьРепродуктивности суть,Примеряли к себе пустоты сверхзадачуИ концептуальную грусть.

За оградой забвенья ржавели порокиОтстучавших на ветер сердец;Застил край непочатый иссякшие сроки;Кафкианских процессов истец

Писал к Соломоновым вето постскриптумНа пергаментах наискосок;Порывался на зов наваждения скрытно,Вопреки Ариадне, клубок.

Было все как всегда. На Кумранские свиткиОпускалась хазарская пыль,Ткался парус иллюзии – с миру по нитке,Семь футов ложились под киль.

Гибель культуры

На исходе эона острее приметы упадка культуры.Золото классики смотрится в марево линз,Лоск предприимчивости, в канифоль, политуруМассовых ценностей и опускается медленно вниз,

На фундамент модальностей дочеловеческой эры,Иль поднимается в сверхчеловеческий апофеоз.Зверино-людских эволюций защитники, миссионерыСовмещают банкротство с эффектом трибунных поз.

Толкает в прорехи культуру улыбчивая конъюнктура,Конфетти осыпает лакуны «Авесты» и «Упанишад»,Застои органики воспламеняют стрельбою Амуры,Миро иссякло, у техно-кумира чадит жировой химикат.

Вещие цифры в эпоху инфляций – нечетны, капризны,Арией эсхатологии вторит пророку маньяк,Со святых цитаделей мейнстримы смывают харизму.Так оно есть. А когда оно было не так?

В суставах индукций-дедукций – следы травматизма,На сиротстве Сикстинской мадонны – фамильный                                                                                                  синяк,Арабески гармонии чахнут у алгебры на экспертизе.Так оно есть. А когда оно будет не так?

Над лязгом реалий – свеченье бесплоднейшей славы,Что никогда не найдет коррелята в престижах эпох.Явленья искусства шлифует опасно флюид непрояви,И вздымается к звездному ужасу переполох.

Болезнь не соосной общественным вышкам культуры —Фатальна, на ранах – ацтекский просроченный йод.Уже горячатся взрывные волокна мирской кубатуры,В ходе бесправных Вселенных и эта пройдет.

Эвридика – Орфею

У любви, у забот и борьбыНе бывает посмертной судьбы.Орфей, исступленье – твой гидВ сочиненный бездарно Аид.

Пешим ходом – в бездонье? Смех!Наречьем подоблачных вехГоворю, чтоб тебе донести:Забудь кожный шелк на кости.

Орфей, тот звереныш не я,Не лепи из нелепиц меня,Забудь Эвридику кровей,Бессонниц, истом. Не жалей,

Не лови наших весен хмель,Мной не пахнут ни май, ни апрель.Нет ни жара, ни пульса битьяВ статях с выучкой небытия.

Орфей, ты сошел не в Аид —В котлованы фортун и планид,И повлек за собою фантом,Иллюзий трепещущий ком.

Не рисуй кистью бреда наш край,Об отраде со мной не мечтай,Стикс потопит любви паруса,Новый ноль в Абсолют привнеся.

Помолчи. В трудолюбии словНет подкрашенных небом основ,А твой белый (чернеющий!) светПробавляется тем, чего нет.

Страсти гложут, стихийно горя,Те сферы, что с метою «зря».Не зови меня в свой окоем;Отряхнул его пеплы Аид,Где ни в ком ничего не болит.Тот, кто есть, не бывает вдвоем.

Альфа и омега

Из роковой многозначности альф и омегВыходят, как джинн из сосуда, латентные темы.Суесловная карма на пике дешевых утехПоглаживает против шерсти кумира-тотема.

Светится Имя Пресветлое на виражеТаких скоростей, что свое позабыли значенье.Именем этим информационный сюжетСопровождает чуму, катаклизмы, сраженья.

Ничего не сумеют за Именем этим узретьНевольники реинкарнаций, заложники веры.Единственная под луною не-фикция – смерть —Служит его воплощений бессчетных примером.

А если любой (именитый иль нет) имярекВозжаждет к Высокому Имени чуть причаститься,Вздохнут чернокнижные залежи библиотекИ темную весть прошумят нулевые страницы.

Усложняются культы, каноны всеместной игры,Нагнетает экстаз в алфавиты сладчайшая арфа,И всех достижений буквально-вокальных разрывСвершится под вещее: «Я есмь омега и альфа».

Пустота

Пустота все легко вбираетИ оптом, и по частям,Не имея с того навара,Зияя по всем осям.

Пустота оприходует неттоИ брутто. В дырявый карманСсыплет наветы, заветыИ прочий дурман.

Пустота нивелирует скалыИ скалящийся утес,Где бризы росой ВалгаллыТоргуют вразнос.

Пустота заметет с поличнымПерсон и их персонал;В общем, не знает приличий,В целом – провал.

В пустоте не бывает света,Как не бывает тьмы,Но много места, и где-тоОжидаемся мы.

Пустота обнимает махины,Микроскопичных дельцов.Может, никто в ней не сгинет,А будет таков…

Варварство

Орбита Земли, вдруг метнувшись за метеоритом,зацепилась когда-то за крюк в поднебесных низах.Артефакты. Бразды мракобесья – в руках эрудитов.Пегие стопы ликующих магов – на красных углях.

Для расслабления мышц полагается праздник,бесперый двуногий под модную музыку съест барбекюиз четвероногих косматых. И в стаях, и в братствах —кто не будет прожеван, тот в собственном сгинет соку.

Мед и прополис подслащивают болевые пороги,скелеты с улыбкою сфинкса – нетленны в шкафах.В полнолунье нисходят каскады фантазмов с отрогов,Шахразаду за шик алогизмов корит падишах.

Утро добавит скупым очертаньям объема и красок,терпенье и труд, как и водится, все перетрут.А в очагах обязательной жертвенной встряскипросядет в фатальную неисчерпаемость грунт.

Просквожена фимиамом, экстазом тотема берлога,у черноликих вождей утопает в гирляндах живот.Ах, зачем так гремуча в глубинах сердечных изжогаи какая-то память в отрыве от мозга живет?

На перлах природы – печати и штампы натуралиста,у служителей культа – в бисере и бриллиантах парча.В жутких проемах искусств еле теплится Божья искра,а самоспасение самоубийственно жаждет луча.

Логос

Логос играет на вкрадчивой флейте;когда резки ее виражи,слетают лоснящиеся соцветьяскоропалительной лжи.

Поэтов изгнал из примерной державыбезжалостно мудрый Платон,их нанимает по римскому правуЦезарь воспеть Рубикон.

Термин теряет престиж от нехваткиэкзотических ярких заплат,у психолингвистики – шарм психопатки,недоверия мятый мандат.

В анналах ломает сюжеты полслова,литоты смягчают кошмар.Бесчисленны тайны, замки и покровы;пуглив откровения жар.

На всех направленьях работают всуеалфавиты, приносят плоды,которые, вид соблюдая, пустуюти ничьей не утешат нужды.

В каком-то начале какое-то слововздвигло царства сумы и тюрьмы;архетипы, берущиеся за основу,никогда не выходят из тьмы.

Логика логоса температурит,горячится Оккама кистень.Злые, чудовищные каламбурыс фундаментальною карикатурой —в сносках благих вестей.

Родина