Анатолий Муравский - Вирус «Ностальгия» Страница 4

Лада

Уже прошло немало летС тех пор, как с Ладой мы расстались.Я думал, что забыл ее, но нет:Воспоминания о ней остались.

Уж сколько раз встречал девчат,Казалось, будто вновь любил:Всегда был встречам с ними рад,Но кто-то лишний между нами был.

Уходят годы.Встречи, расставанья.Остались в прошлом все любовные невзгоды,И вот сегодня вновь свиданье.

Мы встретились, поговорили, помечтали.Потом домой ее я провожал.И все ж, пока мы с ней гулялиВдруг Ладу вспомнил, голос задрожал.

Не смог я все-таки забыть ее глаза,Ее манящие пленительной улыбкой губы;Из глаз скупая выпала слеза.И замолчал я, стиснув зубы.

Хоть девушки мне нравились порой,Я с ними все же расставался,А мыслей в голове всегда пчелиный рой,Особенно когда один я оставался.

В такое время Лада вспоминается…Вновь я тоскую, сидя у окна,И все сначала начинается…И вновь прощается со мной она…

Я понимаю, что нельзя так жить.Мне нужно больше веселиться:На танцы бегать, петь, любить;И как итог всему – жениться.

Жениться? Но на ком?Пока еще не знаю.А впрочем, девушек полно кругом,Но я все Ладу вспоминаю.И если женюсь, то лишь на похожей,Ее я ищу в каждой прохожей.

После института

С товарищем мы на работу уезжали.Нам Крайний Север на три года домом стал.Куда направят нас работать, мы не знали,Но видно Бог нас за Полярный круг послал.

В геологоразведочную партию по назначениюМы вертолетом добрались,Начальнику свои вручили направленияИ к коменданту подались.

Нам предоставили хороший дом,Такой уютный (правда, полдомишка)…А люди все хорошие кругом.За стенкой, например, электрик Гришка

Веселый, работящий мужичок.Бывает изредка он пьян, но до работы зол:К примеру – сильные морозы – он молчок,Ни слова лишнего – работает, как вол.

И все такие здесь ребятаРаз, надо значит надо – что сказать,Но все же очень уж деньжатаБольшие (северные) любят получать.

Но иногда бывает и не за наградыРаботают на злющих морозах.Сказал начальник только: – надоИ все работают, хоть слезы выступаютна глазах.

А если трудно вдруг кому-то стало,Никто не остается в стороне.Как в бой. Бок обок – горе отступало,Как отступала вражья сила на войне.

И вот среди таких людейНам предстоит прожить три года.Мы знаем, что внешне станем грубейОт лютой северной погоды.

Но все же душу не остудятСеверные, злые холода;С душой мы будем относиться к людямИ знаем: будет так всегда.

Но вот над « i» поставлены все точки…

Но вот над « i» поставлены все точки,И мы расстались навсегда с тобой.Не получил я от тебя ни строчки, —Так видно предназначено судьбой.

Себя заставил о тебе забыть.И стал ухаживать за девушкой другой.Но странно. Все ж не смог ее я полюбить,Ведь сердце было занято тобой.

Я заставлял себя мечтать о счастьеИ даже в полусне встречался с ней;Но как назло, все чащеТебя во сне я называл своей.

И был простой всему финал:Конечно, с нею мы расстались.Ее твоим я именем назвал,Когда мы с нею целовались.

После работы

(отдых)

Разожгли геологи костерИ ужинать все сели…Вокруг их был простор;Но вот все выпили и съели…Костер уж начал потухать,Но не хотелось еще спать.

Подбросили в огонь дровишек и сидели.Но вот один принес гитару,Все песню неспеша запели,А уж потом подали жару.

Пол ночи гитара не смолкала,Пол ночи пели: не хотелось спать.Гитара петь уже устала —Геологи же не хотели замолкать…

Вот говорят: геологи – бродяги.Что ж. Правда. Нынче здесь, а завтра там.Но спутница всегда одна – гитара, —Нельзя без шуток и гитары нам.

На буровой

А все же интересная работа у буровика.Работает станок, гудят моторы.Стоит бурильщик у станка,Внимательно следит, руда ведь скоро.

И как ее пройдут, как вынут керн,Все отразиться на месторожденье.Прогноз геологов, быть может, вернИ это подтвердить должно буренье.

А если буровик вдруг ошибется,Пропустит рудный интервал,То заново бурить ему придется,Чтоб керн на рудной зоне он достал.

Когда ж руду не смогут отыскать,То скажут, что месторождения здесь нет;И значит, шахт не надо открывать.Буровики лишь могут дать такой ответ.

О буровиках

Буровик – это тоже геолог,Только техника у него мощней.Ему также простор очень дорогИ романтики нету родней.

Говорят, – геолог работяга,Вечно бродит где-то с рюкзаком.По ночам же он, бродяга,У костра спит мертвым сном.

Что ж. Буровики скитаются не меньше,Только с ними техника всегда.Могут месяц, два стоять на месте,А пробурят скважину, и вновь айда.

С точки на точку везут буровуюИ от людей, иногда, и жилья.Вдаль занесет их, бывает, такую,Что кажется: кончилась наша Земля.

Собравшись же вместе после работыПоют, веселятся вдали вот такой,Но все ж вспоминают, что где-то и кто-тоВсегда с нетерпением ждет их домой.

Тоска в душе

Когда я уезжал домой,То подал руку на прощанье.Она сказала: “– До свиданья», —И попросила адрес мой.Я дал ей адрес и пообещал,Что как приеду, сразу напишу,Поскольку только мыслями о ней дышу…Приехал. Написал. Потом еще не раз писал —Никто ответа не прислал.

Когда же понял, что не будет мне ответаНа все те письма, что я ей писал,И из друзей никто не передалМне от нее ни одного привета,

Я написал последнее письмо.– Прощай, родная, и прости,Но видно, наши разошлись пути, —Так было кончено оно…Как это было все давно.

Что ж. Думал быстро я ее забуду,Вновь встречу девушку и стану с ней мечтать,Опять любить и по ночам вздыхать,А ту, с которой мы расстались, позабуду.

Но вышло все немного по-другому:Я встретил девушку, казалось, полюбил,О прошлой девушке как – будто позабыл,Но что-то все же было по-иному…Не верил почему-то сердцу молодому.

Да, мы гуляли часто с ней,О любви говорили, мечтали,Но все же одного не знали,Что та девчонка мне была родней…

По городу под ручку я часто гулялС этой милой ласковой девчонкой,Она смеялась заразительно и звонко,Когда на ушко о любви я ей шептал,Пел песни, и стихи свои читал.

Но, вдруг, как будто бы проснулся —Меня холодный пот пробил.Зачем все это? Ведь ее я не любил.– Прости, – сказал, и грустно улыбнулся.

– За что? – не поняла она, —Должна тебя простить,И почему ты снова стал грустить?..Мне ж грустно стало; ведь онаОдна перенести разлуку должна…

Но девушка все поняла.Немного грустно улыбнулась,К плечу вдруг моему пригнулась,За шею крепко обняла:

– Не огорчайся, – вдруг сказала, —Ведь я твоих любовных грезНе принимала никогда всерьез.Причину грусти я твоей не знала,Но что меня не любишь, понимала;

Хотя не думала, что ты так скороСумеешь разобраться сам с собой,А мне так было хорошо с тобой.Нет, нет. Ты не ищи в моих словах укора.

Друзьями были мы всегда,Останемся друзьями и теперь.Не забывай ты нашу дверьИ заходи хоть иногда.Друзей же ведь не забывают никогда…

Все встало на свои места;В душе моей вновь пустота.

Пусть буду груб и черств с людьми…

Пусть буду груб и черств с людьми,Пусть тосковать по городам я буду.Но что мне могут дать они?(И города, и те же люди).

Я убежал от суетыХотел забыть смех, голос милой.Но как же глуп я был. Увы.Она уйдет со мной в могилу.

Но нет. Я изменить не могСвоим привычкам, взглядам, чувствам.И потому судья мне – Бог,Что стал таким сейчас я черствым.

Пройдет еще немало лет,И покорюсь я воле рока.Да только вот не вижу прока…Такой девицы больше нет.

И пусть пишу я письма девам;Душа моя тоскует по другой.Что только я с собой не делал, —Мне не забыть девицы той.

Той, которая ушла из жизни.Она со мной, внутри меня…Любил ли я ее при жизни?Любил. Здесь нет сомнения.

Смотрю с тоскою я на стену,Она же смотрит на меня…Куда тоску свою я дену;Как горе мне свое унять?

Прости меня, моя родная.Прости же за медлительность мою.Тебе легко сейчас, я знаю,А я один, как памятник стою.Стою средь жизни суеты,Которую покинула так рано ты.

Первый танец