Владимир Маяковский - Том 6. Стихотворения, поэмы 1924-1925 Страница 40

[1924]

Летающий пролетарий*

В «Правде»     пишется правда.            В «Известиях» —                 известия.Факты.     Хоть возьми           да положи на стол.А поэта     интересует         и то,               что будет через двестилет       или —     через сто.

Когда   перелистываем         газетный лист мы,перебираем      новости         заграницы болотной,натыкаемся —      выдумали            ученые империалистовы:то газ,   то луч,      то самолет беспилотный.Что́ им,   куриная судьба горька?Человечеству      помогают,              лучи скрестя?Нет —   с поднебесья         новый арканготовят   на шеи      рабочих и крестьян.Десятилетие*      страницы            всех газетинсмерть начиняла —         увечья,            горе…Но вздором      покажутся         бойни этив ужасе   грядущих фантасмагорий.· · ·

Небо горсти сложило         (звезды клянчит).Был вечер,          выражаясь просто.На небе,   как всегда,         появился аэропланчик.Обычный —      самопишущий —               «Аэророста».Москва.   Москвичи         повылезли на крышисорокаэтажных         домов-коммун.— Посмотрим, что ли…              Про что пропишет.Кто?   Кого?      Когда?         Кому? —

Летчик   открыл      горящий газ,вывел   на небе      раму.Вывел   крупными буквами:

ПРИКАЗ. МОБИЛИЗАЦИЯ.

         А потом —                  телеграмму:Рапорт.      Наблюдатели.            Берег восточный.Доносим:«Точно —без пяти восемь,несмотря       на время раннее,враг   маяки      потушил крайние».Ракета.   Осветились         в темнотеприготовления —         лихорадочный темп.Крыло к крылу,         в крылья крылья,первая,   вторая,      сотая эскадрилья.Еще ракету!      Вспыхнула.            Видели?Из ангаров          выводятся истребители.«Зашифровали.      Передали            стамсторожевым      советским постам.Порядок образцовый.         Летим            наперерез,в прикрытии      газовых завес».За рапортом —         воззвание:            «Товарищи,                    ясно!Угроза —        Европе           и Азии красной.Америка —      разбитой буржуазии оплот —на нас   подымает           воздушный флот.Не врыть   в нору         рабочий класс.Рука — на руль!          Глаз — на газ!»Казалось,        газ,      смертоносный и душненький,уже      обволакивает         миллионы голов.Заторопились.      Хватали наушники.Бросали в радио:            «Алло!               Алло!!»Мотор умолк,      тревогу отгаркав.Потух   вверху      фосфорический свет.А люди   выводили              двухместки из ангариков,летели —        с женой —         в районный совет.Долетевшим      до половинывстречались —      побывавшие в штабе.Туда!   Туда!!      Где бомбы            да минысложил   арсенальщик         в страшный штабель.

— Товарищи!      На митинг! —            радио кликал.Массы   морем      вздымало бурно.А с Красной      площади         взлетала восьмикрылка —походная        коминтерновская трибуна.Не забудется      вовек         картина эта.В масках,       в противогазном платьеземля   разлеглась         фантастическим макетом.А вверху —      коминтерновский председатель:— Товарищи!      Сегодня         АмерикаСоюзу   трудящихся         навязывает войны! —От Шанхая           до ирландского берега —фразы   сразу      по радиоволнам.

Сегодня   забыли      сон и дрёму.Солнце   искусственное         в миллиард свечейвключили,          и от аэродрома            к аэродромусновали   машины          бессонных москвичей.Легкие разведчики,         дредноуты из алюминия…И в газодежде,      мускулами узловат,рабочий      крепил         подвески минные;бомбами —        летучками            набивал кузова.Штабные        у машин         разбились на группки.Небо кроили;      место своеотмечали.        Делали зарубкина звездах —      территории грядущих боев.Летчик.   Рядом — ребятишки            (с братом)шлем   помогали      надеть ему.И он        объяснял      пионерам и октябрятам,из-за чего тревога            и что — к чему:— Из Европы выбили…              из Азии…               Ан,они — туда      навострили лыжи, —в Америку, значит.         В подводках.               За океан.А там —   свои.      Буржуи.         Кулиджи*.Мы      тут   забыли и имя их.Заводы строим.         Возносим трубы.А они   не дремлют.У них —       химия.Воняют газом.      Точат зубы.Ну, и решили —          дошло до точки.Бомбы взяли.      С дом — в объем.Камня на камне,           листочка на листочкене оставят.          Побьют…         Если мы не побьем. —

Одна   машина      выскользнула плавно.Снизилась,           смотрит…         Чего бы надо еще?Потом рванулась —            обрадовалась словно —сигнализировала:            «Главнокомандующий.Приказываю:      Пора!Вперед!!       И до Марса         винт отмашет!»Отземлились,      подняли рупора.И воздух      гремит         в давнишнем марше.

Буржуи   лезут в ярина самый       небий свод.Товарищ      пролетарий,садись на самолет!Катись   назад,      заводчики,по облакам свистя.Мы — летчикиреспублики      рабочих и крестьян.Где не проехать         коннице,где не пройти      ногам —там      только        летчик гонитсяза птицами врага.Вперед!   Сквозь тучи-кочки!Летим,   крылом блестя.Мы — летчикиреспублики      рабочих и крестьян!Себя   с врагом померьте,дорогу   кровью рдя;до самой      небьей твердикоммуну      утвердя.Наш флаг       меж звезд         полощется,рабочью      власть      растя.Мы — летчики,         мы — летчицы,рабочих и крестьян!

Сначала   разведчики         размахнулись полукругом.За разведчиками —         истребителей дуга.А за ними         газоносцы         выстроились в угол.Тучи   от винтов      размахиваются наугад.А за ними,         почти          закрывая многоокий,помноженный      фонарями            небесный свод,летели   огромней,           чем корабельные доки,ангары —        сразу      на аэропланов пятьсот.Когда   повороты         были резки́, —на тысячи        ладов и ладковревели   сонмы      окружающих мастерскихсвистоголосием          сирен и гудков.За ними   вслед      пошли обозы,маскированные         каким-то            цветом седым.Тихо…   Тебе — не телегой о́б земь!..Арсеналы,         склады            медикаментов,               еды…Под ними        земля         выгибалась миской.Ждали   на каждой         бетонной поляне.Ленинская          эскадрилья            взлетела из-под Минска…Присоединились            крылатые смоляне…Выше,   выше      ввинчивались летчики.Совсем высоко…           И — еще выше.Марш отшумел.         Машины —            точки.Внизу — пощурились         и бросили крыши.Проверили.      Есть —         кислород и вода.Еду̀   машина      в минуту подавала.И влезли,       осмотрев         провода и привода,в броню   газонепроницаемых подвалов.На оборону!      Заводы гудят.А краны      мины таскают.Под землю   от вражьего газа уйдя,бежала   жизнь заводская.

Летели.Птицы   в изумленьи глядели.            Летели…Винт,   звезда блестит в темноте ли?               Летели…Ввысь   до того,      что — иней на теле.               Летели…Сами   себя ж      догоняя еле,         летели.С часами      скорость         творит чудеса:шлов сутки      двое сполна;два солнца —      в 24 часа;и дважды        всходила луна.Когда ж      догоняли            вращенье земли —сто мест      перемахивал         глаз.А циферблат      показывал            имодин   неподвижный час.Взвивались,      прорезавши            воздух весь.В удушьи        разинув рот,с трудом       рукой,         потерявшей вес,выструивали      кислород.Вреза́лись      разведчики            в бурю               и в громи, бросив        громовую одурь,на гладь   океана      кидались ядроми плыли,       распенивши воду.Пловучей        миной           взорван один.И тотчас      все остальныезаторопились      в воду уйти,сомкнувши      брони стальные.Всплывали,      опасное место пройдя,стряхнувши      с пропеллеров            капли;и вновь   в небосвод,         пылающ и рдян,машин   многоточие         вкрапили.            Летели…Минуты…        сутки…         недели…            Летели.Сквозь россыпи солнца,               сквозь луновы мели                  летели.

Начальник         спокойно         передвигает кожаныйна два   валика      намотанный план.Все спокойно.      И вдруг —            как подкошенный,камнем —         аэроплан.Ничего.   И только          лучищевытягивается      разящей         ручищей.Вставали,        как в пустыне миражи,сто тысяч        машин          эскадрильи вражьей.Нацелив      луч,      истребленье готовящий,сторон с десяти          — никак не менее —свистели,        летели,            мчались чудовища —из света,      из стали,            из алюминия.Качнула      машины            ветра река.Налево   кренятся          по склону.На правом         крыле          встает три «К»,три      черных          «К» —         Ку-клукс-клана*.А ветер   с другого бока налез,направо   качнул огульно —и чернью       взметнулась         на левом крылефашистская      загогулина.Секунда.      Рассмерчились бешено.И нет.   Исчезли,      в газ занавешены.На каждом аэро,      с каждого бока,как будто       искра —         в газовый бак,два слова        взрывало сердца:            «Тревога!Враг!»

Не различить      горизонта слитого.Небо,   воздух,      вода —         воедино!И в этой      синеве —         последняя битва.Красных,       белых         — последний поединок.Невероятная битва!         Ни одного громыханийка!!Ни ядер,   ни пуль не вижу мимо я —только   винтов      взбешенная механика,только   одни      лучи да химия.Гнались,       увлекались ловом,и вдруг —         поворачивали                назад.Свисали руки,      а на лице              лиловом —вылезшие        остекленелые глаза.Эскадрильи,      атакующие,            тучи рыли.Прожектор          глаз      открывает круглый —и нету   никаких эскадрилий.Лишь падают      вниз         обломки и угли.Иногда,   невидимые,         башня с башнеюсходились,          и тогда         громыхало одно это.По старинке      дрались         врукопашнуюдва      в абордаже      воздушные дредноута.Один разбит,      и сразу —             идиллия:беззащитных,      как щенят,в ангары      поломанные         дредноуты вводили,здесь же   в воздухе         клепая и чиня.Четырежды           ночью,         от звезд рябой,сменились          дней глади,но все          растет,      расширяется бой,звереет   со дня на́ день.В бою   умирали      пятые сутки.Враг        отошел на миг.А после   тысяча      ясно видимых и жуткихмашин   пошла напрямик.В атаку!   В лучи!! —         Не свернули лёта.В газ!!! —         И газ не мутит.Неуязвимые,   прут без пилотов.Всё      метут       на пути.

Командав нахмурился.            Кажется — крышка!Бросится наш,      винтами взмашет —и падает   мухой,      сложивши крылышки.Нашим — плохо.           Отходят наши.Работа —        чистая.           Сброшена тонна.Ни увечий,          ни боли,         ни раны…И город      сметен         без всякого стонатонной   удушливой         газовой дряни.Десятки   столиц      невидимый выелникого,   ничего не щадящий газ.К самой   к Москве           машины передовыепрут,   как на парад,         как на показ…Уже       надеющихся           звали вра́лями.Но летчики,           долг выполняя свой,аэропланными      кольцами —            спиралямисгрудились      по-над самой Москвой.Расплывшись      во все         небесное лоно,во весь   непреклонный         машинный дух,враг летел,          наступал неуклонно.Уже —   в четырех километрах,                в двух…Вспыхивали      в черных рамкахизвестия      неизбежной ясности.Радио   громкотрубило:      — Революция в опасности! —Скрежещущие звукикорежили        и спокойное лицо, —это      завинчивала люкиМосква   подвальных жильцов.Сверху   видно:      мура —так толпятся;      а те —в дирижаблях      да — на Урал.Прихватывают      жен и детей.Растут,   размножаются         в небесном ситценадвигающиеся         машины-горошины.Сейчас закидают!      Сейчас разразится!Сейчас   газобомбы             обрушатся брошенные.Ну что ж,       приготовимся              к смерти душной.Нам ли   клониться,             пощаду моля?Напрягшись      всей         силищей воздушной,примолкла          Советская Земля.

И вдруг… —      не верится! —            будто               кто-томашины      вражьи          дернул разом.На удивленье      полувылезшим            нашим пилотам,те скривились      и грохнулись            наземь.Не смея радоваться —         не подвох ли?снизились, может,         землею шествуют? —моторы   затараторили,         заохали,ринулись       к месту происшествия.Снизились,      к земле приникли…В яме,   упавшими развороченной, —обломки      алюминия,         никеля…Без подвохов.      Так. Точно.Летчики вылезли.         Лбы — складки.Тысяча вопросов.         Ответ —            нем.И лишь   под утро          радио-разгадка:— Нью-Йорк.      Всем!         Всем!            Всем!

Рабочих,      крестьян         и лётные кадрыприветствуют      летчики         первой эскадры.Пусть   разиллюминуютМоскву   в миллион свечей.С этой минуты      навек мину́ютвойны.   Мы —      эскадра москвичей —прорвались.      Нас         не видели.Под водой —      до Америки рейс.Взлетели.        Ночью           громкоговорителипоставили.          И забасили         на Нью-Йорк, на весь.«Рабочие!        Товарищи и братья!Скоро ль      наций      дурман развеется?!За какие серебренники,             по какой платевы     предаете      нас, европейцев?Сегодня      натравливают:              — Идите!Европу   окутайте         в газовый мор! —А завтра      возвратится победитель,чтоб здесь   на вас          навьючить ярмо.Что вам   жизнь      буржуями да́рена?Жмут   из вас      то кровь,         то пот.Спаяйтесь   с нами           в одну солидарность.В одну коммуну —         без рабов,            без господ!»Полицейские —          за лисой лиса —на аэросипедах…           Прожѐктора полоса…Напрасно! —      Качаясь мерно,громкоговорители         раздували голосалучших   ораторов Коминтерна.Ничего!   Ни связать,         ни забрать его —радио.Видим,   у них —         сумятица.Вышли рабочие,          полиция пятится.А город   будто      огни зажег —разгорается      за флагом флажок.Для нас   приготовленные минымиллиардерам      кладут под домины.Знаменами          себя         осеня,атаковывают      арсенал.Совсем как в Москве         столетья назадОктябрьская      разрасталась гроза.Берут,   на версты          гром разбаси́в,ломают   замков      хитроумный массив.Радиофорт…      Охраняющий —            скинут.Атаковали.          Взят вполовину.В другую!        Схватка,         с час горяча.Ухватывают      какой-то рычаг.Рванули…        еще крутнули…            Мгновение, —и то чересчур —          мгновения менее, —как с тыщи          струнищ         оборванный вой!И тыща   чудовищ          легла под Москвой.

В «ура» содрогающимся              ртам ещехотелось орать      и орать до́сыта, —а уже   во все небеса         телеграммищувычерчивала      радиороста:«Мир!   Народы      кончили драться.Да здравствует      минута эта!Великая   Американская федерацияприсоединяется          к Союзу советов!»Сомнений —      ни в ком.Подпись:   «Американский ревком».

Утром   с запада      появились точки.Неслись,       себя      и марш растя:«Мы — летчики          республики            рабочих и крестьян.Недаром      пролетали —очищен   небий свод.Крестьянин!      Пролетарий!Снижайте самолет!Скатились         вниз      заводчики,            по облакам свистя.Мы летчики —      республики            рабочих и крестьян!Не вступит      вражья         конница,ни птица,        ни нога.Наш летчик   всюду гонитсяза силами врага.Наш флаг       меж звезд полощется,рабочью власть растя.Мы — летчицы,мы — летчики      рабочих и крестьян».

Комната —      это,         конечно,            не роща.В ней   ни пикников не устраивать,               ни сражений.Но все ж      не по мне —         проклятая жилплощадь:при моей,        при комплекции —            проживи на сажѐни!Старики,      старухи,           дама с моською,дети   без счета —         вот население.Не квартира,      а эскимосскоеили киргизское         копченое селение.Ребенок —      это вам не щенок.Весь день —      в работе упорной.То он тебя         мячиком         сбивает с ног,то    на крючок      запирает в уборной.Меж скарбом —          тропинки,            крымских окольней.От шума      взбесятся         и самые кроткие.Весь день —      звонки,            как на колокольне.Гуртом,   в одиночку,         протяжные,               короткие…И за это   гнездо —         между клеток               и солений,где негде       даже      приткнуть губу,носишься        весь день,         отмахиваясь            от выселениймандатом союзным,         бумажкой КУБу*.Вернешься          ночью,         вымотан в городе.Морда — в пене, —         смыть бы ее.В темноте         в умывальной               лупит по мордекем-то   талантливо         развешенное белье.Бр-р-р-р!Мутит   чад кухонный.         Встаю на корточки.Тянусь   с подоконника         мордой к форточке.Вижу,   в небесах —         возня аэропланова.Приникаю         к стеклам,         в раму вбит.Вот кто   должен      переделать нановонаш       сардиночный         унылый быт!

Год какой-то      нолями разну̀лится.Отгремят       последние         битвы-грома.В Москве       не будет         ни переулка,               ни улицы —одни аэродромы           да дома.Темны,   неясны      грядущие дни нам.Но —   для шуткиизображу       грядущего гражданина,проводящего      одни сутки.

Восемь.   Кричит         радиобудильник вежливый:«Товарищ —      вставайте,             не спите ежели вы!Завод —       зовет.Пока   будильнику         приказов нет?До свидания!      Привет!»Спросонок,      но весь —         в деловой прыти,гражданин          включил         электросамобритель.Минута —          причесан,         щеки —            дажегражданки Милосской            Венеры глаже.Воткнул штепсель,         открыл губы:электрощетка —           юрк! —            и выблестила зубы.Прислуг — никаких!         Кнопкой званная,сама        под ним      расплескалась ванная.Намылила         вначале —и пошла:      скребет и мочалит.Позвонил —      гражданину            под носсам      подносится      чайный поднос.Одевается —      ни пиджаков,            ни брюк;рубаха   номерами           не жмет узка.Сразу   облекается           от пяток до рукшелком   гениально скроенного куска.В туфли —      пару ног…В окно —         звонок.Прямо   к постели          из небесных лонвпархивает      крылатый почтальон.Ни — приказ выселиться,         ни — с налогом повестка.Письмо от любимой         и дружеских несколько.Вбегает сын,      здоровяк —            карапуз.— До свидания,          улетаю в вуз.— А где Ваня?— Он   в саду      порхает с няней.

Сквозь комнату — лифт.            Присел —                     и вышелна гладь      расцветоченной крыши.К месту   работы      курс держа,к самому      карнизу         подлетает дирижабль.По задумчивости         (не желая надуть)гражданин          попробовал            сесть на лету.Сделав   самые вежливые лица,гражданина      остановила            авиомилиция.Ни протоколов,         ни штрафа бряцания…Только —        вежливенькое         порицание.Высунувшись      из гондолы,            на разные тонапокрикивает      знакомым летунам:— Товарищ,      куда спешите?            Бросьте!Залетайте        как-нибудь         с женою               в гости!Если свободны —         часа на ползапархивайте      на авиобол!— Ладно!        А вы      хотите пересесть?Садитесь,        местечко в гондоле есть! —Пересел…         Пятнадцать минут.               И вот —гражданин          прибывает         на место работ.

Завод.   Главвоздух.              Делают вообще онивоздух   прессованный         для междупланетных сообщений.Кубик   на кабинку — в любую ширь,и сутки   сосновым духом дыши.Так —   в век оныйиз «Магги»      делали бульоны.Так же   вырабатываются            из облаковискусственная сметана            и молоко.Скоро   забудут      о коровьем имени.Разве   столько      выдоишь            из коровьего вымени!Фабрика.       Корпусом сорокаярусным.Слезли.   Сорок —            в рвении яростном.Чисто-чисто.      Ни копотей,            ни сажи.Лифт   развез      по одному на этаж.Ни гуда,   ни люда!Одна клавиатура —         вроде «Ундервуда»*.Хорошо работать!             Легко — и так,а тут еще       по радио —         музыка в такт.Бей буквами,      надо которыми,а все   остальное           доделается моторами.Четыре часа.      Промелькнули мельком.И каждый —      с воздухом,            со сметаной,                  с молоком.Не скукситесь,      как сонные совы.Рабочий день —           четырехчасовый.Бодро, как белка…      Еще бодрей.Под душ!   И кончено —         обедать рей!

Вылетел.   Детишки.         Крикнул:            — Тише! —Нагнал   из школы           летящих детишек.— Куда, детвора?            Обедать пора! —Никакой кухни,      никакого быта!Летают сервированные             аэростоловые Нарпита.Стали сел.Взяли съел.Хочешь — из двух,хочешь — из пяти, —на любой дух,на всякий аппетит.Посуда —        самоубирающаяся.            Поел —               и вон!Подносит        к уху      радиофон.Буркнул,      детишек лаская:Дайте Чухломскую!         Коммуна Чухломская?..Прошу —       Иванова Десятого! —— Которого?      Бритого? —            — Нет.               Усатого!.— Как поживаешь?         Добрый день.— Да вот —      только         вылетел за плетень.Пасу стадо.А что надо? —— Как что?!      Давно больноне видались.      Залетай         на матч авиобольный. —— Ладно!   Еще с часок         попасуи спланирую      в шестом часу.Может, опоздаю…             Думаю — не слишком.Деревня   поручила            маленькое делишко.Хлеба́ —      жарою мучимы,так я   управляю      искусственными тучами.Надосделать дождь,         да чтоб — без града.До свидания! —

Теперь —        поучимся.         Гражданин               в минутуподлетает   к Высшему         сметанному институту.Сопоставляя      новейшие            технические данные,изучает   в лаборатории         дела сметанные…У нас пока —      различные категории занятий.Скажем —          грузят чернорабочие,            а поэзия —               для духовной знати.А тогда   не будет         более почетных               и менее…И сапожники,      и молочницы —                 все гении.

Через час —      до́ма.         Отдых.            Смена.Вместо блузы —           костюм спортсмена.В гоночной,      всякого ветра чище,прет,   захватив      большой мячище.Небо —   в самолетах юрких.Фигуры взрослых,         детей фигурки.И старики        повылезли,         забыв апатию.Красные — на желтых.             Партия — на партию.Подбросят         мяч      с высотищи            с этакой,а ты подлетай,      подхватывай сеткой.Откровенно говоря,         футбол —               тоска.Занятие   разве что —         для лошадиной расы.А здесь —         хорошо!         Башмаки — не истаскать.Нос      тебе   мячом не расквасят.Все кувыркаются —         надо,            нет ли;скользят на хвост,             наматывают петли.Наконец      один      промахнется сачком.Тогда:   — Ур-р-р-а!         Выиграли очко! —Вверх,   вниз,            вперед,         назад, —перекувырнутся          и опять скользят.Ни вздоха запыханного,              ни кислой мины —будто   не ответственные работники,               а — дельфины.Если дождь налетает         с ветром в паре —подымутся         над тучами         и дальше шпарят.Стемнеет,        а игры бросить            лень;догонят солнце,         и — снова день.Наконец      устал      от подбрасывания,               от лова.Снизился        и влетел         в окно столовой.Кнопка.   Нажимает.         Стол чайный.Сын рассказывает:         — Сегодня               случайнокрыло поломал.         Пересел к Петьке,а то б   опоздал      на урок арифметики.Освободились на час         (урока нету),полетели       с Петькой         ловить комету.Б-о-о-о-льшущая!            С версту — рост.Еле       вдвоем           удержали за хвост.А потом      выбросили —             большая больно.В школу   кометы таскать             не позволено. —Сестра:   — Сегодня         от ветраскатился клубок         с трех тысяч метров.Пришлось снизиться —              нитку наматывать.Аж вся   от ветра      стала лохматовая. —А младший          весь      в работу вник.Сидит   и записывает в дневник:«Сегодня       в школе —         практический урок.Решали —         нет      или есть бог.По-нашему —      религия опиум.Осматривали образ —         богову копию.А потом   с учителем         полетели по небесам.Убеждайся — сам!Небо осмотрели         и внутри            и наружно.Никаких богов,      ни ангелов            не обнаружено».А папаше,        чтоб не пропал                ни единый миг,радио   выбубнивает         страницы книг…

Звонок.   — Алло!          Не разбираю имя я…А!    Это ты!        Привет, любимая!Еду!       Немедленно!            В пять минутнебо перемахну         во всю длину.В такую погоду      прекрасно едется.Жди        у облака —         под Большой Медведицей.До свидания! —Сел,        и попятились             площади,            здания…Щека — к щеке,         к талии — талией, —небо   раза три облетали.По млечным путям         за кометной кривизной,а сзади —        жеребенком —            аэроплан привязной.Простор!       Тебе —           не Петровский парк,где все   протерто          задами парок.На ходурассказывает      бывшее         в двадцать пятом году.— Сегодня           слушал         радиокнижки.Да…       это были      не дни, а днишки.Найдешь комнатенку,         и то — не мед.В домком давай,          фининспектору данные.А тут — благодать!         Простор —            не жмет.Мироздание!Возьмем — наудачу.Тогда          весной      тащились на дачу.Ездили   по железной дороге.Пыхтят   и ползут понемножку.Все равно,         что ласточку            поставить на но́ги,чтоб шла,       ступая         с ножки на ножку.Свернуть,        пойти по ле́су —нельзя!   Соблюдай рельсу.А то еще      в древнее время            были,так называемые         автомобили.Тоже —   мое