Владимир Высоцкий - Лирика Страница 42

1977

«Я дышал синевой…»

Я дышал синевой,Белый пар выдыхал, —Он летел, становясь облаками.Снег скрипел подо мнойПоскрипев, затихал, —А сугробы прилечь завлекали.

И звенела тоска, что в безрадостной песне поется:Как ямщик замерзал в той глухой незнакомой степи, —Усыпив, ямщика заморозило желтое солнце,И никто не сказал: «Шевелись, подымайся, не спи!»

Все стоит на Руси,До макушек в снегу.Полз, катился, чтоб не провалиться, —Сохрани и спаси,Дай веселья в пургу,Дай не лечь, не уснуть, не забыться!

Тот ямщик-чудодей бросил кнут, и – куда ему деться! —Помянул он Христа, ошалев от заснеженных верст…Он, хлеща лошадей, мог бы этим немного согреться, —Ну а он в доброте их жалел и не бил – и замерз.

Отраженье своеУвидал в полынье —И взяла меня оторопь: в пору бОборвать житие —Я по грудь во вранье,Да и сам-то я кто, – надо в прорубь!

Вьюги стонут, поют, – кто же выстоит, выдержитстужу!В прорубь надо да в омут, – но сам, а не руки сложа.Пар валит изо рта – эк душа моя рвется наружу, —Выйдет вся – схороните, зарежусь – снимите с ножа!

Снег кружит над землей,Над страною моей,Мягко стелет, в запой зазывает.Ах, ямщик удалой —Пьет и хлещет коней!А непьяный ямщик – замерзает.

<Между 1970 и 1977>

«Я первый смерил жизнь обратным счетом…»

Я первый смерил жизнь обратным счетом —Я буду беспристрастен и правдив:Сначала кожа выстрелила потомИ задымилась, поры разрядив.

Я затаился, и затих, и замер, —Мне показалось – я вернулся вдругВ бездушье безвоздушных барокамерИ в замкнутые петли центрифуг.

Сейчас я стану недвижим и грузен,И погружен в молчанье, а пока —Меха и горны всех газетных кузенРаздуют это дело на века.

Хлестнула память мне кнутом по нервам —В ней каждый образ был неповторим…Вот мой дублер, который мог быть первым,Который смог впервые стать вторым.

Пока что на него не тратят шрифта, —Запас заглавных букв – на одного.Мы с ним вдвоем прошли весь путь до лифта,Но дальше я поднялся без него…

Вот тот, который прочертил орбиту,При мне его в лицо не знал никто, —Все мыслимое было им открытоИ брошено горстями в решето…

И, словно из-за дымовой завесы,Друзей явились лица и семьи, —Они все скоро на страницах прессыРасскажут биографии свои.

Их всех, с кем вел я доброе соседство,Свидетелями выведут на суд, —Обычное мое, босое детствоОбуют и в скрижали занесут…

Чудное слово «Пуск!» – подобье вопля —Возникло и нависло надо мной, —Недобро, глухо заворчали соплаИ сплюнули расплавленной слюной.

И вихрем чувств пожар души задуло,И я не смел – или забыл – дышать.Планета напоследок притянула.Прижала, не желая отпускать.

Она вцепилась удесятеренно, —Глаза, казалось, вышли из орбит,И правый глаз впервые удивленноВзглянул на левый, веком не прикрыт.

Мне рот заткнул – не помню, крик ли, кляп ли, —Я рос из кресла, как с корнями пень.Вот сожрала все топливо до каплиИ отвалилась первая ступень.

Там, подо мной, сирены голосили,Не знаю – хороня или храня,А здесь надсадно двигатели взвылиИ из объятий вырвали меня.

Приборы на земле угомонились,Вновь чередом своим пошла весна,Глаза мои на место возвратились,Исчезли перегрузки, – тишина…

Эксперимент вошел в другую фазу, —Пульс начал реже в датчики стучать.Я в ночь влетел – минуя вечер, сразу, —И получил команду отдыхать.

И неуютно сделалось в эфире,Но Левитан ворвался в тесный залИ отчеканил громко: «Первый в мире…» —И про меня хорошее сказал.

Я шлем скафандра положил на локоть,Изрек про самочувствие свое.Пришла такая приторная легкость,Что даже затошнило от нее.

Шнур микрофона словно в петлю свилсяСтучали в ребра легкие, звеня.Я на мгновенье сердцем подавился —Оно застряло в горле у меня.

Я отдал рапорт весело – на совесть,Разборчиво и очень делово.Я думал: вот она и невесомость —Я вешу нуль – так мало, ничего!

Но я не ведал в этот час полета,Шутя над невесомостью чудной,Что от нее кровавой будет рвотаИ костный кальций вымоет с мочой…

<Между 1970 и 1978>

«Зарыты в нашу память на века…»

Зарыты в нашу память на векаИ даты, и события, и лица,А память – как колодец глубока:Попробуй заглянуть – навернякаЛицо и то неясно отразится.

Разглядеть, что истинно, что ложно,Может только беспристрастный суд:Осторожно с прошлым, осторожно —Не разбейте глиняный сосуд!

Иногда как-то вдруг вспоминаетсяИз войны пара фраз —Например, что сапер ошибаетсяТолько раз.

Одни его лениво ворошат,Другие неохотно вспоминают,А третьи – даже помнить не хотят,И прошлое лежит, как старый клад,Который никогда не раскопают.

И поток годов унес с границыСтрелки – указатели пути, —Очень просто в прошлом заблудиться —И назад дороги не найти.

Иногда как-то вдруг вспоминаетсяИз войны пара фраз —Например, что сапер ошибаетсяТолько раз.

С налета не вини – повремени:Есть у людей на всё свои причины —Не скрыть, а позабыть хотят они, —Ведь в толще лет еще лежат в тениЗабытые заржавленные мины.

В минном поле прошлого копаться —Лучше без ошибок, – потомуЧто на минном поле ошибатьсяПросто абсолютно ни к чему.

Иногда как-то вдруг вспоминаетсяИз войны пара фраз —Например, что сапер ошибаетсяТолько раз.

Один толчок – и стрелки побегут, —А нервы у людей не из каната, —И будет взрыв, и перетрется жгут…Но, может, мину вовремя найдутИ извлекут до взрыва детонатор!

Спит земля спокойно под цветами,Но когда находят мины в ней —Их берут умелыми рукамиИ взрывают дальше от людей.

Иногда как-то вдруг вспоминаетсяИз войны пара фраз —Например, что сапер ошибаетсяТолько раз.

<До 1978>

«Я спокоен – он мне все поведал…»

Я спокоен – он мне все поведал.«Не таись», – велел. И я скажу.Кто меня обидел или предал —Покарает тот, кому служу.Не знаю как – ножом ли под ребро,Или сгорит их дом и все добро,Или сместят, сомнут, лишат свободы,Когда – опять не знаю, – через годыИли теперь, а может быть – уже…Судьбу не обойти на виражеИ на кривой на вашей не объехать,Напропалую тоже не протечь.А я? Я – что! Спокоен я, по мне – хотьПобей вас камни, град или картечь.

<1978>

«Слева бесы, справа бесы…»

Слева бесы, справа бесы.Нет, по новой мне налей!Эти – с нар, а те – из кресел, —Не поймешь, какие злей.

И куда, в какие дали,На какой еще маршрутНас с тобою эти вралиПо этапу поведут?

Ну а нам что остается?Дескать, горе не беда?Пей, дружище, если пьется, —Все – пустыми невода.

Что искать нам в этой жизни?Править к пристани какой?Ну-ка, солнце, ярче брызни!Со святыми упокой…

<1979>

«И кто вы суть? Безликие кликуши?..»

Михаилу Шемякину

под впечатлением от серии «Чрево»

И кто вы суть? Безликие кликуши?Куда грядете – в Мекку ли, в Мессины?Модели ли влачите к Монпарнасу?Кровавы ваши спины, словно туши,И туши – как ободранные спины, —И ребра в ребра вам – и нету спасу.

Ударил ток, скотину оглоуша,Обмякла плоть на плоскости картиныИ тяжко пала мяснику на плечи.На ум, на кисть творцу попала туша —И дюжие согбенные детины,Вершащие дела нечеловечьи.

Кончал палач – дела его ужасны,А дальше те, кто гаже, ниже, плоше,Таскали жертвы после гильотины:Безглазны, безголовы и безгласныИ, кажется, бессутны тушеноши,Как бы катками вмяты в суть картины.

Так кто вы суть, – загубленные души?Куда спешите, полуобразины?Вас не разъять – едины обе массы.Суть Сутина – «Спасите наши туши!»Вы ляжете, заколотые в спины,И Урка слижет с ваших лиц гримасу.

Я ротозей – но вот не сплю ночами, —В глаза бы вам взглянуть из-за картины!..Неймется мне, шуту и лоботрясу, —Сдается мне, хлестали вас бичами?!Вы крест несли – и ободрали спины?!И ребра в ребра вам – и нету спасу.

<Между 1977 и 1979>

«Меня опять ударило в озноб…»