Иоганн Гёте - Фауст Страница 42

Взрыв. Фауст падает наземь. Духи обращаются в пар.[143]

Ну вот тебе! Какие недотроги!Нет, черту с дураком не по дороге.

Темнота. Переполох.

Акт второй[144]

Тесная готическая комната с высокими сводами, когда-то Фаустова, в том виде, в каком он ее оставил

Из-за занавески выходит Мефистофель. Когда он ее отдергивает, оглядываясь назад, в глубине становится виден Фауст, лежащий без движения на старой прадедовской кровати.

Лежи, несчастный, в забытьи.Кого ошеломит Елена,Отдаст ей помыслы своиИ уж не вырвется из плена.Хожу по комнате и в нейВстречаю прежнюю картину.Раскраска окон лишь темней,Да больше стало паутины.Все тут — до высохших чернил,Бумаги и пера огрызка,Которым Фауст закрепилДиаволу свою расписку.В пере остался крови следКак бы напоминаньем старым.Реликвий редких кабинетГордился б этим экземпляром.И шуба на крюке цела, —Я в ней над новичком смеялся, —Он, верно, до сего числаВ услышанном не разобрался.Сниму одежду на меху.Ведь только в одеянье этомВы можете с авторитетомМолоть любую чепуху.Но что ученому дано,То черту не разрешено.

Снимает и встряхивает меховой плащ, из которого вылетают моль, кузнечики и прочие насекомые.

С приездом, с приездом,Старинный патрон:Твоим появленьемНаш рой привлечен.Ты сеял нас редкоЧислом небольшим,И тысячью тысячТеперь мы кишим.Таинственно скрытенЛукавец и плут,А вши прямодушноНаружу ползут.

Рад видеть этот молодой приплод.Вы только сейте, урожай придет.Еще раз плащ встряхну. ПоодиночкеВзлетает моль из ветхой оболочки,Жучки, букашки, живо по углам!Скорей запрячьтесь глубже в старый хлам!В забытые глухие закоулки,На дно пустой рассохшейся шкатулки,Между горшечных пыльных черепков,В пергаменты, в глазницы черепов.Под этой гнилью и негодным ломомЕстественно водиться насекомым.

(Надевает плащ.)

Накину вновь я этот балахон,Как будто важным званьем облечен,Но мало называться принципалом,Иметь студентов надо под началом.

Звонит в звонок, издающий гулкий пронзительный звук, от которого содрогаются стены и сами собой отворяются двери.

Гул приводит в содроганьеЛестницу и стены зданья.Молньи блещут в окнах дома,И трясется пол от грома.Под влияньем отголоскаСверху сыплется известкаДвери сами силой кренаОтворяются мгновенно.В Фауста былом нарядеВеликан какой-то сзадиПодзывает, улыбаясь,Но от страха я шатаюсь.Как мне быть? Бежать? Остаться?Что грозит мне? Как дознаться?

Войдите. Ваше имя — Никодим?

Действительно. Молитву сотворим.

Ну, это мы оставим.

Как мне лестно,Что имя вам мое небезызвестно.

Так, несмотря на возраст пожилой,Еще вы студиозус, милый мой?Иной к штудированью пристраститсяИ уж не знает этому границы.Большое множество простых умовЖивет постройкой карточных домов,Хотя при жизни даже самый стойкийДоводит редко до конца постройку.Но доктор Вагнер — разговор иной.Учитель ваш, прославленный страной,Единственный ученый по призванью,Который ежедневно множит знанья.Живая любознательность к немуПритягивает слушателей тьму.С вершины кафедры он объявляетВсему, что было раньше, пересмотр,И сам ключами, как апостол Петр,Земли и неба тайны отмыкает.Все признают его ученый вес,Он затмевает остальных по праву.В лучах его известности исчезПоследний отблеск Фаустовой славы.

Простите, сударь. Так судить нельзя.Я ваше заблуждение рассею.Как ни почетна доктора стезя,Он выдается скромностью своею.Он свыкнуться не сможет никогдаС исчезновеньем славного предтечи,Ждет возвращенья Фауста годаИ только жив мечтой об этой встрече.Вы видите, в теченье многих летОсталось все, как до его пропажи,Доныне доктор Вагнер был на страже,Чтобы всегда был заперт кабинет.Но силой звезд свершен переворот.Я слышал гром и видел молний вспышки,Замки слетели, лопнули задвижки,И мы смогли попасть под этот свод.

Где доктор сам? Нельзя ли мне к нему?А может быть, я сам его приму.

Он затворился в строгости такой,Что я боюсь смущать его покой.В теченье месяцев, вообразите,Прикован он к великому открытью.Кто в чистоте держал свой гардероб,Стал грязен и чумаз, как углекоп.Сам до бровей покрылся сажей чернойИ воспалил глаза вздуваньем горна.Так день и ночь, закрывшись на засов,Он счастья ждет под музыку щипцов.

Неужто он и от меня в затворе?Я ход его открытия ускорю.

Фамулус уходит. Мефистофель усаживается с важностью.

Едва успел до кресла доплестись,Знакомый гость откуда ни возьмись!Он — человек формации новейшейИ, следовательно, нахал глупейший.

Что я вижу? Сняты скрепыС двери каменного склепа?Стало быть, конец гнездовью,Портившему столько кровиМолодому поколеньюДухом падали и тленья?Стены этой древней кладкиВ разрушенье и упадке.Лучше не соваться близко,Чтоб не подвергаться риску.Можно жертвой стать обвала, —Этого недоставало.Узнаю тебя, твердыня!Мальчиком я, рот разиня,Слушал в этих же палатахОдного из бородатых[147]И за чистую монетуПринимал его советы.Все они мой ум невинныйЗабивали мертвечиной,Жизнь мою и век свой тратяНа ненужные занятья.Вот один из них в приемнойСкрылся в нише полутемной.Ба! Никак он в том же платье?В этом меховом халате,Видя, как еще я мал,Он мне пыль в глаза пускал.Как глубок его подлог,Я тогда понять не мог.В нынешнее время — дудки!Не пройдут такие шутки.Милейший! Если Леты муть в разлитьеВам памяти песком не затянула,Я ваш студент тех лет, успевший выйтиИз-под академической ферулы.Я в вас не замечаю перемены,А я переменился совершенно.

Рад, что пришли вы без заминки.Я оценил вас в тот приход.Мы бабочку уже в личинкеУгадываем наперед.Вы радовались так по-детскиСвоим кудрям и кружевам.Но стрижка без косы, по-шведски,Идет гораздо больше вам.Лишь философский абсолютНе заносите в свой уют.

Почтеннейший! Хоть мы на месте старом,Зато у нас иные времена.Двусмысленности не пройдут вам даром,Мне сущность их теперь насквозь ясна.Над мальчиком вы потешались вволю!Вы б этих штук теперь не откололи.Такой прием теперь недопустим.

Как неприятна правда молодым,Когда ее в лицо мы говорим.Когда-то нами вбитые началаЖизнь после подтверждает, что ни шаг,Им кажется, что тут развитья знак:«Мы возмужали, мы народ бывалый,А наш учитель жалкий был дурак».

Скорей хитер, чем глуп. Где педагог,Который бы сказать всю правду мог?Тот лишнее приврет, а тот убавитИ детскую доверчивость обставит.

Как и всему, ученью есть свой срок.Вы перешли через его порог.У вас есть опыт, так что вам пора,По-моему, самим в профессора.

Все опыт, опыт! Опыт это вздор.[148]Значенья духа опыт не покроет.Все что узнать успели до сих пор,Искать не стоило и знать не стоит.

Я это с незапамятных временПодозревал, и сам себе смешон.

Признать ошибку никогда не поздно.Вы — первый старец, мыслящий серьезно.

Неутомимо клада я искалИ находил лишь уголь да отвал.

Теперь ваш лысый череп, на поверку,Не лучше тех пустых под этажеркой.

Знай только вы, какой вы грубиян!

Ведь по-немецки вежлив лишь обман.

Предо мной тут затворяют двери.Прошу мне дать убежище в партере.

Большая дерзость — притязать на то,Чтоб что-то значить, превратясь в ничто.Ключ жизни — кровь, она родник здоровьяА что свежее юношеской крови?Кровь юноши — в цвету, она горитИ жизнь из жизни заново творит.Кипит работа, дело создается,И слабость перед силою сдается.Пока полмира мы завоевали,Что делали вы? Планы сочиняли,Проекты, кучи замыслов и смет!Нет, старость — это лихорадка, бредС припадками жестокого озноба.Чуть человеку стукнет тридцать лет,Он, как мертвец, уже созрел для гроба,[149]Тогда и надо всех вас убивать.

Тут черту больше нечего сказать.

Я захочу, и черт пойдет насмарку.

Тебе подставит ножку он, не каркай.

Вот назначенье жизни молодой:Мир не был до меня и создан мной.Я вывел солнце из морского лона,Пустил луну кружить по небосклону,День разгорелся на моем пути,Земля пошла вся в зелени цвести,И в первую же ночь все звезды сразуЗажглись вверху по моему приказу.Кто, как не я, в приливе свежих силВас от филистерства освободил?Куда хочу, протаптываю след,В пути мой светоч — внутренний мой свет.Им все озарено передо мною,А то, что позади, объято тьмою.

(Уходит.)