Владимир Маяковский - Том 9. Стихотворения 1928 Страница 47

[1928]

Письмо товарищу Кострову из Парижа о сущности любви*

Простите        меня,          товарищ Костров*,с присущей        душевной ширью,что часть       на Париж отпущенных строфна лирику     я         растранжирю.Представьте:      входит         красавица в зал,в меха   и бусы оправленная.Я   эту красавицу взял         и сказал:— правильно сказал         или неправильно? —Я, товарищ, —      из России,знаменит в своей стране я,я видал   девиц красивей,я видал   девиц стройнее.Девушкам     поэты любы.Я ж умен     и голосист,заговариваю зубы —только   слушать согласись.Не поймать        меня        на дряни,на прохожей         паре чувств.Я ж  навек     любовью ранен —еле-еле волочусь.Мне  любовь        не свадьбой мерить:разлюбила —      уплыла.Мне, товарищ,         в высшей меренаплевать     на купола.Что ж в подробности вдаваться,шутки бросьте-ка,мне ж, красавица,        не двадцать, —тридцать…     с хвостиком.Любовь   не в том,        чтоб кипеть крутей,не в том,     что жгут у́гольями,а в том,   что встает за горами грудейнад  волосами-джунглями.Любить —     это значит:           в глубь дворавбежать   и до ночи грачьей,блестя топором,        рубить дрова,силой   своей      играючи.Любить —     это с простынь,            бессонницей рваных,срываться,     ревнуя к Копернику*,его,  а не мужа Марьи Иванны,считая   своим      соперником.Нам  любовь         не рай да кущи,нам  любовь        гудит про то,что опять     в работу пущенсердца   выстывший мотор.Вы  к Москве        порвали нить.Годы —      расстояние.Как бы   вам бы         объяснитьэто состояние?На земле      огней — до неба…В синем небе      звезд —            до черта.Если б я      поэтом не́ был,я бы  стал бы         звездочетом.Подымает площадь шум,экипажи движутся,я хожу,   стишки пишув записную книжицу.Мчат      авто     по улице,а не свалят на́земь.Понимают     умницы:человек —     в экстазе.Сонм видений      и идейполон   до крышки.Тут бы   и у медведейвыросли бы крылышки.И вот      с какой-то          грошовой столовой,когда      докипело это,из зева   до звезд         взвивается словозолоторожденной кометой.Распластан     хвост        небесам на треть,блестит   и горит оперенье его,чтоб двум влюбленным           на звезды смотретьиз ихней       беседки сиреневой.Чтоб подымать,         и вести,           и влечь,которые глазом ослабли.Чтоб вражьи         головы            спиливать с плечхвостатой     сияющей саблей.Себя     до последнего стука в груди,как на свиданьи,        простаивая,прислушиваюсь:        любовь загудит —человеческая,      простая.Ураган,   огонь,      водаподступают в ропоте.Кто  сумеет     совладать?Можете?       Попробуйте…

[1928]

Письмо Татьяне Яковлевой*

В поцелуе рук ли,        губ ли,в дрожи тела      близких мнекрасный      цвет      моих республиктоже     должен          пламенеть.Я не люблю         парижскую любовь:любую самочку         шелками разукрасьте,потягиваясь, задремлю,           сказав —               тубо —собакам   озверевшей страсти.Ты одна мне         ростом вровень,стань же рядом         с бровью брови,дай  про этот      важный вечеррассказать     по-человечьи.Пять часов,        и с этих порстих  людей     дремучий бор,вымер   город заселенный,слышу лишь        свисточный спорпоездов до Барселоны.В черном небе      молний поступь,гром  ругней     в небесной драме, —не гроза,      а это      просторевность      двигает горами.Глупых слов         не верь сырью,не пугайся     этой тряски, —я взнуздаю,        я смирючувства   отпрысков дворянских.Страсти корь      сойдет коростой,но радость     неиссыхаемая,буду долго,        буду просторазговаривать стихами я.Ревность,     жены,        слезы…           ну их! —вспухнут веки,         впору Вию.Я не сам,       а я         ревнуюза Советскую Россию.Видел   на плечах заплаты,их  чахотка     лижет вздохом.Что же,      мы не виноваты —ста мильонам      было плохо.Мы  теперь     к таким нежны —спортом      выпрямишь не многих, —вы и нам     в Москве нужны,не хватает     длинноногих.Не тебе,   в снега      и в тифшедшей   этими ногами,здесь     на ласки      выдать ихв ужины      с нефтяниками.Ты не думай,      щурясь простоиз-под выпрямленных дуг.Иди сюда,     иди на перекрестокмоих больших      и неуклюжих рук.Не хочешь?        Оставайся и зимуй,и это     оскорбление        на общий счет нанижем.Я все равно        тебя        когда-нибудь возьму —одну     или вдвоем с Парижем.

[1928]