Николай Глазков - Избранное Страница 5

Себе

Свои грехи преодолей,Как Эверест турист,И ты не протоиерей,А неофутурист.

А в этом счастье и тоска,Но так и надо так.И прогремят стихи пускайСозвучьями атак.

А фронда — это ерунда.Да сгинет пусть она.Иди туда, ведет кудаТебя твоя страна.

А бога нет, и черта нет,И жизнь одна дана,Но если смерть придет, поэт,То смерть, как жизнь, одна.

В Переделкине у Пастернака

Весной 1941-го

Он стал хвалить Шекспира и Толстого,Как песнопевцев самого простого,Самого в литературе дельного,Что не забудется в теченье лет.

— В жизни, — он говорил, — лишь одни   понедельники,А воскресений почти что нет.

Никого не надо эпатировать,Пишите так, как будто для себя,И не важно, будут аплодироватьИли от негодованья завопят.

Впрочем, лучше вовсе не писать,А заниматься более достойными вещами,А поэзия — не детский сад —Посему и не хожу на совещанья.

«Как рыбы, золотые купола…»

Как рыбы, золотые куполаПлывут туда, где небо синевее,Из той страны, которая была,В такую даль, которая новее.

Они плывут, как рыбы из былого,А мимо них, виденцев старины,Проходим мы, поэты-рыболовыИ прочие рабочие страны.

«Писатель Андрей Белый…»

Писатель Андрей БелыйНа Черном море бывал,И очень правильно делал,Что камешки собирал.

Так, например, Гамлет,А до него Эдип,Не собирали камни,И кто-то из них погиб!

«Ко мне отношение Невежд…»

Ко мне отношение НевеждЗависит от ношенияМной тех или иных одежд;

Но равнодушен я к болванцамИ пребываю оборванцем.

«Все очень просто, хоть и сложно…»

Все очень просто, хоть и сложно,Но если слово лишь   нетленно,То сам себя спрошу: как можноПисать стихи не ежедневно?И сам отвечу: жизни жаждойСлаганье назову.Но не могу писать день каждый,Ибо не каждый день живу.

Лапоть

Валялся лапоть на дороге,Как будто пьяный,И месяц осветил двурогийБугры и ямы.

А лапоть — это символ счастья,А счастье мимоПроходит, ибо счастье с честьюНесовместимо.

В пространстве, где валялся лапоть,Бродил с гитаройНН, любивший девок лапать,Развратник старый.

НН любил читать БарковаИ девок лапать,И как железная подковаВалялся лапоть.

И как соломенная крыша,И листья в осень…То шел бродяга из ПарижаИ лапоть бросил.

Под ним земные были недра,Он шел из плена.Бродяга был заклятый недругТого НН-а.

Была весна, и пели птички.НН стал шаритьВ карманах, где лежали спички,Чтоб лапоть жарить.

И вспыхнул лапоть во мраке вечера,Подобный вольтовой дуге.Горел тот лапоть и отсвечивалНа всем пространстве вдалеке.

Какой-то придорожный каменьШвырнув ногой,Бродяга вдруг пошел на пламень,То есть огонь.

А лапоть, став огня основой,Сгорел, как Рим.Тогда схватил бродяга новыйКленовый клин.

Непостижимо и мгновенно,Секунды в две,Ударил клином он НН-аПо голове.

Бить — способ старый, но не новый —По головам,И раскололся клин кленовыйНапополам.

Тогда пошел НН в атаку,На смертный бой,И начал ударять бродягуОн головой.

Все в этом мире спор да битва,Вражда да ложь.НН зачем-то вынул бритву,Бродяга — нож.

Они зарезали друг друга,Ну а потомОни пожмут друг другу рукуНа свете том.

Поскачут также на конях,Вдвоем, не врозь,И вместе станут пить коньякНебесных звезд.

«Существует четыре пути…»

Существует четыре пути.Первый путь — что-нибудь обойти.

Путь второй — отрицание, ибоПризнается негодным что-либо.

Третий путь — на второй не похож он,В нем предмет признается хорошим.

И четвертый есть путь — настоящий,Над пространством путей надстоящий:

В нем предмет помещается в мире.Всех путей существует четыре.

«Движутся телеги и калеки…»

Движутся телеги и калеки,Села невеселые горят.Между ними протекают реки.Реки ничего не говорят.

Рекам все равно, кто победитель,Все равно, какие времена.Рекам, им хоть вовсе пропадите, —Реки равнодушнее меня…

Про войну

Сорок первого газету прочтиИль сорок второго.Жить стало хуже всем почтиЖителям шара земного.

Порядок вещей неприемлем такой.Земля не для этого вертится.Пускай начинается за упокой,За здравие кончится, верится.

«Век двадцатый войной исковеркан…»

Век двадцатый войной исковеркан.Осознал с головы до пят его.В глубину двадцать первого векаЯ смотрю с высоты двадцать пятого.

Я смотрю сквозь веков венок,Не вступивших еще в обращение.И еще я смотрю сквозь бинокльПоэтического обобщения.

Вижу город, где нет для ближнегоНикаких наказаний лютых,И совсем ничего лишнегоНи в стихах, ни в вещах, ни в людях.

На земле никому не тесно,Не дерется с народом народ.Скажут — это неинтересно,А по-моему, наоборот.

«Немец пытается окружить…»

Немец пытается окружитьНаши под Курском части,Которым частицу судьбы решитьВыпадает несчастье и счастье.

Немец-мертвец не имеет лица,Немец страшится сражаться.Но всех нас схватила рука мертвеца —Она не решится разжаться.

«Обстреливаются на Невé дома…»

Обстреливаются на Неве дома,Сгорают стихов тома.Потомкам будет неведомо,Какие были дома.

Историками прилежнымиЗабудутся дни войны,Но люди останутся прежними:Богатырями Невы.

Пародия на Михаила Кульчицкого

Если бы кто-нибудь мне сказал:«Водку не пей — коммунизм начнется»,Я только бы губы свои покусал,Я б только подумал: «Мне это зачтется».

И чтобы, как в русское небо,Французские девушки смотрели ввысь,Я б не пил, не пил и не пил,А потом бы не выдержал и выпил за коммунизм!

«Сообщало радио, что Германия…»

Сообщало радио, что ГерманияФронт проигрывает Восточный,А я не обращал вниманияИ зачеркивал слабые строчки.

За невнимание прошу прощенияУ бойцов, что дерутся отважно,Но очень важные сообщенияЗаставляют зачеркивать то, что не важно.

«Без поражений нет побед…»