Осип Мандельштам - Стихотворения Страница 5

* * *

Скудный луч холодной мероюСеет свет в сыром лесу.Я печаль, как птицу серую,В сердце медленно несу.

Что мне делать с птицей раненой?Твердь умолкла, умерла.С колокольни отуманеннойКто-то снял колокола.

И стоит осиротелаяИ немая вышина,Как пустая башня белая,Где туман и тишина…

Утро, нежностью бездонное.Полу-явь и полу-сон,[2]Забытье неутоленное,Дум туманный перезвон…

* * *

Воздух пасмурный влажен и гулок;Хорошо и нестрашно в лесу.Легкий крест одиноких прогулокЯ покорно опять понесу.

И опять к равнодушной отчизнеДикой уткой взовьется упрек, —Я участвую в сумрачной жизни,Где один к одному одинок!

Выстрел грянул. Над озером соннымКрылья уток теперь тяжелы.И двойным бытием отраженнымОдурманены сосен стволы.

Небо тусклое с отсветом странным —Мировая туманная боль —О, позволь мне быть также туманнымИ тебя не любить мне позволь.

* * *

Сегодня дурной день:Кузнечиков хор спит,И сумрачных скал сень —Мрачней гробовых плит.

Мелькающих стрел звонИ вещих ворон крик…Я вижу дурной сон,За мигом летит миг.

Явлений раздвинь грань,Земную разрушь клетьИ яростный гимн грянь —Бунтующих тайн медь!

О, маятник душ строг —Качается глух, прям,И страстно стучит рокВ запретную дверь к нам…

* * *

Отчего душа так певуча,И так мало милых имен,И мгновенный ритм – только случай,Неожиданный Аквилон?

Он подымет облако пыли,Зашумит бумажной листвойИ совсем не вернется – илиОн вернется совсем другой.

О, широкий ветер Орфея,Ты уйдешь в морские края —И, несозданный мир лелея,Я забыл ненужное «я».

Я блуждал в игрушечной чащеИ открыл лазоревый грот…Неужели я настоящийИ действительно смерть придет?

Раковина

Быть может, я тебе не нужен,Ночь; из пучины мировой,Как раковина без жемчужин,Я выброшен на берег твой.

Ты равнодушно волны пенишьИ несговорчиво поешь;Но ты полюбишь, ты оценишьНенужной раковины ложь.

Ты на песок с ней рядом ляжешь,Оденешь ризою своей,Ты неразрывно с нею свяжешьОгромный колокол зыбей;

И хрупкой раковины стены, —Как нежилого сердца дом, —Наполнишь шопотами пены,Туманом, ветром и дождем…

* * *

О, небо, небо, ты мне будешь сниться!Не может быть, чтоб ты совсем ослепло,И день сгорел, как белая страница:Немного дыма и немного пепла!

* * *

Я вздрагиваю от холода —Мне хочется онеметь!А в небе танцует золото —Приказывает мне петь.

Томись, музыкант встревоженный,Люби, вспоминай и плачьИ, с тусклой планеты брошенный,Подхватывай легкий мяч!

Так вот она – настоящаяС таинственным миром связь!Какая тоска щемящая,Какая беда стряслась!

Что, если, вздрогнув неправильно,Мерцающая всегда,Своей булавкой заржавленнойДостанет меня звезда?

* * *

Я ненавижу светОднообразных звезд.Здравствуй, мой давний бред, —Башни стрельчатый рост!

Кружевом, камень, будьИ паутиной стань,Неба пустую грудьТонкой иглою рань.

Будет и мой черед —Чую размах крыла.Так – но куда уйдетМысли живой стрела?

Или свой путь и срокЯ, исчерпав, вернусь:Там – я любить не мог,Здесь – я любить боюсь…

* * *

Образ твой, мучительный и зыбкий,Я не мог в тумане осязать.«Господи!» – сказал я по ошибке,Сам того не думая сказать.

Божье имя, как большая птица,Вылетело из моей груди!Впереди густой туман клубится,И пустая клетка позади…

* * *

Нет, не луна, а светлый циферблатСияет мне, – и чем я виноват,Что слабых звезд я осязаю млечность?

И Батюшкова мне противна спесь:Который час, его спросили здесь,А он ответил любопытным: вечность!

* * *

Паденье – неизменный спутник страха,И самый страх есть чувство пустоты.Кто камни нам бросает с высоты,И камень отрицает иго праха?

И деревянной поступью монахаМощеный двор когда-то мерил ты:Булыжники и грубые мечты —В них жажда смерти и тоска размаха!

Так проклят будь, готический приют,Где потолком входящий обмороченИ в очаге веселых дров не жгут.

Немногие для вечности живут,Но если ты мгновенным озабочен —Твой жребий страшен и твой дом непрочен!

Царское Село

Георгию Иванову

Поедем в Царское Село!Свободны, ветрены и пьяны,Там улыбаются уланы,Вскочив на крепкое седло…Поедем в Царское Село!

Казармы, парки и дворцы,А на деревьях – клочья ваты,И грянут «здравия» раскатыНа крик «здорово, молодцы!»Казармы, парки и дворцы…

Одноэтажные дома,Где однодумы-генералыСвой коротают век усталый,Читая «Ниву» и Дюма…Особняки – а не дома!

Свист паровоза… Едет князь.В стеклянном павильоне свита!..И, саблю волоча сердито,Выходит офицер, кичась, —Не сомневаюсь – это князь…

И возвращается домой —Конечно, в царство этикета,Внушая тайный страх, каретаС мощами фрейлины седой,Что возвращается домой…

Лютеранин

Я на прогулке похороны встретилБлиз протестантской кирки, в воскресенье.Рассеянный прохожий, я заметилТех прихожан суровое волненье.

Чужая речь не достигала слуха,И только упряжь тонкая сиялаДа мостовая праздничная глухоЛенивые подковы отражала.

А в эластичном сумраке кареты,Куда печаль забилась, лицемерка,Без слов, без слез, скупая на приветы,Осенних роз мелькнула бутоньерка.

Тянулись иностранцы лентой черной,И шли пешком заплаканные дамы,Румянец под вуалью, и упорноНад ними кучер правил вдаль, упрямый.

Кто б ни был ты, покойный лютеранин,Тебя легко и просто хоронили.Был взор слезой приличной затуманен,И сдержанно колокола звонили.

И думал я: витийствовать не надо.Мы не пророки, даже не предтечи,Не любим рая, не боимся ада,И в полдень матовый горим, как свечи.

Айя-София

Айя-София – здесь остановитьсяСудил Господь народам и царям!Ведь купол твой, по слову очевидца,Как на цепи, подвешен к небесам.

И всем векам – пример Юстиниана,Когда похитить для чужих боговПозволила эфесская ДианаСто семь зеленых мраморных столбов.

Но что же думал твой строитель щедрый,Когда, душой и помыслом высок,Расположил апсиды и экседры,Им указав на запад и восток?

Прекрасен храм, купающийся в мире,И сорок окон – света торжество;На парусах, под куполом, четыреАрхангела прекраснее всего.

И мудрое сферическое зданьеНароды и века переживет,И серафимов гулкое рыданьеНе покоробит темных позолот.

Notre Dame

Где римский судия судил чужой народ,Стоит базилика, и – радостный и первый —Как некогда Адам, распластывая нервы,Играет мышцами крестовый легкий свод.

Но выдает себя снаружи тайный план,Здесь позаботилась подпружных арок сила,Чтоб масса грузная стены не сокрушила,И свода дерзкого бездействует таран.

Стихийный лабиринт, непостижимый лес,Души готической рассудочная пропасть,Египетская мощь и христианства робость,С тростинкой рядом – дуб, и всюду царь – отвес.

Но чем внимательней, твердыня Notre Dame,Я изучал твои чудовищные ребра, —Тем чаще думал я: из тяжести недобройИ я когда-нибудь прекрасное создам…

Петербургские строфы

Н. Гумилеву

Над желтизной правительственных зданийКружилась долго мутная метель,И правовед опять садится в сани,Широким жестом запахнув шинель.

Зимуют пароходы. На припекеЗажглось каюты толстое стекло.Чудовищна, как броненосец в доке, —Россия отдыхает тяжело.

А над Невой – посольства полумира,Адмиралтейство, солнце, тишина!И государства жесткая порфира,Как власяница грубая, бедна.

Тяжка обуза северного сноба —Онегина старинная тоска;На площади Сената – вал сугроба,Дымок костра и холодок штыка…

Черпали воду ялики, и чайкиМорские посещали склад пеньки,Где, продавая сбитень или сайки,Лишь оперные бродят мужики.

Летит в туман моторов вереница;Самолюбивый, скромный пешеход —Чудак Евгений – бедности стыдится,Бензин вдыхает и судьбу клянет!

* * *