Владимир Солоухин - Стихотворения Страница 5

Ну а вы, спрошу я у читателя,

Журавлей вы видели когда?

Чтоб не просто в песне, а воочию,

Там, где травы жухнут у реки,

Чтоб, забыв про мелочное прочее,

Все глядеть на них из-под руки.

Журавли!

Заваленный работою,

Вдалеке от пасмурных полей,

Я живу со странною заботою —

Увидать бы в небе журавлей!

1960

БОГИ

По дороге лесной, по широкому лугу

С дальнобойким ружьем осторожно иду.

Шарит ствол по кустам, озирает округу,

И пощаду в себе воплотив и беду.

Путь от жизни до смерти мгновенья короче:

Я ведь ловкий стрелок и без промаха бью.

Для порхающих птиц и парящих и прочих

Чем же я не похож на пророка Илью?

Вот разгневаюсь я — гром и молния грянет.

И настигнет стрела, и прощай синева…

Вот я добрый опять (как бы солнце проглянет).

Улетай себе, птица, оставайся жива.

Только птицы хитры, улетают заране,

Мол, на бога надейся, но лучше в кусты…

И проходит гроза, никого не поранив.

«Злой ты бог. Из доверия выбился ты!»

Впрочем, вот для разрядки достаточный повод:

На березе скворцы у скворечни своей;

Белогрудая ласточка села на провод,

Восхищенно глядит, хоть в упор ее бей.

Так за что ж ее бить, за доверие, значит?

Для того, чтоб она нелюдимой была,

Та, что даже детишек от взгляда не прячет

И гнездо у тебя над окошком свила?

Ты ее не убьешь и пойдешь по дороге,

Онемеет в стволе окаянный свинец…

. . . . . . . . . .

Пуще глаза, о, с громом и молнией, боги,

Берегите доверие душ и сердец!

1961

ГОРОДСКАЯ ВЕСНА

Растопит солнце грязный лед,

В асфальте мокром отразится.

Асфальт — трава не прорастет,

Стиха в душе не зародится.

Свои у города права,

Он в их охране непреложен,

Весна бывает, где земля,

Весна бывает, где трава,

Весны у камня быть не может.

Я встал сегодня раньше всех,

Ушел из недр квартиры тесной.

Ручей. Должно быть, тает снег.

А где он тает — неизвестно.

В каком-нибудь дворе глухом,

Куда его зимой свозили

И где покрылся он потом

Коростой мусора и пыли.

И вот вдоль тротуара мчится

Ручей, его вода грязна,

Он — знак для жителей столицы,

Что где-то в эти дни весна.

Он сам ее еще не видел,

Он здесь рожден и здесь живет,

Он за углом, на площадь выйдя,

В трубу колодца упадет.

Но и минутной жизнью даже

Он прогремел, как трубный клич,

Напомнив мне о самом важном —

Что я земляк, а не москвич.

Меня проспекты вдаль уводят,

Как увела его труба.

Да, у меня с ручьем сегодня

Во многом сходная судьба.

По тем проспектам прямиком

В мои поля рвануться мне бы.

Живу под низким потолком,

Рожденный жить под звездным небом.

Но и упав в трубу колодца,

Во мрак подземных кирпичей,

Не может быть, что не пробьется

На волю вольную ручей.

И, нужный травам, нужный людям,

Под вешним небом средь полей,

Он чище и светлее будет,

Не может быть, что не светлей!

Он станет частью полноводной

Реки, раздвинувшей кусты,

И не асфальт уже бесплодный —

Луга зальет водой холодной,

Где вскоре вырастут цветы.

А в переулок тот, где душно,

Где он родился и пропал,

Вдруг принесут торговки дружно

Весенний радостный товар.

Цветы! На них роса дрожала,

Они росли в лесах глухих.

И это нужно горожанам,

Конечно, больше, чем стихи!

1953

* Прадед мой не знал подобной резвости *

Прадед мой не знал подобной резвости,

Будучи привержен к шалашу.

Все куда-то еду я в троллейбусе,

И не просто еду, а спешу.

Вот, смотрите, прыгнул из трамвая,

Вот, смотрите, ринулся в метро,

Вот под красный свет перебегаю,

Улицей лавирую хитро.

Вот толкусь у будки автомата,

Злюсь, стучу монетой о стекло.

Вот меня от Сретенки к Арбату

Завихреньем жизни повлекло.

Вот такси хватаю без причины,

Вновь бегу неведомо зачем.

Вот толкаю взрослого мужчину

С крохотной березкой на плече.

Пред глазами у меня — мелькание,

В голове — мыслишки мельтешат,

И чужда ты миросозерцания,

С панталыку сбитая душа.

«Подожди, а что же это было-то?» —

С опозданьем выскочил вопрос.

Словно дочку маленькую, милую,

Он березку на плече понес!

И в минуту медленной оглядки

Прочитал я эти девять слов:

«Здесь продажа на предмет посадки

Молодых деревьев и кустов».

Вишенка, рябинка и смородина

У забора рядышком стоят.

(О, моя рябиновая родина!

Росный мой смородиновый сад!)

Значит, кто-то купит это деревце,

Увезет, посадит у ворот,

Будет любоваться да надеяться:

Мол, когда-нибудь и расцветет.

На листочки тонкие под вечер

Упадет прохладная роса,

Будет вечер звездами расцвечен,

Распахнутся настежь небеса.

Радости, свершенья, огорчения,

Мыслей проясняющийся ход

Времени законное течение

Медленно и плавно понесет.

Время — и пороша ляжет белая.

Время — ливень вымоет траву…

Что-то я не то чего-то делаю,

Что-то я неправильно живу!

1956

РАБОТА

Велели очерк написать

О свиноферме мне.

Давно затихли голоса

Столичные в окне.

Давным-давно соседи спят,

А я еще сижу.

Про сало цифры говорят —

Я в очерк их ввожу.

Героев нужен целый ряд,

Притом передовых.

Про сало люди говорят —

Описываю их.

И поглядеть со стороны —

Работа так проста…

А между тем из глубины

Бумажного листа

Вдруг появляются черты

Печального лица.

Они светлы, они чисты,

Любимы до конца.

Лицо все ярче, все светлей,

Все явственней оно…

Я не пишу стихов о ней,

А надо бы давно!

Соседи спят. Все люди спят.

А я еще сижу.

Про сало цифры говорят —

Я в очерк их ввожу.

Я тверд. Я приучил к труду

Себя в конце концов.

За строчкой строчку я кладу

На милое лицо.

Вот исчезает лоб ее,

Словами испещрен.

А там как раз, где бровь ее,

Вписал я ряд имен.

И вот уж больше не видны

Ни очи, ни уста…

А поглядеть со стороны —

Работа так проста!

1956

ОСЕННЯЯ НОЧЬ

Блестит панель. По ярким лужам

Гуляют зябкие ветра,

Еще не время зимним стужам,

Ненастью самая пора.

Вкруг фонарей из тьмы дождинок

Завесы желтых паутин.

И дождь, стремящийся в суглинок,

Асфальт встречает на пути.

Машины, зонтики прохожих,

Реклам и окон яркий свет…

Здесь ночь сама на день похожа

И темноты в помине нет.

А между тем бывает страшен

Сырой осенний мрак земли.

Над молчаливой речкой нашей

Теперь темно, хоть глаз коли.

Там, по дороге самой торной,

На ощупь двигались бы вы.

Лишь ветер мокрый, ветер черный

Средь черной рыскает травы.

Там под сырым ночным покровом

Листва мертвеет на кустах,

Грибы растут в лесу сосновом,

И рыба бродит в омутах…

1949

СКУЧНЫМ Я СТАЛ, МОЛЧАЛИВЫМ…

Скучным я стал, молчаливым,

Умерли все слова.

Ивы, надречные ивы,

Чуть не до горла трава,

Листьев предутренний ропот,

Сгинуло все без следа.

Где мои прежние тропы,

Где ключевая вода?

Раньше, как тонкою спицей,

Солнцем пронизана глубь.

Лишь бы охота склониться,

Вот она, влага, — пригубь!

Травы цвели у истоков,

Ландыши зрели, и что ж —

Губы изрежь об осоку,

Капли воды не найдешь.

Только ведь так не бывает,

Чтоб навсегда без следа

Сгинула вдруг ключевая,

Силы подземной вода.

Где-нибудь новой дорогой

Выбьется к солнцу волна,

Смутную, злую тревогу