Георг Гейм - Вечный день Страница 5

Зима{31}

Зима врастяжку. По ровной гладиГолубые снега. На дорогах стрелкиНа четыре стороны показывают друг другуЛиловое безмолвие горизонта.

Четыре дороги, все — в пустоту,Скрестились. Кусты — как стынущие нищие.Красная рябина блестит печально,Как птичий глаз. Четыре дороги

Застыли на миг пошептать ветвями,И вновь вперед, в четыре одиночества,На север и юг, на восток и запад,Где небо к земле придавило день.

Земля из-под жатвы горбом, как коробС треснувшей плетенкой. Белою бородойОна щетинится, как солдат после боя,Сторож над мертвыми после жаркого дня.

Снег бледнее и день короче.Солнце дышит с низких небесДымом, которому навстречу толькоЛед горит, как красный огонь.

Вечер{32}

День потонул в червонном багрянце.Река бела небывалой гладью.Движется парус. У руля, как вырезанный,Лодочник высится над большой кормой.

На всех островах в прозрачное небоВскинулся красный осенний лес,И шелест веток из темных омутовОтзывается дрожью кифарных струн.

Сумрак с востока разливался вширь,Как синее вино из опрокинутой чаши,А поодаль стояла, окутанная в черное,На высоких котурнах большая ночь.

Осень{33}

Осенний хор: из лесов выступают фавны,Рука за руку, неисчетный хоровод.Под гуденье вскрученныхБараньих рогов они пляшут пляс.

Шерсть на ляжках,Белая и желтая, трясется от прыжков.Из крепкого темени торчат короткиеРога, в багряной виноградной листве.

Топочут копыта,Тирсы бьют по выступам скал.На солнечных полянах звучат пеаны —Дыбом грудь, дыбом черная шерсть.

Лесное зверье, кто в бег, кто вскачь,Распугано шумом на все четыре стороны.И только бабочки порхают над пляшущими,Опьяняясь запахом хмельных цветов.

По полю, по лугу, к ручью, вдоль берега,Поросшего камышами. Камыш — враспах,И они копытами — прямо в воду,Отскребая от шкур чащобную грязь.

Тростниковыми дудками отзываются дриадыС деревьев, сплетшихся вокруг лугов.Фавны смотрят вверх. По их бурым спинамКаплями, как масло, стекает вода.

Они лезут вверх, вздуваясь от похоти,И взвывая от страсти, ползут по сучьям.Эльфы разлетаются прочь — туда,Где тишь еще дремлет в золотистых всхолмьях.

Крестный ход{34}

Бескрайний край, где лето и ветер,И ветру вверились светлые облака,Где зреет золотом желтое житоИ связанная в снопы высыхает рожь.

Земля туманится и дрожитВ запахах зеленых ветров и красныхМаков, которые уронили головыИ ярко горят от копны к копне.

Проселок выгнулся в полукруглый мостНад свежей волною и белыми каменьямиИ длинными водорослями в длинныхСтруях под солнцем, играющим в воде.

Над мостом возносится первая хоругвь,Пылая пурпуром и золотом. ОбаКонца ее с кистями справа и слеваДержат причетники в выцветших стихарях.

Слышится пение. Младший клирС непокрытыми головами шествуетВпереди прелатов. Старинные, благолепныеЗвуки над нивами разносятся вдаль.

В белых одежках, в маленьких веночкахМаленькие певчие истово поют;И взмахивают кадилами мальчикиВ красных сутанах и праздничных шлыках.

Алтарные движутся изваяния,Мариины раны[50] сияют в лучах,И близится Христос с деревянным желтымЛицом под сенью пестроцветных венков.

Под навесом от солнца блещет епископскаяМитра. Он шагает с пением на устах,И вторящие голоса диаконовВозносятся в небо и разносятся по полям.

Ковчежцы сверкают вкруг старых мантий.Дымят кадила тлением трав.Тянется шествие в пышности полей.Золото одежд выцветает в прожелть.

Шествие все дальше. Пение все тише.Узенькая вереница втягивается в лес,И он, зеленый, блещущую глотаетТемными тропами златодремлющей тишины.

Полдень настает. Засыпают дали.Ласточка заблудилась в бескрайних высях.И вечная мельница у края небаТянется крыльями в белые облака.

День{35}

Пальмира.[51] Храм. И пыль на ветру,Шелестящем между колонн в часыПолого полдня, когда в голубомСводе застыло солнце. Золото

Ветра ткет золотую пыльПолдня, как дым над блеском пустынь,Как шелк шатра над страшною ширью.Крыша мира. Зефир, как дальние флейты,

Поет, и тихо подпевают пески.Безудержен свет. Аромат дамасскихРоз вздымается воздушной волною,Как пламя, режущее эфир.

Красной кровью белых быковКипят алтари, вкруг которых людОсязает россыпи теплых брызг,Вспыхнувших рубинами на светлых тогах.

В синем полдне на белом полеПляшет плясун, пьяный от лучей.Но свет уходит. Гаснет Ливан,Обитель кедров во имя Божье.[52]

День мчится к западу. Выгиб небаЗалит золотом. Это круглыйБожий щит прикрывает спинуБеглого бога. Шелом о синем

Султане катится к горизонту,К морю, к жемчугу островов,Мимо горной Иды,[53] в дубравной буре,Где гулко буйствует Геллеспонт,[54]

И прочь от вод — к зеленому вечеру.Трубные шаги его будят гулНа кручах Оссы.[55] Мимо троянскихКамышей, по багровым лесам, по мягким

Бархатным лугам — пурпурным сапогом,Вслед огню, летевшему из Трои в Аргос,Он вломился в Халкиду.[56] Под ним шумитМоре из пропастей зеленых гротов.

Над землей и морем он вскинул руку,Черную, как полымя. Полным вздохомОн окутал море в тяжелый пар,Белой пастью лижущий багрец подошв.

Вьющейся громадою фиолетовыйЛьется плащ его по пятамК марафонским могилам, где в белой пенеВ раковину моря дует Нептун.

Ветер его ног опахнет крыламиКрасные флаги прибрежных камышейДальней Элиды, когда месяц-щитоносецВыпрядет в ночь первую темную нить.

Смерть влюбленных{36}

В высоких воротах простерлось мореИ золотооблачные столбы,Где поздний день окаймляет небо,А снизу грезит водная ширь.

Забудь печаль. Она утонулаВдали, в играющей влаге. ЗабудьО прошлых днях. Пусть шепотом ветерПоет тебе горе свое. Не слушай.

Не плачь. Скоро мы с тобою будемВ преисподнем царстве тенейЖить и спать навек между мертвымиВ потаенных демонских городах.

Нам смежит глаза одиночество,И в покоях наших будет покой.Только рыбки скользнут из окон в окна,Только ветер в коралловых ветвях.

Мы будем, навеки вместе,В тенистых рощах на дне,Отуманясь единою волною,Губы в губы впивать единый сон.

Смерть нежна. Она даст нам родину —Ту, которой не даст никто другой.Смерть снесет нас, окутав в мягкое,В тихий темный сонный дол мертвецов".

Морская душа запевает песнюПустому челноку, игрушке глухихВихрей, и он гонится в одиночествоОкеана, вздыбленного в слепую ночь.

Сквозь валы мчится птица корморан,[57]Сея темные сны с зеленых крыльев.Под водою плывут в последний путьМертвецы, как бледные лилии.

Глубже, глубже. Море, сомкнувши пасть,Блещет белым блеском. И толькоНебо напряглось, как орлиный взмахСиних крыльев над закатной пучиной.

Офелия{37}