Бенедикт Лившиц - Французские лирики Xix и Xx веков Страница 5

III

Он пал, и приняла иной уклад Европа.Есть средь морских пучин наследие потопа,Кусок материка, угрюмых рифов ряд.Судьба взяла гвоздей, ошейник, тяжкий млат,Схватила бедного, живого громотатцаИ, продолжая им с усмешкой забавляться,Помчалась пригвождать его к морской скале,Чтоб коршун Англии терзал его во мгле.Исчезновение величия былого!От утренней зари до сумрака ночного —Лишь одиночество, заброшенность, тюрьма,У двери — красный страда, вдали — леса, каймаНеобозримых вод, да небосвод бесцветный,Да парус корабля, с его надеждой тщетной.Все время ветра шум, все время волн напор!Прощай, разубранный пурпуровый шатер!И белый конь, прощай, для Цезаря рожденный! —Уж барабанного нет боя, нет короны,Нет королей, что чтут его, как божество.Нет императора, нет больше ничего!Опять он — Бонапарт. Уж нет Наполеона.Как оный римлянин, парфянином сраженный,К пылающей Москве стремился он мечтой,И слышал над собой солдатский окрик: «Стой!»Сын — пленник, а жена — изменница: обоихЛишился он. Гнусней разлегшейся в помояхСвиньи, его сенат глумиться стал над ним.В часы безветрия, над берегом морским —Над черной бездною — по насыпи огромнойШагал, мечтая, он в плену пучины темной.Печальный кинув взор на волны, небосклон,Воспоминаньями былого ослеплен,Он мыслью уходил ко дням своей свободы.Триумф! Небытие! Спокойствие природы!Орлы летели вдаль, над ним уж не паря.Цари — тюремщики во образе царя —Его замкнули в круг, навек нерасторжимый.Он умирал, и смерть, приявши облик зримый,Восстав пред ним в ночи, росла, к себе маня,Как утро хладное таинственного дня.Его душа рвалась отсель в предсмертной дрожи.Однажды, положив оружие на ложе,Промолвил он: «Теперь конец!» — и, рядом с ним,Улегся под плащом Маренго боевым.Его сражения при Тибре и при Пиле,Дунайские — пред ним чредою проходили.«Я победил! — он рек, — орлы летят ко мне!»Вдруг, взором гаснувшим скользнувши по стене,Он взор мучителя заметил ядовитый:Сэр Гудсон Ло стоял за дверью приоткрытой.Тогда, пигмеями поверженный колоса,Воскликнул он: «Ужель не все я перенес?Господь, когда ж конец? Жестокой кары бремяСними с меня!» Но глас изрек: «Еще не время!»

НАРОДУ

Тебе подобен он: ужасен и спокоен,С тобою он один соперничать достоин.Он — весь движение, он мощен и широк.Его смиряет луч и будит ветерок.Порой — гармония, он — хриплый крик порою.В нем спят чудовища под синей глубиною,В нем набухает смерч, в нем бездн безвестных ад,Откуда смельчаки уж не придут назад.Колоссы прядают в его простор свирепый:Как ты — таран, корабль он превращает в щепы.Как разум над тобой, маяк над ним горит.Кто знает, почему он нежит, он громит?Волна, где чудится, гремят о латы латы,Бросает в недра тьмы ужасные раскаты.Сей вал тебе сродни, людской водоворот:Сегодня заревев, он завтра всех пожрет.Как меч, его волна остра. Прекрасной дщери,Он вечный гимн поет рожденной им Венере.В свой непомерный круг он властно заключил,Подобно зеркалу, весь хоровод светил.В нем — сила грубая и прелесть в нем живая.Он с корнем рвет скалу, былинку сберегая.К вершинам снежных гор он мечет пену вод,Но только он, как ты, не замедляет ходИ, на пустынный брег ступивши молчаливо,Мы взор вперяем вдаль и верим в час прилива.

ФОРТЫ

Они — парижских врат сторожевые псы,Затем, что мы — внутри осадной полосы.Затем, что там — орда, чьи подлые отрядыУж добираются до городской ограды,Все двадцать девять псов, усевшись на холмы,Тревожно и грозя глядятся в дебри тьмыИ, подавая знак друг другу в час укромный,Поводят бронзой шей вокруг стены огромной,Они не знают сна, когда все спит кругом,И, легкими хрипя, выкашливают гром;Внезапным пламенем звездообразных вспышекПорою молния летит в долины с вышек,Густые сумерки во всем таят обман:В молчаньи — западню, в покое — ратный стан.Но тщетно вьется враг и ставит сеть ловушек;Не подпуская к нам его ужасных пушек,Они глядят вокруг, ощупывая мрак.Париж — тюрьма, Париж — могила и бивак,От мира целого стоит отъединенныйИ держит караул, но, наконец, бессонный,Сдается сну — и тишь объемлет все и всех.Мужчины, женщины и дети, плач и смех,Шаги, повозки, шум на улицах, на Сене,Под тысячами крыш шептанья сновидений,Слова надежды: «Верь!» и голода «Умри!» —Все смолкло. Тишина. До утренней зариВесь город погружен в неясные миражи…Забвенье, сон… — Они одни стоят на страже.Вдруг вскакивают все внезапно. ВпопыхахСклоняют слух к земле… — там, далеко, впотьмахНе клокотание ль глубокое вулканов?Весь город слушает, и, ото сна воспрянув,Поля пробуждены; и вот на первый ревОтветствует второй, глух, страшен и суров,Как бы взрываются и рушатся утесы,И эхо множит гром и грохот стоголосый.Они, они! В густом тумане под горойОни заметили лафетов вражьих строй.Орудия они открыли очерк резкий,И там, где вспугнута сова на перелеске,Они увидели заполнившее скатСкопленье черное шагающих солдат:Глаза предателей в кустарниках пылают.Как хороши форты, что в сумрак ночи лают!

НАПОЛЕОН III

Свершилось! От стыда должна бы зареветь,Приветствуя тебя салютом, пушек медь!Привыкнув ко всему подкрадываться сзади,Ты уцепился, карл, теперь за имя дяди!Самовлюбленный шут, устроив балаган,Ты в шляпу Зеслинга втыкаешь свой султан,Наполеонов сон тревожа в тьме могильной,Ты пробуешь сапог напялить семимильныйИ, жалкий попугай, расправивши крыла,На свой насест зовешь Аркольского орла!Терсит уж родственник Ахилла Пеллиада!Так вот к чему вела вся эта Илиада!Так это для тебя вставал на брата брат,И русские войска гнал пред собой Мюрат?Так это для тебя, сквозь дым и огнь орудий.Навстречу смерти шли, не дрогнув, эти людиИ, кровью напоив ненасытимый прах,Слагали голову в эпических боях?Так это для тебя — уже теряя силы,Весь материк дрожал от поступи Аттилы,И Лондон трепетал, и сожжена Москва? —Все, все для твоего, о карлик, торжества:Чтоб мог ты, внемля лесть Фьялена, Маскарильи,Развратничать в кругу придворной камарильи.Чтоб в луврских оргиях делил с тобой угарРазгульных пиршеств Дейц иль господин Мокар?Так это для тебя — по киверам, папахамПронесся грозный смерч? Погиб под РейхенбахомДюрок? Сражен ядром при Ваграме Лассаль?Так это для тебя — безмерная печальВставала призраком со снежных перепутий?Картечью Коленкур настигнут был в редуте,И гвардия легла костьми под Ватерло?В тот самый час, когда огромное крылоВлача по насыпям могильным и курганам,Нам обнажает ветр на каждом поле бранномНесчетных черепов зияющий оскал, —По славным поприщам ты бродишь, как шакал,И именем чужим орудуешь, пройдоха!И вот уж щелкает в руке у скоморохаБич, всех властителей земных повергший ниц,И солнцевых коней — Маренго, Аустерлиц,Мондови, Риволи — позоря их возницу,В свою впрягаешь ты, ничтожный, колесницу!

АЛЬФРЕД ДЕ ВИНЬИ

РОГ

(отрывок)

Люблю я звучный рог в глубокой мгле лесов,Пусть лани загнанной он знаменует зовИли охотника прощальные приветы,Вечерним ветерком подхваченные где-то.Не раз ему в ночи, дыханье затая,Внимал я радостно, но чаще плакал я,Когда мне чудилось, что издали нахлынув,Плывут предсмертные стенанья палладинов.О, горы синие! О, скалы в серебре!Фразонские пласты! Долина Марборе!Стремящиеся вниз, сквозь снежные преграды,Источники, ручьи, потоки, водопады!Подножья в зелени, вершины изо льда,Двухъярусный убор, застывший навсегда,О как средь вас звучат торжественно и строгоРаскаты дальние охотничьего рога!

АЛЬФРЕД ДЕ МЮССЕ