Осип Мандельштам - Осип Мандельштам. Сочинения Страница 5

Сентябрь 1914

Ода Бетховену

Бывает сердце так сурово,Что и любя его не тронь!И в темной комнате глухогоБетховена горит огонь.

И я не мог твоей, мучитель,Чрезмерной радости понять.Уже бросает исполнительИспепеленную тетрадь.. . . . . . . . .. . . . . . . . .. . . . . . . . .Кто этот дивный пешеход?Он так стремительно ступаетС зеленой шляпою в руке,. . . . . . . . .. . . . . . . . .С кем можно глубже и полнееВсю чашу нежности испить,Кто может, ярче пламенеяУсилье воли освятить?Кто по-крестьянски, сын фламандца,Мир пригласил на ритурнельИ до тех пор не кончил танца,Пока не вышел буйный хмель?

О Дионис, как муж, наивныйИ благодарный, как дитя!Ты перенес свой жребий дивныйТо негодуя, то шутя!С каким глухим негодованьемТы собирал с князей оброкИли с рассеянным вниманьемНа фортепьянный шел урок!

Тебе монашеские кельи -Всемирной радости приют,Тебе в пророческом весельиОгнепоклонники поют;Огонь пылает в человеке,Его унять никто не мог.Тебя назвать не смели греки,Но чтили, неизвестный бог!

О величавой жертвы пламя!Полнеба охватил костер -И царской скинии над намиРазодран шелковый шатер.И в промежутке воспаленном,Где мы не видим ничего,-Ты указал в чертоге тронномНа белой славы торжество!

Декабрь 1914

***

Уничтожает пламеньСухую жизнь мою,-И ныне я не камень,А дерево пою.

Оно легко и грубо,Из одного кускаИ сердцевина дуба,И весла рыбака.

Вбивайте крепче сваи,Стучите, молотки,О деревянном рае,Где вещи так легки!

1915

Аббат

О, спутник вечного романа,Аббат Флобера и Золя -От зноя рыжая сутанаИ шляпы круглые поля.Он все еще проходит мимо,В тумане полдня, вдоль межи,Влача остаток власти РимаСреди колосьев спелой ржи.

Храня молчанье и приличье,Он с нами должен пить и естьИ прятать в светское обличьеСияющей тонзуры честь.Он Цицерона на перинеЧитает, отходя ко сну:Так птицы на своей латыниМолились Богу в старину.

Я поклонился, он ответилКивком учтивым головы,И, говоря со мной, заметил:– Католиком умрете вы!-Потом вздохнул: – Как нынче жарко!-И, разговором утомлен,Направился к каштанам парка,В тот замок, где обедал он.

1915 <1914?>

***

И поныне на АфонеДрево чудное растет,На крутом зеленом склонеИмя Божие поет.

В каждой радуются кельеИмябожцы-мужики:Слово – чистое веселье,Исцеленье от тоски!

Всенародно, громогласноЧернецы осуждены;Но от ереси прекраснойМы спасаться не должны.

Каждый раз, когда мы любим,Мы в нее впадаем вновь.Безымянную мы губимВместе с именем любовь.

<Июнь> 1915

***

От вторника и до субботыОдна пустыня пролегла.О, длительные перелеты!Семь тысяч верст – одна стрела.

И ласточки, когда летелиВ Египет водяным путем,Четыре дня они висели,Не зачерпнув воды крылом.

1915

***

О свободе небывалойСладко думать у свечи.– Ты побудь со мной сначала,-Верность плакала в ночи,-

– Только я мою коронуВозлагаю на тебя,Чтоб свободе, как закону,Подчинился ты, любя...

– Я свободе, как закону,Обручен, и потомуЭту легкую коронуНикогда я не сниму.

Нам ли, брошенным в пространстве,Обреченным умереть,О прекрасном постоянствеИ о верности жалеть!

<Июнь> 1915

***

Бессонница. Гомер. Тугие паруса.Я список кораблей прочел до середины:Сей длинный выводок, сей поезд журавлиный,Что над Элладою когда-то поднялся.

Как журавлиный клин в чужие рубежи -На головах царей божественная пена -Куда плывете вы? Когда бы не Елена,Что Троя вам одна, ахейские мужи?

И море, и Гомер – все движется любовью.Кого же слушать мне? И вот Гомер молчит,И море черное, витийствуя, шумитИ с тяжким грохотом подходит к изголовью.

<Август> 1915

***

Обиженно уходят на холмы,Как Римом недовольные плебеи,Старухи-овцы – черные халдеи,Исчадье ночи в капюшонах тьмы.

Их тысячи – передвигают все,Как жердочки, мохнатые колени,Трясутся и бегут в курчавой пене,Как жеребья в огромном колесе.

Им нужен царь и черный Авентин,Овечий Рим с его семью холмами,Собачий лай, костер под небесамиИ горький дым жилища и овин.

На них кустарник двинулся стеной,И побежали воинов палатки,Они идут в священном беспорядке.Висит руно тяжелою волной.

Август 1915

***

С веселым ржанием пасутся табуны,И римской ржавчиной окрасилась долина;Сухое золото классической весныУносит времени прозрачная стремнина.

Топча по осени дубовые листы,Что густо стелются пустынною тропинкой,Я вспомню Цезаря прекрасные черты -Сей профиль женственный с коварною горбинкой!

Здесь, Капитолия и Форума вдали,Средь увядания спокойного природы,Я слышу Августа и на краю землиДержавным яблоком катящиеся годы.

Да будет в старости печаль моя светла:Я в Риме родился, и он ко мне вернулся;Мне осень добрая волчицею былаИ – месяц Цезаря – мне август улыбнулся.

Август 1915

***

Я не увижу знаменитой «Федры»,В старинном многоярусном театре,С прокопченной высокой галереи,При свете оплывающих свечей.И, равнодушен к суете актеров,Сбирающих рукоплесканий жатву,Я не услышу, обращенный к рампе,Двойною рифмой оперенный стих:

– Как эти покрывала мне постылы...

Театр Расина! Мощная завесаНас отделяет от другого мира;Глубокими морщинами волнуя,Меж ним и нами занавес лежит.Спадают с плеч классические шали,Расплавленный страданьем крепнет голосИ достигает скорбного закалаНегодованьем раскаленный слог...

Я опоздал на празднество Расина!

Вновь шелестят истлевшие афиши,И слабо пахнет апельсинной коркой,И словно из столетней летаргии -Очнувшийся сосед мне говорит:– Измученный безумством Мельпомены,Я в этой жизни жажду только мира;Уйдем, покуда зрители-шакалыНа растерзанье Музы не пришли!

Когда бы грек увидел наши игры...

<Ноябрь> 1915

***

Заснула чернь. Зияет площадь аркой.Луной облита бронзовая дверь.Здесь Арлекин вздыхал о славе яркой,И Александра здесь замучил Зверь.

Курантов бой и тени государей:Россия, ты – на камне и крови -Участвовать в твоей железной кареХоть тяжестью меня благослови!

12 мая 1913

Дворцовая площадь

Императорский виссонИ моторов колесницы,-В черном омуте столицыСтолпник-ангел вознесен.

В темной арке, как пловцы,Исчезают пешеходы,И на площади, как воды,Глухо плещутся торцы.

Только там, где твердь светла,Черно-желтый лоскут злится,Словно в воздухе струитсяЖелчь двуглавого орла.

<Июнь> 1915

Tristia

***

"Как этих покрывал и этого убораМне пышность тяжела средь моего позора!"

– Будет в каменной ТрезенеЗнаменитая беда,Царской лестницы ступениПокраснеют от стыда,........................................И для матери влюбленнойСолнце черное взойдет.

"О, если б ненависть в груди моей кипела,Но видите – само признанье с уст слетело"

– Черным пламенем Федра горитСреди белого дня.Погребальный факел чадитСреди белого дня.Бойся матери ты, Ипполит:Федра-ночь – тебя сторожитСреди белого дня.

«Любовью черною я солнце запятнала...».....................................

– Мы боимся, мы не смеемГорю царскому помочь,Уязвленная Тезеем,На него напала ночь.Мы же, песнью похороннойПровожая мертвых в дом,Страсти дикой и бессоннойСолнце черное уймем.

1915, 1916

Зверинец

Отверженное слово «мир»В начале оскорбленной эры;Светильник в глубине пещерыИ воздух горных стран – эфир;Эфир, которым не сумели,Не захотели мы дышать.Козлиным голосом, опять,Поют косматые свирели.

Пока ягнята и волыНа тучных пастбищах водилисьИ дружелюбные садилисьНа плечи сонных скал орлы,Германец выкормил орла,И лев британцу покорился,И галльский гребень появилсяИз петушиного хохла.

А ныне завладел дикарьСвященной палицей Геракла,И черная земля иссякла,Неблагодарная, как встарь.Я палочку возьму сухую,Огонь добуду из нее,Пускай уходит в ночь глухуюМной всполошенное зверье!

Петух и лев, широкохмурыйОрел и ласковый медведь -Мы для войны построим клеть,Звериные пригреем шкуры.А я пою вино времен -Источник речи италийской -И в колыбели праарийскойСлавянский и германский лен!

Италия, тебе не леньТревожить Рима колесницы,С кудахтаньем домашней птицыПерелетев через плетень?И ты, соседка, не взыщи -Орел топорщится и злится:Что, если для твоей пращиТяжелый камень не годится?

В зверинце заперев зверей,Мы успокоимся надолго,И станет полноводней Волга,И рейнская струя светлей,-И умудренный человекПочтит невольно чужестранца,Как полубога, буйством танцаНа берегах великих рек.

Январь 1916, 1935