Михаил Лермонтов - Том 3. Поэмы 1828-1834 Страница 5

Преступник*

«Скажи нам, атаман честной,Как жил ты в стороне родной,Чай, прежний жар в тебе и нынеНе остывает от годов.Здесь под дубочком ты в пустынеПотешишь добрых молодцов!»

«Отец мой, век свой доживая,Был на второй жене женат;Она красотка молодая,Он был и знатен и богат…Перетерпевши лет удары,Когда захочет сокол старыйПодругу молодую взять,Так он не думает, не чует,Что после будет проклинать.Он всё голубит, всё милует;К нему ласкается она,Его хранит в минуту сна.Но вдруг увидела другого,Не старого, а молодого.Лишь первая приходит ночь,Она без всякого зазреньяКлевком лишит супруга зреньяИ от гнезда уж мчится прочь!· · ·

«Пиры, веселья забываяИ златоструйное вино,И дом, где, чашу наполняя,Палило кровь мою оно,Как часто я чело покоилВ коленах мачехи моей,И с нею вместе козни строилПротив отца, среди ночей.Ее пронзительных лобзанийОгонь впивал я в грудь свою.Я помню ночь страстей, желаний,Мольбы, угроз и заклинаний,Но слезы злобы только лью!..Бог весть: меня она любила,Иль это был притворный жар?И мысль печально утаила,Чтобы верней свершить удар?Иль мнила, что она любима,Порочной страстию дыша?Кто знает: женская душа,Как океан, неисследима!..

«И дни летели. Час настал!Уж греховодник в дни младые,Я, как пред казнию, дрожал.Гремят проклятья роковые.Я принужден, как некий тать,Из дому о́тчего бежать.О сколько мук! потеря чести!Любовь, и стыд, и нищета!Вражда непримиримой местиИ гнев отца!.. за воротаБежал <я> сирый, одинокий,И обратившись бросил взорС проклятием на дом высокий,На тот пустой, унылый двор,На пруд заглохший, сад широкий!..В безумьи мрачном и немомЖелал, чтоб сжег небесный громИ стол, за коим я с друзьямиПил чашу радости и нег,И речки безымянной брег,Всегда покрытый табунами,Где принял он удар свинца,И возвышенные стремнины,И те коварные сединыНеумолимого отца;И очи, очи неземные,И грудь и плечи молодые,И сладость тайную отрад,И уст неизлечимый яд;И ту зеленую аллею,Где я в лобзаньях утопал;И ложе то, где я… и с нею,И с этой мачехой лежал!..

«В лесах, изгнанник своевольный,Двумя жидами принят я:Один властями недовольный,Купец, обманщик и судья;Другой служитель Аарона,Ревнитель древнего закона;Алмазы прежде продавал,Как я, изгнанник, беден стал.Как я, искал по миру счастья,Бродяга пасмурный, скупойНа деньги, на удар лихой,На поцелуи сладострастья.Но скрытен, недоверчив, глухДля всяких просьб, как адский дух!..

«Придет ли ночи мрак печальный,Идем к дороге столбовой;Там из страны проезжий дальныйЛетит на тройке почтовой.Раздастся выстрел. С быстротойСвинец промчался непомерной.Удар губительный и верный!..С обезображенным лицомУпал ямщик! Помчались кони!..И редко лишь удар погониИх не застигнет за леском.

«Раз — подозрительна, бледна,Катилась на небе луна.Вблизи дороги, перед нами,Лежал застреленный прошлец;О, как ужасен был мертвец,С окровавленными глазами!Смотрю… лицо знакомо мне —Кого ж при трепетной лунеЯ узнаю?.. Великий боже!Я узнаю его… кого же? —Кто сей погубленный прошлец?Кому же роется могила?На чьих сединах кровь застыла? —О!.. други!..Это мой отец!..Я ослабел, упал на землю;Когда ж потом очнулся, внемлю:Стучат… Жидовский разговор.Гляжу: сырой еще бугор,Над ним лежит топор с лопатой,И конь привязан под дубком,И два жида считаютзлатоПеред разложенным костром!..· · · · · ·

«Промчались дни. На дно речноеОдин товарищ мой нырнул.С тех пор, как этот утонул,Пошло житье-бытье плохое:Приему не было в корчмах,Жить было негде. ОтовсюдуГоняли наглого Иуду.В далеких дебрях и лесахМы укрывалися. Без страхаНе мог я спать, мечтались мне:Остроги, пытки в черном сне,То петля гладная, то плаха!..

«Исчезли средства прокормленья,Одно осталось: зажигатьДома господские, селенья,И в суматохе пировать.В заре снедающих пожаровИ дом родимый запылал;Я весь горел и трепетал,Как в шуме громовых ударов!Вдруг вижу, раздраженный жидМладую женщину тащит.Ее ланиты обгорелиИ шелк каштановых волос;И очи полны, полны слезНа похитителя смотрели.Я не слыхал его угроз,Я не слыхал ее молений;И уж в груди ее торчал —Кинжал, друзья мои, кинжал!..Увы! дрожат ее колени,Она бледнее стала тени,И перси кровью облились,И недосказанные пениС уст посинелых пронеслись.

«Пришло Иуде наказанье:Он в ту же самую веснуПовешен мною на сосну,На пищу вранам. СостраданьяПоследний год меня лишил.Когда ж я снова посетилРодные, мрачные стремнины,Леса и речки и долины,Столь крепко ведомые мне,То я увидел на сосне:Висит скелет полуистлевший,Из глаз посыпался песок,И коршун, тут же отлетевший,Тащил руки его кусок…

«Бегут года, умчалась младость —Остыли чувства, сердца радостьПрошла. Молчит в груди моейПорыв болезненных страстей.Одни холодные остатки:Несчастной жизни отпечатки,Любовь к свободе золотой,Мне сохранил мой жребий чудный.Старик преступный, безрассудный,Я всем далек, я всем чужой.Но жар подавленный очнется,Когда за волюшку моюВ кругу удалых приведется,Что чашу полную нальюПоминки юности забвеннойПрославлю я и шум крамол;И нож мой, нож окровавленныйВоткну смеясь в дубовый стол!..»

Олег*

Во мгле языческой дубравыВ года забытой старины,Когда-то жертвенник кровавыйДымился божеству войны.Там возносился дуб высокой,Священный древностью глубокой.Как неподвижный царь лесов,Чело до самых облаковОн подымал. На нем виселиКольчуги, сабли и щиты,Вокруг сожженные кустыИ черепа убитых тлели…И песня Лады никогдаНе приносилася сюда!..

Поставлен веры теплым чувством.Блестел кумир в тени ветвей,И лик, расписанный искусством,Был смыт усилием дождей.Вдали лесистые равниныИ неприступные вершиныГранитных скал туман одел,И Волхов за лесом шумел.Склонен невольно к удивленью,Пришелец чуждый, в наши дниНе презирай сих мест: ониЗнакомы были вдохновенью!..И скальдов северных не разЗдесь раздавался смелый глас…

Утихло озеро. С стремнинойМолчат туманные скалы,И вьются дикие орлы,Крича над зеркальной пучиной.Уж челнока с давнишних порВолна глухая не лелеет,Кольцом вокруг угрюмый бор,Подняв вершины, зеленеет,Скрываясь за хребтами гор.Давно ни пес, ни всадник смелыйСтраны глухой и опустелойНе посещал. Окрестный зверьЗабыл знакомый шум ловитвы.Но кто и для какой молитвыНа берегу стоит теперь?..С какою здесь он мыслью странной?С мечом, в кольчуге, за спинойКолчан и лук. Шишак стальнойБлестит насечкой иностранной…Он тихо красный плащ рукойНа землю бросил, не спускаяНедвижных с озера очей,И кольцы русые кудрейБегут, на плечи ниспадая.В герое повести моейСледы являлись кратких дней,Но не приметно впечатлений:Ни удовольствий, ни волнений,Ни упоительных страстей.И став у пенистого брега,Он к духу озера воззвал:

«Стрибог! я вновь к тебе предстал.Не мог ты позабыть Олега.Он приносил к тебе врагов,Сверша опасные набеги.Он в честь тебе их пролил кровь.И тот опять средь сих лесов,Пред кем дрожали печенеги.Как в день разлуки роковойЯвись опять передо мной!»

И шумно взволновались воды,Растут свинцовые валы,Как в час суровой непогодыПокрылись пеною скалы.Восстал в средине столб туманный…Тихонько вид меняя странный,Ясней, ясней, ясней… и вотСтрибог по озеру идет.Глаза открытые сияли,Подъялась влажная рука,И мокрые власы бежалиПо голым персям старика.

Ах, было время, время боевНа милой нашей стороне.Где ж те года? прошли онеС мгновенной славою героев.Но тени сильных я видалИ громкий голос их слыхал:В часы суровой непогоды,Когда бушуя плещут воды,И вихрь, клубя седую пыль,Волнует по полям ковыль,Они на темносизых тучахРазнообразною толпойЛетят. Щиты в руках могучих,Их тешит бурь знакомый вой.Сплетаясь цепию воздушной,Они вступают в грозный бой.Я зрел их смутною душой,Я им внимал неравнодушно.На мне была тоски печать,Бездействием терзалась совесть,И я решился начертатьВремен былых простую повесть.

Жил-был когда-то князь Олег,Владетель русского народа,Варяг, боец (тогда свободаНе начинала свой побег).Его рушительный набегПочти от Пскова до ОнегиПоля и веси покорил…Он всем соседям страшен был:Пред ним дрожали печенеги,С ним от Каспийских береговКазары дружества искали,Его дружины побеждалиСвирепых жителей дубров;И он искал на греков мести,Презреньем гордых раздражен…Царь Византии был смущенМолвой ужасной этой вести…Но что замедлил князьОлегСвой разрушительный набег? ..

Два брата*