Алла Кузнецова - Живучее эхо Эллады Страница 5

Пусть изгнанным будет, пусть бродит по свету!

Не истинной силой, а силой коварства

Богиня нашла от печали лекарство,

Наслав на Алкида ужасные боли,

Лишившие разума, памяти, воли,

В припадке безумства он зло совершает —

Сынов и племянников жизни лишает.

Когда же прошло помраченье рассудка

И плакали люди надсадно и жутко,

Глубокая скорбь овладела Алкидом,

Он сам зарыдал по невольно убитым,

Несчастный, от скверны очистившись вскоре,

В священные Дельфы унёс своё горе,

Туда, где святилище сына Латоны,

Оракул, где можно взывать к Аполлону:

– Не волей своей заслужил порицанья!..

Пошли мне, как милость, твоё прорицанье!..

Наставь!.. Надоумь!.. Накажи меня строго,

Но только к добру укажи мне дорогу!

В одушевлённом таинствами храме

Алкид услышал, пифии устами

Вещает златокудрый Аполлон:

«Ступай в Тиринф к могилам спящих предков,

Двенадцать лет служи в старанье редком,

Являясь Эврисфею на поклон.

И не ищи подспорья в светлых ликах,

Свершишь двенадцать подвигов великих —

Бессмертным вознесёшься на Олимп!

С неоспоримой точностью провидца

Скажу, что в каждом подвиге таится

Удар судьбы, но он преодолим.

Ещё запомни, – пифия твердила, —

Твоё рожденье Гера не простила

Ни Зевсу, ни Алкмене, ни тебе.

Отныне ты – Геракл («гонимый Герой

И подвиги свершающий»), уверуй!

Забудь Алкида! Покорись судьбе!

Я всё сказал тебе, мой брат, что знаю,

Прости за то, что быстро умолкаю —

Минута предсказаний коротка!..»

Бог замолчал, и пифия иссякла,

А подвиги великого Геракла

Бессмертными пройдут через века.

Геракл. Римская копия с греческого оригинала II века до н. э.

5. Подвиги Геракла

Геракл поселился в Тиринфе, покоя

Не ведая в нём ни зимою, ни летом.

Он стал Эврисфею рабом и слугою,

Казалось, ничуть не жалея об этом.

А царь Эврисфей, восседавший в Микенах,

Был слаб и труслив, но лисицы хитрее:

Общался с героем, взобравшись на стену,

По делу в Тиринф отправляя Копрея.

Немейский лев (1-ый подвиг Геракла)

Геракл, желаньем подвигов горя,

Пред памятью родных благоговея,

Не долго ждал посланника царя,

Разумного и честного Копрея.

Тот оробел, но тут же, осмелев,

Поведал с простотою очевидной:

– Причиною всему – немейский лев,

Что порождён Пифоном и Ехидной.

Как будто бы всё вымерло окрест

Спокойнейшего города Немеи:

Бежало всё живое с этих мест,

Спасения от зверя не имея.

Его простым и смертным не свалить,

А ты бы смог, я сердцем это чую —

Прядёт Клото [9] на совесть жизни нить,

Вплетая щедро силу неземную.

Мойры – богини судьбы. Группа Дебе.

Убей злодея! Он живому враг,

Он смерть творит (а может смерти ищет),

Пусть пастухи стада пасут в горах

И люди возвращаются в жилища!

Оставив дом с предутренней зарёю,

Геракл спешил, как в марше боевом.

Быки в крови мерещились герою

И люди, пожираемые львом.

Он гнал себя: «Скорей!.. Скорей в Немею!..»,

Пот вытирая на большом челе.

Нет-нет! Не ради службы Эврисфею,

Покоя ради на святой земле.

И вот Немея!

– Где дорога в горы?

– За тем холмом, но лучше не ходи!..

А он шагает широко и споро —

И будто сердце рвётся из груди:

«Ус-петь! Ус-петь! Ско-рей! Ско-рей! – торопит, —

Не-то бе-ду соч-тёшь сво-ей ви-ной!»

И вот предгорья топтаные тропы

Остались у Геракла за спиной.

Он в полдень пожевал кусочек хлеба,

Вверх поглядел сквозь кружевной шатёр,

Где Гелиос почти что в центре неба

Лучи-мечи втыкает в шапки гор.

И снова в путь зовёт его силища,

Пещеры предстают его очам…

Ему найти бы только логовище,

Где льву-убийце спится по ночам.

Когда же солнце, как напившись зелья,

Клониться стало головой к земле,

Геракл набрёл на мрачное ущелье,

Что в ясный день покоилось во мгле.

Спустился вниз, не тратя ни минуты,

Нашёл дыры зияющий оскал —

И без причины понял почему-то,

Что, наконец, увидел, что искал.

Два выхода нашёл он в той пещере.

«Здесь будет нелегко осилить льва!..

Попробую сейчас захлопнуть «двери»,

Есть руки и, к тому же, голова!».

Спокоен был Геракл на удивленье…

И вот за камнем тянется рука…

«Как ты людей спасаешь от старенья,

Так я тебя спасу от сквозняка!»

Он завалил дыру в конце пещеры

Обломками обветренной скалы

И вверх взобрался, не теряя веры,

Что дело – на конце его стрелы.

Почти что смерклось. Птицы гнёзда ищут

(О мысль о доме, душу не трави!),

Страшилище явилось к логовищу,

Измазанное в глине и в крови.

Матёрый лев, немыслимо огромен,

Взлохмаченная грива до земли…

«Я знал, злодей, что ты не слишком скромен!..

И как… такое… выдумать смогли?!

Пришла, «собачка», к собственной берлоге?..

Набегалась, расплёвывая зло?..

Жаль, что сквозь темень не увидят боги,

Кому из нас сегодня повезло!»

Запела тетива струной упругой,

Волной качнуло тонкие стволы,

И унеслись к пещере друг за другом

Три Аполлоном дареных стрелы.

Геракл возликовал и крикнул звучно,

Он жаждал дыр в чудовищной спине,

Да только стрелы, хоть ложились кучно,

Скользнули, как по каменной стене.

Лев зарычал неистово и замер,

Хвостищем колотя свои бока,

Налившимися яростью глазами

Искал на ближнем взгорье смельчака.

Геракла заприметил и мгновенно

Присел на лапах, туго сжавшись в ком,

Оскалив пасть в потёках серой пены,

Взлетел к нему единственным прыжком.

Но бой с врагом Гераклу тешит душу,

Успей ударить – только и всего!

Льву палицу на голову обрушил

В секунду приземления его.

Упал злодей на неостывший камень.

И, не жалея мускулов и жил,

Герой Геракл могучими руками

Прижал его к земле – и задушил.

И снова в путь с убитым львом, в Микены,

Где, не желая в страхе помереть,

Царь Эврисфей, дрожа, залез на стену

И повелел ворота запереть.

Лернейская гидра (2-ой подвиг)

Итак, Геракл и цел, и жив

(Хвала и честь его удаче!),

Свой первый подвиг совершив,

Был тут же снова озадачен.

Как злой, горячий суховей,

Дохнуло горе, кровью рея,

И вновь отправил Эврисфей

К герою вестника Копрея.

Донёс Копрей, душой скорбя:

– Царь опечален! Да и сам я…

Есть снова дело для тебя.

– Что?.. Из огня, да сразу в пламя?!

Передохнуть бы пару дней,

Не то рука не будет верной!

– Не согласится Эврисфей.

Опять беда… Теперь под Лерной.

Там, сохраняя свой живот

В болотах, щелях и колодцах,

Презлое чудище живёт,

Лернейской гидрою зовётся.

В слепящем блеске чешуи

Всё издыхает: люди, кони…

Во всём – подобие змеи,

А сверху – головы драконьи.

Из девяти голов одна

Является неистребимой.

Та гидра злом наделена

Отцом и мамушкой любимой.

Её для горя (как и льва)

Пифон с Ехидной породили.

– А что ещё гласит молва?

– Что нам теперь не до идиллий:

На Аргос как затеет кросс

По дну пещер сырых и склизких,

Так у царя не хватит слёз

Родных оплакивать и близких.

– Ну, что ж, Копрей, пусть будет так!

Мы все на близких уповаем…

И в путь направился Геракл

С Ификла сыном – Иолаем.

Где колесницей, где пешком,

Шагая рядом с колесницей…

У Иолая в горле ком,

Но парню хочется сразиться.

– Гляди… Вода!..

– Окрестные болота…

Похоже, не найти во мраке брода.

– Гляди туда, и там блестит вода!..

Так скоро Лерна?

– Думаю, что да.

Прячь колесницу в близлежащей роще.

Сумеешь без меня?..

– Чего уж проще!

Найти скорей чудовище желая,

Геракл оставил тут же Иолая

И заспешил, не ведая преград.

Он брёл болотной жижей наугад,

Где дремлют склоны, зубы – скалы щеря,

Где может гидра прятаться в пещере.

Когда восток зарницей заалел

И он желанный сон преодолел,

На камне сидя вымокшим, усталым,

Услышал, что вблизи заклокотало,

Забулькало, забилось в темноте,

Как будто палкой били по воде.

Он лёг на стылый камень, мокрый, липкий,

Подумал о себе: «Герой великий!..

От жабы мерзкой спрятался в кусты,

Спасаясь под покровом темноты.

Иди и бей могучим кулаком

Кишащий злыми головами ком!

Чего лежишь, собою камень грея?!»

Но кто-то молвил голосом Копрея:

– Ты душу сам себе не береди,

Пока не светит солнце – уходи!

А заблестит под солнцем чешуя,

В тлен превращая льва и соловья,

Так гидра (злому миру на потеху)

Оставит от тебя одни доспехи!

И на восток взглянув, Геракл могучий

Увидел, что спасительные тучи

Уже впитали первые лучи,

И стало так обидно, хоть кричи.

Но вдруг увидел, утверждаясь в вере,

Как плавно направляется к пещере

Неровное лохматое пятно

И в зев её вползает, как в окно.

Подумал, поднимая с камня тело:

«Ты спать на радость людям захотела,