Аркадий Славоросов - Опиум Страница 5

Примавера

Всё — желание, всё — томление,Всё — лишь запахи и стихи.Служат правилам опыленияЛегкокрылые женихи.

Розы влажная геометрияИ взлохмаченный георгин.Наплевательское бессмертиеИстекающих мёдом вагин.

Ах, невинность. Хрусталики инея.Херувим у калитки в Эдем.Примавера, Диана, ВиргинияПо-французски лепечут: «Je t'aime».

Всё ломаешь то пальцы, то голову,Стыд, и страх, и Казанский вокзал.Но мерцают расплавленным оловомЗапрокинутые глаза.

А всего-то — разденься, и далееДети Флора и Лавра просты:Всё смешалось — цветы, гениталии,Гениталии и цветы.

Осень бега

Я, дружок, взыскую Града.А ещё взыскую снега.Ах, Ирена, ах, отрада,Ах, сквозная осень бега.У бича проста удача:Недостроенная дача,Ночь, как мякоть винограда,Зубы — в горло помидора,Взвесь пустого разговора —Смесь божбы и богословья,Да Одесса в изголовье.А потом конца и краюНету этому сараю,Что зовут эсэсэсэром.Серо-жёлтое на сером:Перелески, перегоны,Волчьи серые погоны,Да из обморочной чащиЗайцем — в поезд проходящий.Две забытые столицы —Два цветка трефовой масти.Изваял Данило-мастер,Не сумевший похмелиться,Две огромных розеолыНа худом боку пространства(Есть в России где просраться).Под иглою радиолыЗдесь доходит бедный Джимми.А квартирами чужимиМожно мерить расстояньеОт мгновенного самадхиДо иного состоянья.Мы до этих яблок падки —Бодисатвы-самородки,Нирманкайи-недоучки.Девки наши тоже штучкиИ, как-будто, не уродки —Просто малость залежались.Чёрной влагою ужалясь,Двигай дальше нордом с вестомК тёплым виленским невестам,Чьи подмышки пахнут тмином,В этом обмороке длинномОбретая постоянство.Католической природыАрхирейское убранство,Звери каменной породы,Да приветливый народецПред очами Богородиц.А потом — по Божьей воле —Снова рысью в чистом полеЗазвенеть тоской острожнойС обвинением облыжным,С ветхой ксивою подложной,Следом нежным, бегом лыжнымМетить контурную карту,Где руина на руине —Станет завидно поп-арту.По грудастой Украине(— Шо ви, хлопиц, мни сказалы?)Вновь боками греть вокзалы,В яме угольной ДонбассаЖдать видения и гласа,Но дождаться лишь сирены,Созывающей морлоков,Добывать извечный уголь.Вспоминать, как у ИреныЗавивался светлый локон…И уткнуться в Божий угол,Где ни ангела, ни зова.Здесь на берегу АзоваВсе кончаются дороги.Разминуться в ТаганрогеС собеседником случайным,По шофёрским тухлым чайнымМолча подбирать объедки,Да исследовать объекты,Что бредут по полю зренья.Созерцать глухое треньеМоря Чёрного о сушу.Очищать, как рыбу, душуНа тропинках мандаринных.Спать в развалинах старинных.И теряя рифмы, рифмыПокидать долину речи.Забывая, возноситься,Вспоминая, погружатьсяВ это льдистое сияньеОкружающего небаКак на фресках византийскихС почернелым скорбным ликомКосмонавта-водолаза.

И зима в горах Кавказа.

На смерть подруги

За щёчкой карамель,Но мёртвого мертвейКарминовой КарменСобой кормить червей.

Сегодня ты живёшь,Зефиром дышит ночь,И в ножны всяк свой ножТвои вложить не прочь

Твой рот чуть-чуть горчит —Не поцелуй поди.А завтра — нож торчитВ изласканной груди.

Трагедию ль узретьВ бегущей на ловца?Твою оставлю смертьДля красного словца.

Карманная Кармен,Тебе ль такая честь?Живые — что, обменИзученных веществ.

Твой труп украсит стихЖивым не нужный, ноМне дела нет до них.А мёртвым — всё равно.

Казнь

И так уже плохо. Стал бедным подобьем притонаМой дом из бетона. И грех за грехом монотонноСчитает моргающий глаз — циферблат электронный,Где три единицы сияют зелёной короной.А трубы не греют, и плачет всю ночь батарея,И гипсовым брюшком смеётся мне будда Майтрейя.Лишь пеплом табачных скорбей ночи посеребрены.Фарфорова попа всплывающей рядом сиреныНа узкой постели моей, очень узкой и длиннойВ бетонном дому на проклятой Горе Соколиной,Где плюш подлокотника кресла так страшно распорот.Чего же ещё? Чтобы немцы вошли в этот городПод сиплые высвисты редкой ноябрьской метели,Чтоб двери ломали, галдели, срывали с постели,Вели неодетым сквозь крошево битого снегаИ били в глаза, пресекая возможность побега,А в пытошной яме, в цементном последнем подвалеКалёным железом мне б впалую грудь врачевали,Чтоб вырвали ногти, и пальцы ослепли от боли,От несправедливой, но непререкаемой воли(Она Божий мир мне на горле удавкою стянет),А утром, разящим и долгим, когда уже станетТак больно и холодно, что только солнце и видно,На площади скудной шептать псалмопевца ДавидаИ в тесной петле, от свободы предательской крякнув,Увидеть тебя, пустотою мгновенной набрякнув,Средь чёрного люда, сквозь ужас отсутствия вдоха?..И так уже плохо, не надо. И так уже плохо.

Грех

Бессонница. Гомер.

Мы все насильники и воры.Клинок тоскует без точила.Но передергивать затворыНас одиночество учило.

Уныла эта чертовщина.Смерть мечет кости, чёт и нечет.В ночи небритые мужчиныСебя грехом постыдным лечат.

Теряя слух, теряя зренье,Скуля и тихо подвывая,Они сухим и жадным треньемОгонь бессмертный добывают.

И волоок, как Аль Пачино,Дозорный рубится на вышке.Хрипят небритые мужчины.Мартышкин труд и блуд мартышкин.

Мохнатой полночи промежностьСочится влагой. Нет с ней сладу.Какая жалобная нежность,Какая горькая услада.

Каких ещё тебе свидетельствО злом несовершенстве мира?И, в пустоту собою метясь,Вновь тратишь свадебное миро.

Кроватей скрип, как скрип уключин.Мы все — убийцы и герои.Солдатский жребий злополучен.Нам вместе гнить у башен Трои.

Route 66

I can get no satisfaction

All I want is easy action

Я мастью вышел в отчима.Живу на букву X.По мне весь мир — обочинаДороги sixty six.

От сладких папиросочекБалдею налегке.Я до сих пор подросточекС опасочкой в руке.

Ищите меня, сыщики,Петровкины слепни.Горите, мои прыщики —Сигнальные огни.

Ссыкушка пубертатная,Бесхитростная голь,Соси конфетку мятнуюПод синий алкоголь.

А, если станет солоноИ сердце восскорбит,Поставлю Марка Болана,Вздрочну на Патти Смит.

Закину ключ на полочку,Приму на посошок.Синеет, как наколочка,Застенчивый стишок:

«Неси меня, мой Пригород,Покуда ночь пьяна,Безжалостный, как приговор,И чёрный, как шахна.

Вся жизнь моя — окалина,Железный попугай.Люби меня, Окраина,Да ног не раздвигай.

И целкой гуттаперчевойЗаманывай досель.Валяй, круги наверчивай,Цепная карусель.

Ах, сердце, сердце — вотчинаЖелтоволосых бикс…»

По мне весь мир — обочинаДороги sixty-six.

(Путь заблудшей Божией коровки)