Иннокентий Анненский - Великие поэты мира: Иннокентий Анненский Страница 5

Раскатно-гулкие шары;

И то оранжевый, то белый

Лишь миг живущие миры;

И цвета старого червонца

Пары сгоняющее солнце

С небес омыто-голубых.

И для ожившего дыханья

Возможность пить благоуханья

Из чаши ливней золотых.

2

Палимая огнем недвижного светила,

Проклятый свой урок отлязгала кирьга

И спящих грабаров с землею сколотила,

Как ливень черные, осенние стога.

Каких-то диких сил последнее решенье,

Луча отвесного неслышный людям зов,

И абрис ног худых меж чадного смешенья

Всклокоченных бород и рваных картузов.

Не страшно ль иногда становится на свете?

Не хочется ль бежать, укрыться поскорей?

Подумай: на руках у матерей

Всё это были розовые дети.

1909

Август

1

Облака плывут так низко,

Но в тумане всё нежней

Пламя пурпурного диска

Без лучей и без теней.

Тихо траурные кони

Подвигают яркий гнет,

Что-то чуткое в короне

То померкнет, то блеснет…

…Это было поздним летом

Меж ракит и на песке,

Перед бледно-желтым цветом

В увядающем венке,

И казалось мне, что нежной

Хризантема головой

Припадает безнадежно

К яркой крышке гробовой…

И что два ее свитые

Лепестка на сходнях дрог —

Это кольца золотые

Ею сброшенных серег.

2 Электрический свет в аллее

О, не зови меня, не мучь!

Скользя бесцельно, утомленно,

Зачем у ночи вырвал луч,

Засыпав блеском, ветку клена?

Ее пьянит зеленый чад,

И дум ей жаль разоблаченных,

И слезы осени дрожат

В ее листах раззолоченных, —

А свод так сладостно дремуч,

Так миротворно слиты звенья…

И сна, и мрака, и забвенья…

О, не зови меня, не мучь!

Сентябрь

Раззолочённые, но чахлые сады

С соблазном пурпура на медленных недугах,

И солнца поздний пыл в его коротких дугах,

Невластный вылиться в душистые плоды.

И желтый шелк ковров, и грубые следы,

И понятая ложь последнего свиданья,

И парков черные, бездонные пруды,

Давно готовые для спелого страданья…

Но сердцу чудится лишь красота утрат,

Лишь упоение в завороженной силе;

И тех, которые уж лотоса вкусили,

Волнует вкрадчивый осенний аромат.

Ноябрь Сонет

Как тускло пурпурное пламя,

Как мертвы желтые утра!

Как сеть ветвей в оконной раме

Всё та ж сегодня, что вчера…

Одна утеха, что местами

Налет белил и серебра

Мягчит пушистыми чертами

Работу тонкую пера…

В тумане солнце, как в неволе…

Скорей бы сани, сумрак, поле,

Следить круженье облаков, —

Да, упиваясь медным свистом,

В безбрежной зыбкости снегов

Скользить по линиям волнистым…

Ветер

Люблю его, когда, сердит,

Он поле ржи задернет флёром

Иль нежным лётом бороздит

Волну по розовым озерам;

Когда грозит он кораблю

И паруса свивает в жгутья;

И шум зеленый я люблю,

И облаков люблю лоскутья…

Но мне милей в глуши садов

Тот ветер теплый и игривый,

Что хлещет жгучею крапивой

По шапкам розовым дедо́в.

Ненужные строфы Сонет

Нет, не жемчужины, рожденные страданьем,

Из жерла черного метала глубина:

Тем до рожденья их отверженным созданьям

Мне одному, увы! известна лишь цена…

Как чахлая листва, пестрима увяданьем

И безнадежностью небес позлащена,

Они полны еще неясным ожиданьем,

Но погребальная свеча уж зажжена.

Без лиц и без речей разыгранная драма:

Огонь под розами мучительно храним,

И светозарный Бог из черной ниши храма…

Он улыбается, он руки тянет к ним.

И дети бледные Сомненья и Тревоги

Идут к нему приять пурпуровые тоги.

В дороге

Перестал холодный дождь,

Сизый пар по небу вьется,

Но на пятна нив и рощ

Точно блеск молочный льется.

В этом чаяньи утра́

И предчувствии мороза

Как у черного костра

Мертвы линии обоза!

Жеребячий дробный бег,

Пробы первых свистов птичьих

И кошмары снов мужичьих

Под рогожами телег.

Тошно сердцу моему

От одних намеков шума:

Всё бы молча в полутьму

Уводила думу дума.

Не сошла и тень с земли,

Уж в дыму овины тонут

И с бадьями журавли [2] ,

Выпрямляясь, тихо стонут.

Дед идет с сумой и бос,

Нищета заводит повесть:

О, мучительный вопрос!

Наша совесть… Наша совесть.

Среди нахлынувших воспоминаний

1

Гаснет небо голубое,

На губах застыло слово;

Каждым нервом жду отбоя

Тихой музыки былого.

Но помедли, день, врачуя

Это сердце от разлада!

Всё глазами взять хочу я

Из темнеющего сада…

Щетку желтую газона,

На гряде цветок забытый,

Разоренного балкона

Остов, зеленью увитый.

Топора обиды злые,

Всё, чего уже не стало…

Чтобы сердце, сны былые

Узнавая, трепетало…

2 Под новой крышей

Сквозь листву просвет оконный,

Синью жгучею залит,

И тихонько ветер сонный

Волоса мне шевелит…

Не доделан новый кокон,

Точно трудные стихи:

Ни дверей, ни даже окон

Нет у пасынка стихий,

Но зато по клетям сруба

В темной зелени садов

Сапожищи жизни грубо

Не оставили следов,

И жилец докучным шумом

Мшистых стен не осквернил:

Хорошо здесь тихим думам

Литься в капельки чернил.

……………………….

Схоронили пепелище

Лунной ночью в забытье…

Здравствуй, правнуков жилище, —

И мое, и не мое!

Трактир жизни

Вкруг белеющей Психеи

Те же фикусы торчат,

Те же грустные лакеи,

Тот же гам и тот же чад…

Муть вина, нагие кости,

Пепел стынущих сигар,

На губах – отрава злости,

В сердце – скуки перегар…

Ночь давно снега одела,

Но уйти ты не спешишь;

Как в кошмаре, то и дело:

«Алкоголь или гашиш?»

А в сенях, поди, не жарко:

Там, поднявши воротник,

У плывущего огарка

Счеты сводит гробовщик.

Там

Ровно в полночь гонг унылый

Свел их тени в черной зале,

Где белел Эрот бескрылый

Меж искусственных азалий.

Там, качаяся, лампады

Пламя трепетное лили,

Душным ладаном услады

Там кадили чаши лилий.

Тварь единая живая

Там тянула к брашну жало,

Там отрава огневая

В кубки медные бежала.

На оскала смех застылый

Тени ночи наползали,

Бесконечный и унылый

Длился ужин в черной зале.

?

Пусть для ваших открытых сердец

До сих пор это – светлая фея

С упоительной лирой Орфея,

Для меня это – старый мудрец.

По лицу его тяжко проходит

Бороздой Вековая Мечта,

И для мира немые уста

Только бледной улыбкой поводит.

Ф.Н. и Н.П. Анненские. Родители поэта

Есть книга чудная, где с каждою страницей

Галлюцинации таинственно свиты:

Там полон старый сад луной и небылицей,

Там клен бумажные заворожил листы.

Там в очертаниях тревожной пустоты,

Упившись чарами луны зеленолицей,

Менады белою мятутся вереницей,

И десять реет их по клавишам мечты.

Но, изумрудами запястий залитая,

Меня волнует дев мучительная стая:

Кристально чистые так бешено горды.

И я порвать хочу серебряные звенья…

Но нет разлуки нам, ни мира, ни забвенья,

И режут сердце мне их узкие следы…

Еще один

И пылок был, и грозен День,

И в знамя верил голубое,

Но ночь пришла, и нежно тень

Берет усталого без боя.

Как мало их! Еще один

В лучах слабеющей Надежды

Уходит гордый паладин:

От золотой его одежды

Осталась бурая кайма,

Да горький чад… воспоминанья

………………………….

Как обгорелого письма

Неповторимое признанье.

<1903> С четырех сторон чаши

Нежным баловнем мамаши

То большиться, то шалить…

И рассеянно из чаши

Пену пить, а влагу лить…

Сил и дней гордясь избытком,

Мимоходом, на лету

Хмельно-розовым напитком

Усыплять свою мечту.

Увидав, что невозможно

Ни вернуться, ни забыть…

Пить поспешно, пить тревожно,

Рядом с сыном, может быть,

Под наплывом лет согнуться,

Но, забыв и вкус вина…

По привычке всё тянуться

К чаше, выпитой до дна.

Villa nazionale [3]

Смычка заслушавшись, тоскливо

Волна горит, а луч померк, —

И в тени душные залива

Вот-вот ворвется фейерверк.

Но в мутном чаяньи испуга,

В истоме прерванного сна,

Не угадать Царице юга

Тот миг шальной, когда она

Развяжет, разоймет, расщиплет

Золотоцветный свой букет

И звезды робкие рассыплет

Огнями дерзкими ракет.

<1890> Опять в дороге

Когда высо́ко под дугою

Звенело солнце для меня,

Я жил унылою мечтою,

Минуты светлые гоня…

Они пугливо отлетали,

Но вот прибился мой звонок:

И где же вы, златые дали?

В тумане – юг, погас восток…

А там стена, к закату ближе,

Такая страшная на взгляд…

Она всё выше… Мы всё ниже…

«Постой-ка, дядя!» – «Не велят».

На воде

То луга ли, скажи, облака ли, вода ль

Околдована желтой луною:

Серебристая гладь, серебристая даль

Надо мной, предо мною, за мною…