Максимилиан Волошин - Неопалимая купина Страница 5

17 января 1918

Коктебель

ЕВРОПА

В.Л. Рюминой

Держа в руке живой и влажный шар,Клубящийся и дышаший, как пар,Лоснящийся здесь зеленью, там костью,Струящийся, как жидкий хрисолит,Он говорил, указывая тростью:

Пойми земли меняющийся вид:Материков живые сочетанья,Их органы, их формы, их названьяВодами Океана рождены.И вот она — подобная кораллу,Приросшая к Кавказу и к Уралу,Земля морей и полуостровов,Здесь вздутая, там сдавленная узко,В парче лесов и в панцире хребтов,Жемчужница огромного моллюска,Атлантикой рожденная из пен —Опаснейшая из морских сирен.Страстей ее горючие сплетеньяМерцают звездами на токах вод —Извилистых и сложных, как растенья.Она водами дышит и живет.Ее провидели в лучистой сфереБлудницею, сидящею на звере,На водах многих с чашею в руке,И девушкой, лежащей на быке.

Полярным льдам уста ее открыты,У пояса, среди сапфирных влаг,Как пчельный рой у чресел Афродиты,Раскинул острова Архипелаг.Сюда ведут страстных желаний тропы,Здесь матерние органы Европы,Здесь, жгучие дрожанья затая, —В глубоких влуминах укрытая стихия,Чувствилище и похотник ея, —Безумила народы Византия.

И здесь, как муж, поял ее Ислам:Воль Азии вершитель и предстатель —Сквозь Бычий Ход Махмут-завоевательПроник к ее заветным берегам.И зачала и понесла во чревеРусь — третий Рим — слепой и страстный плод:Да зачатое в пламени и в гневеСобой восток и запад сопряжет!

Но, роковым охвачен нетерпеньем,Всё исказил неистовый Хирург,Что кесаревым вылущил сеченьемНезрелый плод Славянства — Петербург.Пойми великое предназначеньеСлавянством затаенного огня:В нем брезжит солнце завтрашнего дня,И крест его — всемирное служенье.Двойным путем ведет его судьба —Она и в имени его двуглава:Пусть SCLAVUS — раб, но Славия есть СЛАВА:Победный нимб над головой раба!В тисках войны сейчас еще томитсяВсё, что живет, и всё, что будет жить:Как солнца бег нельзя предотвратить —Зачатое не может не родиться.В крушеньях царств, в самосожженьях злаДуша народов ширилась и крепла:России нет — она себя сожгла,Но Славия воссветится из пепла!

20 мая 1918

Коктебель

НАПИСАНИЕ О ЦАРЯХ МОСКОВСКИХ

Царь Иван был ликом некрасив,Очи имея серы, пронзительны и беспокойны.Нос протягновенен и покляп.Ростом велик, а телом сух.Грудь широка и туги мышцы.Муж чудных рассуждений,Многоречив зело,В науке книжной опытен и дерзок.А на рабы от Бога данные жестокосерд.В пролитьи кровиНеумолим.Жен и девиц сквернил он блудом много.И множество народаНемилостивой смертью погубил.Таков был царь Иван.

Царь же ФедорБыл ростом мал,А образ имея постника,Смирением обложен,О мире попеченья не имея,А только о спасении душевном.Таков был Федор-царь.

Царь Борис — во схиме Боголеп —Был образом цветущ,Сладкоречив вельми,Нищелюбив и благоверен,Строителен зелоИ о державе попечителен.Держась рукой за верх срачицы, клялсяСию последнюю со всеми разделить.Единое имея неисправленье:Ко властолюбию несытое желаньеИ ко врагам сердечно прилежанье.Таков был царь Борис.

Царевич Федор — сын царя Бориса —Был отрок чуден,Благолепием цветущ,Как в поле крин, от Бога преукрашен,Очи велики, черны,Бел лицом,А возраст среден.Книжному научен почитанью.Пустошное али гнилое словоИз уст его вовек не исходише.

Царевна КсенияВласы имея черны, густы,Аки трубы лежаще по плечам.Бровьми союзна, телом изобильна,Вся светлостью облистанаИ млечной белостьюВсетельно облиянна.Воистину во всех делах чредима.Любила воспеваемые гласыИ песни духовные.Когда же плакала,Блистала еще светлееЗелной красотой.

Расстрига был ростом мал,Власы имея руды.Безбород и с бородавкой у переносицы.Пясти тонки,А грудь имел широку,Мышцы толсты,А тело помраченно.Обличьем прост,Но дерзостен и остроуменВ речах и наученьи книжном.Конские ристалища любил,Был ополчитель смел.Ходил танцуя.

Марина Мнишек была прельстительна.Бела лицом, а брови имея тонки.Глаза змеиные. Рот мал. Поджаты губы.Возрастом невелика,Надменна обращеньем.Любила плясания и игрища,И пялишася в платьяТугие с обручами,С каменьями и жемчугом,Но паче честных камней любяше негритенка.

Царь Василий был ростом мал,А образом нелеп.Очи подслеповаты. Скуп и неподатлив.Но книжен и хитер.Любил наушников,Был к волхованьям склонен.

Боярин Федор — во иночестве Филарет —Роста и полноты был средних.Был обходителен.Опальчив нравом.Владетелен зело.Божественное писанье разумел отчасти.Но в знании людей был опытен:Царями и боярами играше,Аки на тавлее.И роду своему престол МосковскийВыиграл.

Так видел их и, видев, записалИван МихайловичКнязь Катырев-Ростовский.

23 августа 1919

Коктебель

DMETRIUS-IMPERATOR

(1591–1613)

Ю.Л. Оболенской

Убиенный много и восставый,Двадцать лет со славой правил яОтчею Московскою державой,И годины более кровавойНе видала русская земля.

В Угличе, сжимая горсть орешковДетской окровавленной рукой,Я лежал, а мать, в сенях замешкав,Голосила, плача надо мной.С перерезанным наотмашь горломЯ лежал в могиле десять лет;И рука Господняя простерлаНад Москвой полетье лютых бед.Голод был, какого не видали.Хлеб пекли из кала и мезги.Землю ели. Бабы продавалиС человечьим мясом пироги.Проклиная царство Годунова,В городах без хлеба и без кроваМерзли у набитых закромов.И разъялась земная утроба,И на зов стенящих голосовВышел я — замученный — из гроба.

По Руси что ветер засвистал,Освещал свой путь двойной луною,Пасолнцы на небе засвечал.Шестернею в полночь над МосквоюМчал, бичом по маковкам хлестал.Вихрь-витной, гулял я в ратном поле,На московском венчанный престолеДревним Мономаховым венцом,С белой панной — с лебедью — с МаринойЯ — живой и мертвый, но единый —Обручался заклятым кольцом.

Но Москва дыхнула дыхом злобным —Мертвый я лежал на месте ЛобномВ черной маске, с дудкою в руке,А вокруг — вблизи и вдалеке —Огоньки болотные горели,Бубны били, плакали сопели,Песни пели бесы на реке…Не видала Русь такого сраму!А когда свезли меня на ямуИ свалили в смрадную дыру —Из могилы тело выходилоИ лежало цело на юру.И река от трупа отливала,И земля меня не принимала.На куски разрезали, сожгли,Пепл собрали, пушку зарядили,С четырех застав Москвы палилиНа четыре стороны земли.

Тут тогда меня уж стало много:Я пошел из Польши, из Литвы,Из Путивля, Астрахани, Пскова,Из Оскола, Ливен, из Москвы…Понапрасну в обличенье вораЦарь Василий, не стыдясь позора,Детский труп из Углича опятьВез в Москву — народу показать,Чтобы я на Царском на призореПочивал в Архангельском соборе,Да сидела у могилы мать.

А Марина в Тушино бежалаИ меня живого обнимала,И, собрав неслыханную рать,Подступал я вновь к Москве со славой…А потом лежал в снегу — безглавый —В городе Калуге над Окой,Умерщвлен татарами и жмудью…А Марина с обнаженной грудью,Факелы подняв над головой,Рыскала над мерзлою рекойИ, кружась по-над Москвою, в гневеВоскрешала новых мертвецов,А меня живым несла во чреве…

И пошли на нас со всех концов,И неслись мы парой сизых чаекВдоль по Волге, Каспию — на Яик, —Тут и взяли царские стрелкиЛебеденка с Лебедью в силки.

Вся Москва собралась, что к обедне,Как младенца — шел мне третий год —Да казнили казнию последнейОколо Серпуховских ворот.

Так, смущая Русь судьбою дивной,Четверть века — мертвый, неизбывныйПравил я лихой годиной бед.И опять приду — чрез триста лет.

19 декабря 1917