Дмитрий Мережковский - Новые стихотворения (1891-1895) Страница 5

     Иов

     Все утешения напрасны,

     О бесполезные врачи!

     Шатры злодеев — безопасны,

     Дома грабителей полны

     Благословенной тишины.

Я знаю: правды нет, и все ж о ней тоскую,

     Без правды жить я не хочу,

     Лишь только вспомню — негодую

     И содрогаюсь и ропщу.

Не буду я молчать, не буду покоряться,

Невинен я, — и пусть меня накажет Бог.

     О, если б с Ним я только мог,

     Как равный с равным состязаться!

     Но нет возмездья, нет суда.

     Ужель Он праведных не любит,

     И злых, и добрых вместе губит?

Зачем, о Господи, не ведает труда

     И богатеет нечестивый?

Зачем обильный плод ему приносят нивы,

     И множатся в полях его стада?

Зачем преступные живут среди веселий,

     Пируют, смерти не боясь?

     Их дети прыгают, смеясь,

     Под звук тимпана и свирели.

     Господь забыл Своих рабов,

     Он не поможет угнетенным,

     Он не утешит бедняков, —

     Он землю отдал беззаконным.

     И отторгают от сосцов

Младенцев плачущих, живут под кровом неба

Нагие без одежд, голодные без хлеба.

     Меж тем, как должен быть злодей

Соломинкой, Господь, в живой руке Твоей,

     Былинкой, ветром уносимой, —

     Он жизнь кончает, невредимый.

«Его потомству Бог возмездье бережет», —

     Так кто-нибудь из вас мне скажет.

Но пусть и сам злодей от мести Божьей пьет,

Пускай Господь самих грабителей накажет,

   А до детей и до грядущих бед

     Им после смерти — дела нет.

     Скопилось в мире слишком много

     Неотомщаемых обид, —

     И это видят очи Бога,

     Он это терпит и молчит!

     Софар

   Не говори, что Бог несправедлив,

Но люди Вечного постигнуть не умеют.

Лишь сердцем мудрые, гордыню укротив,

        Пред Ним благоговеют, —

     Затем, что свят Его закон,

     И в сонме ангелов небесных

     Он страшным для очей телесных

     Великолепьем окружен.

И если б отнял Он на миг Свое дыханье,

   И сердце обратил к Себе Господь, —

Погиб бы человек и всякое созданье,

И возвратилась бы во прах живая плоть.

     Ты сам избрал свою дорогу:

     На бремя жизни не ропщи.

Будь добрым для себя, не угождая Богу,

И за добро свое награды не ищи.

     Мы по земле пройдем, как тени,

     Учись у древних мудрецов,

     Учись у прошлых поколений,

     У наших дедов и отцов.

А мы — вчерашние и ничего не знаем,

Во всем ничтожные — во благе и во зле,

     Мы, не достигнув на земле

   Ни мудрости, ни счастья, — умираем.

     Иов

О, если б мог судьбой я поменяться с вами,

Не так же ли, как вы, главой бы я кивал,

Старался бы помочь в страданиях словами,

     Движеньем губ вас утешал.

     Но тот, чье сердце в счастье дремлет,

Понять чужую скорбь не может никогда.

     Кричу: обида! Бог не внемлет,

     Я вопию, — и нет суда.

И что мы — для Него? Зачем подстерегает,

     Зачем испытывает нас

     Он каждый день и каждый час,

И мстит, и горечью нам душу пресыщает?

Не Ты ль образовал, скрепил костями плоть,

И жизнь не Сам ли Ты вдохнул в меня, Господь,

Не Ты ли надо мной трудился, как ваятель?

     За что невинного губить?

     Ужели хочешь истребить

     Ты дело рук Твоих, Создатель?

     И в нескончаемой борьбе

Зачем меня врагом поставил Ты Себе?

Кого преследуешь? Как ураган — пылинку,

Меня похитит смерть. Я слаб и одинок.

Не гонишь ли, Господь, Ты сорванный листок,

Не сокрушаешь ли увядшую былинку?

Кто знает, доживу ль до завтрашнего дня.

Вот скоро я умру, — поищешь, — нет меня.

Уйду — и не вернусь — в страну могильной сени,

В страну безмолвия и ужаса, и тени.

Когда могучий ствол повалит дровосек,

Еще надежда есть, что вновь зазеленеет

Полузасохший пень и даст живой побег,

Как только брызнет дождь и сыростью повеет;

А если человек с лица земли исчез, —

Он не вернется вновь, из гроба не воспрянет,

     Во прахе ляжет и не встанет

     Он до скончания небес.

О, если у Тебя могущество и благость,

     Господь, что значит грех людей,

Зачем бы не простить и осуждений тягость

        Не снять с души моей?

Ответь же, выслушай, Владыка, оправданье,

Иль лучше, — нет, оставь, оставь меня, забудь,

Чтоб мне опомниться, перевести дыханье,

Не мучай, отступи и дай мне отдохнуть!

Смертному Бог отвечал несказанным глаголом из бури.

Иов лежал пред лицом Иеговы в прахе и пепле:

«Вот я ничтожен, о Господи! Мне ли с Тобою бороться?

Руку мою на уста полагаю, умолкнув навеки».

Но против воли, меж тем как лежал он во прахе

              и пепле —

Ненасыщенное правдою сердце его возмущалось.

Бог возвратил ему прежнее счастье, богатство умножил.

Новые дети на празднике светлом опять пировали.

Овцы, быки и верблюды в долинах паслись

              безмятежных.

Умер он в старости, долгими днями вполне

              насыщенный,

И до колена четвертого внуков и правнуков видел.

Только в морщинах лица его вечная дума таилась,

Только и в радости взор омрачен был неведомой

              скорбью:

Тщетно за всех угнетенных алкала душа его правды, —

Правды Господь никому никогда на земле не откроет.

1892

НЕДОЛГОВЕЧНАЯ

Нет, ей не жить на этом свете:

Она увянет, как цветок,

Что распустился на рассвете

И до зари дожить не мог.

Оставь ее! Печальной жизни

Она не знает, но грустит:

Иной, неведомой отчизне

Ее душа принадлежит.

Она лишь ласточкой залетной

Издалека примчалась к нам, —

И вновь вернется беззаботно

К своим родимым небесам.

<1893>

НЕУЛОВИМОЕ

Всю жизнь искать я буду страстно,

И не найду, и не пойму,

Зачем люблю Его напрасно,

Зачем нет имени Ему.

Оно — в моей высокой мысли,

Оно — в тени плакучих ив,

Что над гробницею повисли,

Оно — в тиши родимых нив.

В словах любви, и в шуме сосен

И наяву, и в грезах сна,

В тебе, торжественная осень,

В тебе, печальная весна!

В страницах древних книг, в лазури,

В согретом матерью гнезде,

В молитвах детских дней и в буре,

Оно — везде, Оно — нигде.

Недостижимо, но сияет.

Едва найду, едва коснусь,

Неуловимо ускользает,

И я один, и я томлюсь.

И восстаю порой мятежно:

Хочу забыть, хочу уйти,

И вновь тоскую безнадежно, —

И знаю, нет к Нему пути.

1893

В ЛУННОМ СВЕТЕ

Дремлют полною луной

Озаренные поляны.

Бродят белые туманы

Над болотною травой.

Мертвых веток черный ворох,

Бледных листьев слабый лепет,

Каждый вздох и каждый шорох

Пробуждает в сердце трепет.

Ночь, под ярким блеском лунным

Холодеющая, спит,

И аккордом тихострунным

Ветерок не пролетит.

Неразгаданная тайна

В чаще леса, и повсюду —

Тишина необычайна…

Верю сказке, верю чуду.

<1893>

САМОМУ СЕБЕ

Леопарди

Теперь ты успокоишься навеки,

Измученное сердце:

Исчез обман последний,

Который вечным мне казался — он исчез,

И чувствую глубоко, что во мне

Не только все надежды

Соблазнов дорогих,

Но и желанья самые потухли.

Навеки успокойся. Слишком сильно

Ты трепетало. Здесь ничто не стоит

Биенья твоего. Земля

Страданий наших недостойна.

Жизнь — горечь или скука. Ничего

В ней больше нет. Мир — грязь.

В отчаянье навеки успокойся:

Нам ничего судьбою, кроме смерти,

Не суждено. Отныне презираю

Я сокровенное могущество природы,

Бессмысленное, правящее всем,

Чтоб уничтожить все —

И беспредельную тщету вселенной.

6 февраля 1893

ПЕСНЯ МАРГАРИТЫ

Гете

Склони Твой взор,

О Мать Скорбящая,

За нас у Бога предстоящая,

На мой позор!

Ты смотришь, сокрушенная,

Мечом пронзенная,