Федор Сологуб - Том 7. Стихотворения Страница 5

«В дубраве дом сосновый…»

В дубраве дом сосновый  Вблизи ручья.Хозяин в нём суровый,  Один, как я.

Хранит в тоске ревнивой  Его земля.Лежит он, терпеливый,  Как я, дремля.

И враг всегда лукавый,  С паденьем дня,Восходит над дубравой,  Как у меня.

«Не надейся, не смущайся…»

Не надейся, не смущайся,Преходящим не прельщайся,Без печали дожидайсяУтешительного сна.

Всё, чем жизнь тебя манила,Обмануло, изменило, —Неизбежная могилаНе обманет лишь одна.

«Тепло мне потому, что мой уютный дом…»

Тепло мне потому, что мой уютный домУстроил ты своим терпеньем и трудом:Дрожа от стужи, вёз ты мне из леса хворост,Ты зёрна для меня бросал вдоль тощих борозд,А сам ты бедствовал, покорствуя судьбе.Тепло мне потому, что холодно тебе.

«Ты слышишь гром? Склонись, не смейся…»

Ты слышишь гром? Склонись, не смейсяНад неожиданной грозой,И легковерно не надейся,Что буря мчится стороной.

Уж демон вихрей мчится грозно,Свинцовой тучей облачён,И облака, что плыли розно,К себе зовёт зарницей он.

Он налетит, гремя громами,Он башни гордые снесёт,Молниеносными очамиТвою лачугу он сожжёт.

«Солнце скупо и лениво…»

Солнце скупо и лениво,Стены тускло-холодны.Пролетают торопливо  Дни весны, как сны.

Гулки улицы столицы,Мне чужда их суета.Мимолётнее зарницы  Красота-мечта, —

И, вдыхая запах пыли,Я, без думы и без грёз,Смутно помню: где-то были  Слёзы вешних гроз.

«Чем звонче радость, мир прелестней…»

Чем звонче радость, мир прелестнейИ солнце в небе горячей,Тем скорбь дружнее с тихой песней,Тем грёзы сердца холодней.

Холодный ключ порою жаркойИз-под горы, играя, бьёт,И солнца блеск надменно-яркийСогреть не может ясных вод.

Земли таинственная силаНа свет источник извела,И навсегда заворожилаОт обаяния тепла.

«Под одеждою руки скрывая…»

Под одеждою руки скрывая,Как спартанский обычай велит,И смиренно глаза опуская,Перед старцами отрок стоит.На минуту вопросом случайнымЗадержали его старики, —И сжимает он что-то потайным,Но могучим движеньем руки.Он лисицу украл у кого-то, —И лисица грызет ему грудь,Но у смелого только забота —Стариков, как и всех, обмануть.Удалось! Он добычу уносит,Он от старцев идет, не спеша, —И живую лисицу он броситПод намёт своего шалаша.

Проходя перед злою толпою,Я сурово печаль утаю,Равнодушием внешним укроюОто всех я кручину мою, —И пускай она сердце мне гложет,И пускай её трудно скрывать,Но из глаз моих злая не сможетУнизительных слёз исторгать.Я победу над ней торжествуюИ уйти от людей не спешу, —Я печаль мою злую, живуюПринесу к моему шалашу,И под тёмным намётом я сброшу,Совершив утомительный путь,Вместе с жизнью жестокую ношу,Истомившую гордую грудь.

«Мы шли вдвоём тропою тесной…»

Мы шли вдвоём тропою тесной,  Таинственный мой друг, —И ни единый путь небесный,  И ни единый звук!

Дремало мёртвое болото,  Камыш угрюмый спал,И впереди чернело что-то,  И кто-то угрожал.

Мы шли болотною тропою,  И мертвенная мглаВокруг нас зыбкой пеленою  Дрожала и ползла.

К тебе я робко наклонился,  О спутник верный мой,И странно лик твой омрачился  Безумною тоской.

Угрозой злою задрожали  Во мгле твои уста, —И понял я: ты — дочь печали,  Полночная мечта.

«Прильнул он к решётке железной…»

Прильнул он к решётке железнойЛицом исхудалым и злым.Блистающей, грозною безднойРаскинулось небо над ним.

Струилася сырость ночная,О берег плескалась река.Решётку тоскливо сжимая,Горела, дрожала рука.

Рвануться вперёд — невозможно,В темнице — и ужас, и мгла…Мечта трепетала тревожно,Но злобы зажечь не могла.

«Над безумием шумной столицы…»

Над безумием шумной столицыВ тёмном небе сияла луна,И далёких светил вереницы,Как виденья прекрасного сна.

Но толпа проходила беспечно,И на звёзды никто не глядел,И союз их, вещающий вечно,Безответно и праздно горел.

И один лишь скиталец покорныйПодымал к ним глаза от земли,Но спасти от погибели чёрнойИх вещанья его не могли.

«Ты вознеслась, благоухая…»

Ты вознеслась, благоухая,Молитва скорбная моя,К дверям таинственного рая,К святым истокам бытия.

Как раскалённое кадило,Моя печаль в твоих рукахБагровый след свой начертилаНа безмятежных небесах.

Но за возвышенной оградойБыла святая тишина,Ни упованьем, ни отрадойТебя не встретила она.

«В бездыханном тумане…»

В бездыханном тумане,Из неведомых странНа драконе-обманеНалетел великан.Принахмурились очи,Как бездомная ночь,Но не видно в них мочиПобедить, превозмочь.Он громадной рукоюГромового мечаНе подымет для бою,Не взмахнёт им сплеча.В бездыханном тумане,Из неведомых странНа драконе-обманеНалетел великан.

«Забыты вино и веселье…»

Забыты вино и веселье,Оставлены латы и меч, —Один он идёт в подземелье,Лампады не хочет зажечь.

И дверь заскрипела протяжно, —В неё не входили давно.За дверью и тёмно, и влажно,Высоко и узко окно.

Глаза привыкают во мраке, —И вот выступают сквозь мглуКакие-то странные знакиНа сводах, стенах и полу.

Он долго глядит на сплетеньеНепонятых знаков, и ждёт,Что взорам его просветленьеВсезрящая смерть принесёт.

«Стоит он, жаждой истомлённый…»

Стоит он, жаждой истомлённый,Изголодавшийся, больной, —Под виноградною лозой,В ручей по пояс погружённый,И простирает руки онК созревшим гроздьям виноградным, —Но богом мстящим, беспощаднымНавек начертан их закон:Бегут они от рук Тантала,И выпрямляется лоза,И свет небес, как блеск металла,Томит молящие глаза…

И вот Тантал нагнуться хочетК холодной радостной струе, —Она поет, звенит, хохочетВ недостигаемом ручье.И чем он ниже к ней нагнётся,Тем глубже падает она, —И пред устами остаётсяПесок обсохнувшего дна.В песок сыпучий и хрустящийЛицом горячим он поник, —И, безответный и хрипящий,Потряс пустыню дикий крик.

«Громадный живот…»

  Громадный живот,Искажённое злобой лицо,  Окровавленный рот,А в носу — золотое кольцо.

  Уродлив и наг,И вся кожа на теле черна, —  Он — кудесник и враг,И свирепость его голодна.

  На широком столбеОн сидит, глядит на меня,  И твердит о судьбе,Золотое копьё наклоня.

  «Сразить не могу, —Говорит, — не пришёл ещё срок.  Я тебя стерегу,Не уйдёшь от меня: я жесток.

  Копьё подыму,Поражу тебя быстрым копьём,  И добычу возьмуВ мой костьми изукрашенный дом».

«В весенний день мальчишка злой…»