Неизвестен Автор - Английская лирика первой половины XVII века Страница 50

Блажен рыдающий в печали,

Ему видны другие дали;

Росою скорбной взор омыв,

Да станет мудр и прозорлив.

Не так ли древле Магдалина

Спасителя и господина

Пленила влажной цепью сей

Своих пролившихся очей?

Прекрасней парусов раздутых,

Когда домой ветра влекут их,

И персей дев, и пышных роз

Глаза, набухшие от слез.

Желаний жар и пламя блуда

Все побеждает их остуда;

И даже громовержца гнев

В сих волнах гаснет, зашипев.

И ладан, чтимый небесами,

Припомни! - отворен слезами.

В ночи на звезды оглянись:

Горит заплаканная высь!

Одни людские очи годны

Для требы этой благородной:

Способна всяка тварь взирать,

Но только человек - рыдать.

Прихлынь же вновь, потоп могучий,

Пролейтесь, ливневые тучи,

Преобразите сушь в моря,

Двойные шлюзы отворя!

В бурлящем омуте глубоком

Смешайтесь вновь, поток с истоком,

Чтоб все слилось в один хаос

Глаз плачущих и зрячих слез!

Перевод Г. М. Кружкова

НЕСЧАСТНЫЙ ВЛЮБЛЕННЫЙ

Счастливцы - те, кому Эрот

Беспечное блаженство шлет,

Они для встреч своих укромных

Приюта ищут в рощах темных.

Но их восторги - краткий след

Скользнувших по небу комет

Иль мимолетная зарница,

Что в высях не запечатлится.

А мой герой - средь бурных волн,

Бросающих по морю челн,

Еще не живши - до рожденья

Впервые потерпел крушенье.

Его родительницу вал

Швырнул о гребень острых окал:

Несчастный! он осиротился

В тот миг, когда на свет явился.

Тогда, внимая гулу гроз,

От моря взял он горечь слез,

От ветра - воздыханья шумны,

Порывы дики и безумны;

Так сызмальства привык он зреть

Над головою молний плеть

И слушать гром, с высот гремящий,

Вселенской гибелью грозящий.

Еще над морем бушевал

Стихий зловещий карнавал,

Когда бакланов черных стая,

Над гиблым местом пролетая,

Призрела жалкого мальца

Худого бледного птенца,

Чтоб в черном теле, как баклана,

Взрастить исчадье урагана.

Его кормили пищей грез,

И чахнул он скорей, чем рос;

Пока одни его питали,

Другие грудь его терзали

Свирепым клювом. Истомлен,

Он жил, не зная, жив ли он,

Переходя тысячекратно

От жизни к смерти и обратно.

И ныне волею небес,

Охочих до кровавых пьес,

Он призван, гладиатор юный,

На беспощадный бой с фортуной.

Пусть сыплет стрелами Эрот

И прыщут молнии с высот

Один, средь сонма злобных фурий,

Он, как Аякс, враждует с бурей.

Взгляните! яростен и наг,

Как он сражается, смельчак!

Одной рукою отбиваясь,

Другою - яростно вцепляясь

В утес, как мужествует он!

В крови, изранен, опален ...

Такое блюдо всем по нраву

Ведь ценят красную приправу.

Вот - герб любви; им отличен

Лишь тот, кто свыше обречен

Под злыми звездами родиться,

С судьбой враждебной насмерть биться

И уходя, оставить нам,

Как музыку и фимиам,

Свой стяг, в сраженьях обветшалый:

На черном поле рыцарь алый.

Перевод Г. М. Кружкова

ГАЛЕРЕЯ

Мне в душу, Хлоя, загляни,

Ее убранство оцени;

Ты убедишься: ряд за рядом

По залам всем и анфиладам

Висят шпалеры и холсты

Десятки лиц, и в каждом ты!

Вот все, что я в душе лелею;

Всмотрись же в эту галерею.

Здесь на картине предо мной

Ты в образе тиранки злой,

Изобретающей мученья

Для смертных - ради развлеченья.

О, дрожь берет при виде их

Орудий пыточных твоих,

Среди которых всех жесточе

Уста румяны, темны очи.

А слева, на другой стене,

Ты видишься Авророй мне

Прелестной, полуобнаженной,

С улыбкой розовой и сонной.

Купаются в росе цветы,

Несется щебет с высоты,

И голуби в рассветной лени

Воркуют у твоих коленей.

А там ты ведьмой над огнем

В вертепе мрачном и глухом

Возлюбленного труп терзаешь

И по кишкам его гадаешь:

Доколе красоте твоей

Морочить и казнить людей?

И сведав то (помыслить страшно!),

Бросаешь воронью их брашно.

А здесь, на этой стороне,

Ты в перламутровом челне

Венерою пенорожденной

Плывешь по зыби полуденной;

И алкионы над водой

Взлетают мирною чредой;

Чуть веет ветерок, лаская,

И амброй дышит даль морская.

И тысячи других картин,

Которых зритель - я один,

Мучительнейших и блаженных,

Вокруг меня висят на стенах;

Тобою в окруженье взят,

Я стал, как многолюдный град;

И в королевской галерее

Собранья не найти полнее.

Но среди всех картин одну

Я отличить не премину

Такой я зрел тебя впервые:

Цветы насыпав полевые

В подол, пастушкой у реки

Сидишь и вьешь себе венки

С невинной нежностью во взорах,

Фиалок разбирая ворох.

Перевод Г. М. Кружкова

ГОРАЦИАНСКАЯ ОДА НА ВОЗВРАЩЕНИЕ КРОМВЕЛЯ ИЗ ИРЛАНДИИ

Расстанься, юность наших дней,

С домашней музою своей

Теперь не время юным

Внимать унылым струнам!

Забудь стихи, начисти свой

Доспех и панцирь боевой,

Чтобы они без цели

На стенах не ржавели!

Так Кромвель шел к своей звезде

Не в мирном книжника труде,

Но выбрав путь кровавый

Войны и бранной славы.

Как молния, что в клочья рвет

Ее взрастивший небосвод,

Коль в вышине небесной

Ее трезубцу тесно,

Он разметал в пылу вражды

Своих сторонников ряды

(Соперник в общем стане

Что враг на поле брани).

Он, за дворцом круша дворец,

Летел, как вихрь, и наконец

Был миг триумфа явлен

И Цезарь обезглавлен.

Безумство - порицать иль клясть

Небес разгневанную власть,

И мы - к чему лукавить

Должны теперь прославить

Того, кто из тиши садов,

Где жил он, замкнут и суров

(Где высшая свобода

Утехи садовода),

Восстал и доблестной рукой

Поверг порядок вековой,

В горниле плавки страшной

Расплавив мир вчерашний.

Напрасно вопиет закон

К правам прадедовских времен:

Права сегодня в силе,

А завтра - их забыли.

Зияний жизнь не признает,

И место слабого займет

Могучий духом гений.

Но кто в огне сражений

Был духом Кромвелю под стать?

А Хэмптон смог нам доказать,

Что он искусен знатно

Не только в деле ратном.

Из тайных страхов и тревог

Так ловко сплел он свой силок.

Что в мрачном Кэрисбруке

Карл сам отдался в руки.

Но венценосный лицедей

Был тверд в час гибели своей.

Не зря вкруг эшафота

Рукоплескали роты.

На тех мостках он ничего

Не сделал, что могло б его

Унизить - лишь блистали

Глаза острее стали.

Он в гневе не пенял богам,

Что гибнет без вины, и сам,

Как на постель, без страха

Возлег главой на плаху.

И мир увидел наконец,

Что правит меч, а не венец.

Так зодчие толпою

Пред страшною главою

С холма бежали прочь, и Рим

Надменным разумом своим

Счел знамение это

Счастливою приметой.

И вот теперь посрамлены

Ирландцы лишь за год войны

(Удаче нет предела,

Коль мастер знает дело).

Ирландцам прежде, чем другим,

Пристало петь герою гимн

И подтвердить без лести,

Что добр он к ним и честен.

Пускай рука его сильна

Она республике верна,

И все его правленье

Пример повиновенья.

Палате общин преподнес

Страну он, как арендный взнос,

И славою своею

Он делится лишь с нею.

Свой меч и все, что им обрел,

Готов он обществу в подол

Сложить. Так ловчий сокол,

Над жертвой взмыв высоко,

Ее разит. Но, приручен,

Уже не алчет крови он,

А в ближний лес стремится,

Где ждет сокольник птицу.

И я теперь спросить хочу:

Что нынче нам не по плечу,

Когда сама победа

Летит за ним по следу?

И днесь его трепещет галл,

Как Цезаря он трепетал.

И Риму впору стало

Припомнить Ганнибала.

Предатель Пикт в ночи и днем

Напрасно молится о том,

Дрожа под пледом в страхе,

Чтоб с ним избегнуть драки.

Добро, когда в лесную сень

Шотландский скроется олень

И промахнется злая

Английских гончих стая.

Но ты, войны и славы сын,

Шагай вперед, как исполин,

И свой клинок надежный

Не прячь до срока в ножны.

Пусть блещет сталь его сквозь ночь

И злобных духов гонит прочь.

Коль власть мечом добыта.

То меч ей и защита.

Перевод М. И. Фрейдкина

ПЕСНЯ КОСАРЯ

Мой разум был вместить готов

Все краски луговых цветов,

Мои мечты еще светлей

Казались в зеркале полей.

Но Джулиана лишь пришла

Мой ум, как я - траву, на гибель обрекла.

От скорби таю столько дней,

Луга ж - все ярче, все пышней,

И все полянки до одной

Лежат в цветах передо мной,