Владимир Высоцкий - Сочинения Страница 57

x x x

Мы — просто куклы, но… смотрите, нас одели,И вот мы — жители витрин, салонов, залов.Мы — манекены, молчаливые модели,Мы — только копии с живых оригиналов.

Но — поставь в любую позу,Положи да посади,И сравненье в нашу пользу:Манекены впереди!

Нам хоть Омск, хоть Ленинград,Хоть пустыня Гоби, —Мы не требуем зарплат,Пенсий и надгробий.

Мы — манекены, мы — без крови и без кожи,У нас есть головы, но с ватными мозгами.И многим кажется — мы на людей похожи.Но сходство внешнее, по счастью, между нами.

Мы выносливей, и где-тоМы — надежней, в этом суть,Элегантнее одетыИ приветливей чуть-чуть.

И на всех сидит нарядВ тютельку и в точку,Мы стоим шеренгой в рядЛокоть к локоточку.

Пред нами толпы суетятся и толкутся,Под самым носом торг ведут, шуршат деньгами,Но манекены никогда не продаются.Они смеются бутафорскими зубами.

В нашем детстве нас любилиБез носов и без ушей, —Нас детишки в ванне мылиВ виде кукол-голышей.

В детстве людям мы нужны,Но, когда взрослеем,Без одежды мы ценыВовсе не имеем.

Зато мы многого себе не позволяем:Прогулов, ругани и склок, болезней мнимых,Спиртных напитков в перерыв не распиваем,План не срываем и не пишем анонимок.

Мы спокойней суперменов —Если где-нибудь горит,В «01» из манекеновНи один не позвонит.

Не кричим и не бузим,Даже не деремся.Унеси весь магазин —Мы не шелохнемся.

И наши спаянные дружбой коллективыПочти не ведают ни спадов, ни накалов.Жаль, допускают все же промахи и срывыПлохие копии живых оригиналов.

Посмотрите на витрины:На подбор — все, как один,Настоящие мужчины,Квинтэссенции мужчин —

На любой на вкус, на цвет,На любой оттенок…Да и женщин в мире нетЛучше манекенок!

Я к вам пишу

Спасибо вам, мои корреспонденты,Все те, кому ответить я не смог,Рабочие, узбеки и студенты,Все, кто писал мне письма — дай вам Бог,

Дай Бог вам жизни две,И друга одного,И света в голове,И доброго всего!

Найдя стократно вытертые ленты,Вы хрип мой разбирали по слогам,Так дай же Бог, мои корреспонденты,И сил в руках, да и удачи вам!

Вот пишут: голос мой не одинаков —То хриплый, то надрывный, то глухой…И просит население бараков:«Володя! Ты не пой за упокой!»

Но что поделать, я — и впрямь не звонок:Звенят другие, я — хриплю слова.Обилие некачественных пленокВредит мне даже больше, чем молва.

Вот спрашивают: «Попадал ли в плен ты?»Нет, не бывал — не воевал ни дня.Спасибо вам, мои корреспонденты,Что вы неверно поняли меня!

Друзья мои, — жаль, что не боевые, —От моря, от станка и от сохи,Спасибо вам за присланные злыеИ даже неудачные стихи.

Вот я читаю: "Вышел ты из моды.Сгинь, сатана, изыди, хриплый бес!Как глупо, что не месяцы, а годыТебя превозносили до небес!"

Еще письмо: «Вы умерли от водки?»Да, правда, умер, но потом воскрес.«А каковы доходы Ваши, все-таки?»За песню — «трешник». — «Вы же просто крез!»

Ах, письма высочайшего пошиба:Идите, мол, на Темзу и на Нил!..Спасибо, люди добрые, спасибо,Что не жалели ночи и чернил.

Но только я уже бывал на Темзе,Собакою на сене восседал!Я не грублю, но отвечаю тем же.А писем до конца не дочитал.

И ваши похвалы и комплименты,Авансы мне — не отфутболю я:От ваших строк, мои корреспонденты,Прямеет путь и сохнет колея.

Сержанты, моряки, интеллигенты,Простите, что не каждому ответ, —Я вам пишу, мои корреспонденты,Ночами песни вот уж десять лет.

Тот, который не стрелял

Я вам мозги не пудрю —Уже не тот завод:В меня стрелял поутруИз ружей целый взвод.За что мне эта злая,Нелепая стезя —Не то чтобы не знаю, —Рассказывать нельзя.

Мой командир меня почти что спас,Но кто-то на расстреле настоял…И взвод отлично выполнил приказ, —Но был один, который не стрелял.

Судьба моя лихаяДавно наперекос:Однажды языка яДобыл, да не донес, —И особист Суэтин,Неутомимый наш,Еще тогда приметилИ взял на карандаш.

Он выволок на свет и приволокПодколотый, подшитый материал…Никто поделать ничего не смог.Нет — смог один, который не стрелял.

Рука упала в пропастьС дурацким криком «Пли!» —И залп мне выдал пропускВ ту сторону земли.Но слышу: "Жив, зараза, —Тащите в медсанбат.Расстреливать два разаУставы не велят".

А врач потом все цокал языкомИ, удивляясь, пули удалял, —А я в бреду беседовал тайкомС тем пареньком, который не стрелял.

Я раны, как собака, —Лизал, а не лечил;В госпиталях, однако, —В большом почете был.Ходил в меня влюбленныйВесь слабый женский пол:"Эй ты, недостреленный,Давай-ка на укол!"

Наш батальон геройствовал в Крыму,И я туда глюкозу посылал —Чтоб было слаще воевать ему,Кому? Тому, который не стрелял.

Я пил чаек из блюдца,Со спиртиком бывал…Мне не пришлось загнуться,И я довоевал.В свой полк определили, —"Воюй! — сказал комбат. —А что недострелили —Так я не виноват".

Я очень рад был — но, присев у пня,Я выл белугой и судьбину клял:Немецкий снайпер дострелил меня, —Убив того, который не стрелял.

1973 год

Памятник

Я при жизни был рослым и стройным,Не боялся ни слова, ни пулиИ в привычные рамки не лез, —Но с тех пор, как считаюсь покойным,Охромили меня и согнули,К пьедесталу прибив «Ахиллес».

Не стряхнуть мне гранитного мясаИ не вытащить из постаментаАхиллесову эту пяту,И железные ребра каркасаМертво схвачены слоем цемента, —Только судороги по хребту.

Я хвалился косою саженью —Нате смерьте! —Я не знал, что подвергнусь суженьюПосле смерти, —Но в обычные рамки я всажен —На спор вбили,А косую неровную сажень —Распрямили.

И с меня, когда взял я да умер,Живо маску посмертную снялиРасторопные члены семьи, —И не знаю, кто их надоумил, —Только с гипса вчистую стесалиАзиатские скулы мои.

Мне такое не мнилось, не снилось,И считал я, что мне не грозилоОказаться всех мертвых мертвей, —Но поверхность на слепке лоснилась,И могильною скукой сквозилоИз беззубой улыбки моей.

Я при жизни не клал тем, кто хищный,В пасти палец,Подходившие с меркой обычной —Опасались, —Но по снятии маски посмертной —Тут же в ванной —Гробовщик подошел ко мне с меркойДеревянной…

А потом, по прошествии года, —Как венец моего исправленья —Крепко сбитый литой монументПри огромном скопленье народаОткрывали под бодрое пенье, —Под мое — с намагниченных лент.

Тишина надо мной раскололась —Из динамиков хлынули звуки,С крыш ударил направленный свет, —Мой отчаяньем сорванный голосСовременные средства наукиПревратили в приятный фальцет.

Я немел, в покрывало упрятан, —Все там будем! —Я орал в то же время кастратомВ уши людям.Саван сдернули — как я обужен, —Нате смерьте! —Неужели такой я вам нуженПосле смерти?!

Командора шаги злы и гулки.Я решил: как во времени оном —Не пройтись ли, по плитам звеня? —И шарахнулись толпы в проулки,Когда вырвал я ногу со стономИ осыпались камни с меня.

Накренился я — гол, безобразен, —Но и падая — вылез из кожи,Дотянулся железной клюкой, —И, когда уже грохнулся наземь,Из разодранных рупоров все жеПрохрипел я «Похоже — живой!»

И паденье меня и согнуло,И сломало,Но торчат мои острые скулыИз металла!Не сумел я, как было угодно —Шито-крыто.Я, напротив, — ушел всенародноИз гранита.

Песня о Волге

Как по Волге-матушке, по реке-кормилице —Все суда с товарами, струги да ладьи, —И не надорвалася, и не притомилася:Ноша не тяжелая — корабли свои.

Вниз по Волге плавая,Прохожу пороги яИ гляжу на правыеБерега пологие:Там камыш шевелится,Поперек ломается, —Справа — берег стелется,Слева — поднимается.

Волга песни слышала хлеще, чем «Дубинушка», —Вся вода исхлестана пулями врагов, —И плыла по Матушке наша кровь-кровинушка,Стыла бурой пеною возле берегов.

Долго в воды пресныеЛили слезы строгиеБерега отвесные,Берега пологие —Плакали, измызганыОстрыми подковами,Но теперь зализаныЭти раны волнами.

Что-то с вами сделалось, города старинные,В коих — стены древние, на холмах кремли, —Словно пробудилися молодцы былинныеИ — числом несметные — встали из земли.

Лапами грабастая,Корабли стараются —Тянут баржи с Каспия,Тянут — надрываются,Тянут — не оглянутся, —И на версты многиеЗа крутыми тянутсяБерега пологие.

Посадка