Роберт Рождественский - Эхо любви. Стихотворения. Поэмы (сборник) Страница 6

Из сборника

«Дрейфующий проспект»

(1959)

Нелетная погода

Нет погоды над Диксоном.          Есть метель.Ветер есть.И снег.А погоды нет.Нет погоды над Диксоном третий день.Третий день подряд          мы встречаем рассветне в полете,который нам по душе,не у солнца,          слепящего яростно,а в гостинице.На втором этаже.Надоевшей.Осточертевшей уже.Там, где койки стоят в два яруса.Там, где тихий бортштурман Лешаснисходительно,полулежа,на гитаре играет,          глядя в окно,вальс задумчивый          «Домино».Там, где бродят летчики по этажу,там, где я тебе это письмо пишу,там, где без рассуждений               почти с утра, –за три дня,наверно, в десятый раз, –начинается «северная» игра –преферанс.Там, где дни друг на друга похожи,там, где нам          ни о чем не спорится…Ждем погоды мы.Ждем в прихожейСеверного полюса.

Третий день          погоды над Диксоном нет.Третий день.

А кажется:двадцать лет!Будто нам эта жизнь двадцать лет под стать,двадцать лет, как забыли мы слово:                         летать!И обидно.И некого вроде винить.Телефон в коридоре опять звонит.Вновь синоптики,самым святым клянясь,обещают на завтравылетдля нас.И опять, как в насмешку,приходит с утразавтра,     слишком похожеена вчера.Улететь –          дело очень нелегкое,потому что погода –нелетная.

…Самолеты охране поручены.Самолеты к земле прикручены,будто очень опасные               звери они,будто вышли уже               из доверья они,будто могутплюнуть они на людей –на пилотов,          механиков               и радистов.И туда, где солнце.               Сквозь тучи.

Над Диксономтретий день погоды нет.Третий день.Рисковать приказами запрещено.

Тихий штурман Лешаглядит в окно.Тихий штурман          наигрывает «Домино».Улететь нельзя все равнони намеренно,ни случайно,ни начальникам,ни отчаянным –никому.

Ушел самолет

Вам каждый второй расскажет               невыдуманную историю(об этом     не пишут в газетах,песен об этом          не слышно),но я видел сам однажды:ушел самолет на Викторию.Ушел самолет, покачиваясь.Ушел самолет,и крышка.

Одиннадцать дней радисты               усталых глаз не смыкали.Обшаривали пилоты               каждый клочок земли.Людей,     потерпевших бедствие,одиннадцать дней искали.

А на двенадцатый               утром                    радировали:«Нашли!»Нашли?Но тогда скажите,          зачем же, кусая губы,начальник аэропорта               не смотрит в глаза другим?Кому эти черные ленты?Зачем же оркестр из клубав притихшем          маленьком заленегромко играет гимн?..Упругий морозный возд у х               морзянка сечет на части,земля беспокойно вздрагивает,известием растревожена.

И сообщают об этомженам однимда начальству.Женам –     так, как приказано.Начальству –          так, как положено.

А в доме возле Арбатаматери верили снам.Им снилась немая пустыня               без края и без конца.Белесый сынишка штурманапроплакал в тот день допозднапод огромной картой Арктики                    в кабинете отца…По-прежнему шли самолеты               трассой предельно трудной.По-прежнемудолгим вьюгам          никто не хотел сдаваться.И над молчаливыми льдами,над бесконечной тундройвисели на ниточках звезды,готовые     оборваться.

Ровесникам

Артуру Макарову

Знаешь, друг,мы, наверно, с рожденья                    такие…Сто разлукнам пророчили          скорую гибель.Сто смертейусмехались беззубыми ртами.Наши мамывестеймесяцами от нас ожидали…

Мыросли –поколение          рвущихся плавать.Мы пришлив этот мир,          чтоб смеяться и плакать,видеть смертьи, в открытое море бросаясь,песни петь,целовать неприступных красавиц!Мы пришлибыть,где необходимо и трудно…От землигорода поднимаются круто.Вексуров.Почерневшие реки               дымятся.Свет костровлег на жесткие щеки               румянцем…Как всегда,полночь смотрит               немыми глазами.

Поездаотправляются по расписанью.Мы ложимся спать.Кров родительский               сдержанно хвалим…Ноопятьуезжаем,     летим,          отплываем!Двадцать раз за окномзори     алое знамя подымут…

Знаю я:мы однажды уйдемк тем,которые сраму          не имут.Ничегоне сказав.Не успев попрощаться…

Чтос того?Все равно: это –слышишь ты? –счастье:сеять хлеби смеятьсяв ружейные дула…Жить взахлеб!Это здорово кто-то придумал!

Мираж

Дежурный закричал:– Скорей сюда!Мираж!     смотрите!Все сюда!Скорей!.. –И резко отодвинута еда.И мы вываливаемся из дверей.

Я ждал всего.Я был готов к любому:к цветам и пальмам               в несколько рядов,к журчащему прибою голубому,к воздушным башням               древних городов.Ведь я читал,как над пескомбесстыдновставали          эти памятники лжи.Ведь я читал,как жителей пустынис дороги уводили               миражи…Ведь я читал,ведь я об этом знаю:слепящим днем,как в полной темноте,шагалилюди,     солнце проклиная,брелик несуществующей воде.

Но здесь…– Да где мираж?!– А очень просто.Туда смотри!..

Я замер,поражен:на горизонте          плавали               торосывторым,не очень ясным этажом.Они переливались               и дрожали…Я был готов к любому.Ждал всего…Но, Арктика!Ты дажемиражамиобманыватьне хочешь никого.

«Восемьдесят восемь»

Сочетание «88-С» по коду радистов означает «целую».

Понимаешь,трудно говорить мне с тобой:в целом городе у вас –ни снежинки.В белых фартучках          школьницы идут               гурьбой,и цветы продаются на Дзержинке.Там у вас – деревья в листве…А у нас, –за версту,     наверное,          слышно, –будто кожа новая,поскрипывает наст,а в субботу будет кросслыжный…

Письма очень долго идут.Не сердись.Почту обвинять          не годится…Рассказали мне:жил один влюбленный радистдо войны на острове Диксон.Рассказали мне:          был онне слишком смели любви привык          сторониться.А когда пришла она,               никак не умелс девушкой-радисткой               объясниться…Но однаждыв вихре приказов и смет,график передачи ломая,выбил он:«ЦЕЛУЮ!»И принял в ответ:«Что передаешь?Не понимаю…»

Предпоследним словом               себя обозвав,парень объясненья не бросил.Поцелуйвосьмерками зашифровав,он отстукал«ВОСЕМЬДЕСЯТ ВОСЕМЬ!»Разговор дальнейшийбыл полон огня:«Ми ла я,пойми человека!(«Восемьдесят восемь!»,Как слышно меня?(«Восемьдесят восемь!»)Проверка».

Он выстукивал восьмерки               упорно и зло.Днем и ночью.В зиму и в осень.Он выстукивал,          покав ответ не пришло:«Понимаю,восемьдесят восемь!..»

Я не знаю,          может,все было не так.Может –более обыденно,          пресно…Только верю твердо:жил такой чудак!Мне в другое веритьнеинтересно…

Вот и ямолчание     не в силах терпеть!И в холодную небесную просиньсердцем     выстукиваю          тебе:«Мила я!Восемьдесят восемь!..»Слышишь?Эту цифру я молнией шлю.Мчать ей     через горы и реки…

Восемьдесят восемь!Очень люблю.Восемьдесят восемь!Навеки.

Из сборника