Иван Цуприков - Югорские мотивы: Сборник рассказов, стихов, публицистических статей Страница 6

…Он сидел на грязном полу в каком-то старом здании. Руки дрожали. Он не мог полностью открыть глаза, да и не очень-то хотел. Сейчас все казалось расплывчатым, мутным. Но он был даже рад, он не хотел смотреть на все то, что его окружало.

– Я что-то делал не так? – услышал смутно знакомый голос. Медленно повернув голову направо, увидел что-то белое, размытое, похожее на человека.

– Я не сберег тебя. Просто не смог. Я не хочу смотреть, как ты опускаешься все ниже и ниже. Я не хочу смотреть, как ты себя убиваешь. Я не хочу видеть твою смерть. Я ошибся и беру свои слова обратно, я не смогу за тобой присматривать. Никогда… – белый свет начал медленно меркнуть. Зато слева появилось что-то черное, тоже напоминающее человека.

Судьба?

Так плохо мне не было еще никогда. Наверное, все когда-то бывает впервые…

Белый свет фар вырывает бесконечную дорогу кусками. По радио тихо шуршит какая-то грустная песня. Прислушавшись, я вспоминаю – это моя любимая песня, под нее мы всегда танцевали. Медленно. Он всегда смотрел мне в глаза. Его взгляд был добрым, вначале он мне казался пугающе-нежным. Но потом я привыкла и стала замечать, что такой взгляд был только у него. Влюбленный. Никто больше так на меня не смотрел.

От слез помутнело в глазах. Быстро стерев их рукой, я вновь погрузилась в темноту ночной дороги. Черные деревья тянулись по обе ее стороны, как стражники, они нависали и подавляли. Деревья были огромными и закрывали звезды, которых и так было немного.

Да, такое бывает. В конце концов, ничто не вечно, но… Я только начала верить в сказку, как вдруг она исчезла. Лопнула, как мыльный пузырь.

Я научилась мечтать, и сейчас, слушая рык двигателя и тихое звучание радио, я сожалею об этом.

Люди устают, такое бывает…

Я научилась любить, я смогла полюбить – разве этого мало? Я должна быть благодарна ему, судьбе за этот шанс. Но… если бы я знала, что будет так больно, я… предпочла бы ничего этого не испытывать. Оставаться холодной, равнодушной, эгоистичной… оставаться собой. Меня бы вполне устроила игра в чувства, змеиные улыбки друзей, ножи в спину и колкие шуточки подруг…

В конце всегда вспоминаешь про начало…

Так странно… Неужели именно сегодня крутят все песни, под которые мы когда-либо танцевали?

Меня всегда пугала ночная дорога. И почему я поехала именно за город, я не могла себе объяснить.

Темные сосны подметали облака, может, задевали звезды. Кривой заборчик, мелькавший на опасных поворотах, был единственным, что делало дорогу… не такой жуткой.

Вдруг радио зашуршало громче, именно зашуршало – я уже не слышала музыку, только странный шорох. Я его выключила. Наступила тишина. Рычание двигателя теперь казалось громоподобным.

Что-то светлое мелькнуло справа. Лишь секунду спустя я оглянулась, но увидела лишь тьму.

Руки вспотели, я крепче вцепилась в руль и надавила на газ.

Темнота вокруг будто изменилась… она казалась… живой.

На спидометре больше ста пятидесяти, но двигатель стал рычать намного тише. Мне показалось, что я услышала, как о машину ударилась ветка. Я оглянулась, но позади была лишь темнота… И деревья, растущие метрах в пяти от дороги.

Вновь повернувшись, я увидела что-то светящееся, стоящее у меня на пути, и резко ударила по тормозу. Завизжали колеса, машину развернуло на девяносто градусов. Светящийся силуэт растворился во тьме перед самым боком машины. Все произошло слишком быстро…

Я сидела и тупо смотрела вперед. Перед самым носом машины высилась огромная сосна. Я могла разглядеть каждую неровность ее старой коры.

На руках побелели косточки, я еле отцепила их от руля и погасила фары. Откинувшись на сидение, закрыла глаза.

Когда открыла их, то на миг мне показалось, что я увидела что-то светящееся возле старой сосны. Моргнула… и все исчезло.

Я достала сотовый и набрала его номер. Потянулись невыносимо длинные гудки. Мне показалось, они тянулись вечность…

– Миш! – крикнула я в трубку, как только гудки прекратились и наступила тишина. – Миша! – сердце сжалось в комок…

– Привет, – наконец услышала я его мягкий голос.

– Привет, – выдохнула я, улыбнувшись и закрыв глаза рукой.

Как ни странно, сотовый здесь ловил сигнал, в отличие от всей остальной дороги…

Он был на балконе и смотрел на темное небо. Перила, на которых он сидел, свесив вниз ноги, были ужасно холодными, но это его мало беспокоило. Он последний раз любовался городом.

Вдруг откуда-то полилась музыка, совсем тихая, звучавшая где-то на грани восприятия. Он прислушался и узнал песню – ее любимая, они всегда под нее танцевали.

Обернулся и увидел сотовый, лежащий на столике. Чуть прищурившись, разглядел: на экране было написано «Любимая», и эта песня стояла на звонке.

Он слез на балкон с перил и взял сотовый.

– Миш! – раздался ее взволнованный голос в трубке.

– Привет, – ответил он.

– Привет…

Он вновь взглянул на небо, и ему показалось, что звезд стало больше.

Капитошка

Его звали Капитошка. Он не помнил, кто и когда так его впервые назвал, да и в общем-то это было неважно. У него было имя. И это главное.

Холодно. Небо, ограниченное каменными глыбами больших коробок, было удивительно нежным, светло-розовым, как мороженое. Ночью шел снег – белый, чистый. Сейчас он сверкает. Одетые им деревья блестят искрами неба. Холодно.

Огромный двор заставлен машинами, их нет лишь на небольшом пятачке – на детской площадке. Тихо. Еще слишком рано, все спят. Небольшая железная горка сейчас напоминает настоящую. Когда-то его катали с этой горки, тогда она казалась громадной.

Он положил морду на лапы, краем глаза глянув на левую. Ничего не изменилось.

Просыпался город.

Послышался громкий скрип. Он повел ушами в сторону звука и медленно повернул морду. Из дома, как называли холодный камень люди, вышел друг. Он был намного меньше самого Капитошки, забавно ходил, как и все его маленькие друзья.

– Капитошка!

Он поднял голову и улыбнулся. Друг растянул рот почти во все лицо – он так улыбался, пес понял это давно, с трудом встал и медленно пошел навстречу.

– Капитошка, иди сюда, – сказал мальчик, шмыгнув носом.

Он подошел, с наслаждением расслабляя болевшую ногу.

Руки друга нежно чесали за ухом, осторожно гладили морду, а потом замерли. Он поднял глаза на мальчика.

Снег скрипел, тихо, едва слышно. Друг бегал по площадке, прыгал, играл, как щенок. А он лежал на влажном бетоне, от которого едва заметно шел пар, и смотрел за мальчиком. Ему нравилось наблюдать, как играет его маленький друг, особенно забавно было, когда таких собиралось много.

Холодно.

Тихо заурчал живот, он чуть прикрыл глаза. Так неприятно было, когда долго не ел, – тогда живот урчал как-то даже недовольно.

Когда небо стало голубым, из каменных коробок выбежали другие друзья и стали вместе копошиться на площадке.

Он прикрыл глаза. Солнце приятно грело шерсть. Было бы почти привычно, если бы не лапа…

Пес вздрогнул и резко открыл глаза. В нескольких шагах от него на бетоне стояла она, друг. Возле ее ног снова лежала еда. Пес поднялся, сжав зубы от боли. Она опять лишь мельком взглянула на него и, развернувшись, быстро ушла. Снова.

Куда же ты?.. Он лишь успел сделать шаг и улыбнуться, а она уже убежала. Она никогда не смотрела ему в глаза, ни разу…

– Ой… Пойдем быстрее! – сказала она, зашагав с двойной скоростью.

– Чего так?.. Глянь, собачка!

Она обернулась. Хромой щенок ковылял за ними.

– Пойдем быстрее, пожалуйста! – взмолилась она. Парень вздохнул. Они быстро вошли в каменную коробку. Железная дверь захлопнулась.

Серый щенок остановился возле подъезда. Он тихо заплакал. Почему его никто не гладит? Он медленно лег на мокрую землю. Лапа сильно болела. Он лизнул ее пару раз и снова заплакал… Только его никто не слышал. Во дворе было пусто.

Дверь скрипнула, вышла она. Щенок лежал на бетоне, просто потому что там было теплее всего. И сейчас не было ветра. Он встал, заметив, что она идет к нему, и улыбнулся. Она посмотрела на него и быстро отвела взгляд. Пока она высыпала еду на бетон, он подошел к ней:

– Возьми меня! Пожалуйста, забери!

– Уйди, – сказала она, чуть дрогнув.

– Погладь! Пожалуйста, хотя бы погладь меня!..

Она быстро развернулась и пошла к дому.

– Пожалуйста!!!

Дверь тихо захлопнулась. Он снова был один., снова…

…Прошло несколько зим. А она все так же его кормила. И не смотрела в глаза. Все так же.

Небо потемнело. Все друзья разбежались по домам. А он вдруг почувствовал чужого.

Быстро поднялся, сжав зубы с такой силой, что почувствовал собственную кровь в пасти, но никто со стороны не понял бы, насколько ему трудно. И повел носом. Чужой!