Николай Туроверов - «Возвращается ветер на круги свои…». Стихотворения и поэмы Страница 6

«Выходи со мной на воздух…»

Наташе Туроверовой

Выходи со мной на воздух,За сугробы у ворот.В золотых дрожащих звездахТемно-синий небосвод.Мы с тобой увидим чудо:Через снежные поляПроезжают на верблюдахТри заморских короля;Все они в одеждах ярких,На расшитых чепраках,Драгоценные подаркиДержат в бережных руках.Мы тайком пойдем за нимиПо верблюжьему следу,В голубом морозном дымеНа хвостатую звезду;И с тобой увидим послеЭтот маленький вертеп,Где стоит у яслей ослик,И лежит на камнях хлеб.Мы увидим Матерь Божью,Доброту Ее чела, ―По степям, по бездорожьюК нам с Иосифом пришла;И сюда, в снега глухие,Из полуденной земли,К замороженной РоссииПриезжают королиПреклонить свои колениТам, где благостно светя,На донском душистом сенеСпит небесное Дитя.

«Задыхаясь, бежали к опушке…»

Задыхаясь, бежали к опушке,Кто-то крикнул: устал, не могу!Опоздали мы ― раненный ПушкинНеподвижно лежал на снегу.Слишком поздно опять прибежали,Никакого прощенья нам нет, ―Опоздали, опять опоздалиУ Дантеса отнять пистолет.Снова так же стояла карета,Снова был ни к чему наш рассказ,И с кровавого снега поэтаПоднимал побледневший Данзас.А потом эти сутки мученья,На рассвете несдержанный стон,Ужасающий крик обреченья,И жены летаргический сон.Отлетела душа, улетела,Разрешился последний вопрос.Выносили друзья его телоНа родной петербургский мороз,И при выносе мы на колениСтановилися прямо в сугроб;И Тургенев, один лишь ТургеневПроводил самый близкий нам гроб,И не десять, не двадцать, не тридцать, ―Может быть, уже тысячу разСнился мне и еще будет снитьсяЭтот чей-то неточный рассказ.

Суворов

Ив. Лукашу

Все ветер, да ветер. Все ветры на светеТрепали твою седину.Все те же солдаты ― любимые дети ―Пришедшие в эту страну.Осталися сзади и бездны, и кручи,Дожди и снега непогод.Последний твой ― самый тяжелый и лучший,Альпийский окончен поход.Награды тебе не найдет император,Да ты и не жаждешь наград, ―Для дряхлого сердца триумфы возвратаУже сокрушительный яд.Ах, Русь ― Византия, и Рим, и Пальмира!Стал мир для тебя невелик.Глумились австрийцы: и шут, и задира,Совсем сумасшедший старик.Ты понял, быть может, не веря и плача,Что с жизнью прощаться пора.Скакала по фронту соловая кляча,Солдаты кричали «ура».Кричали войска в исступленном восторге,Увидя в солдатском раюРаспахнутый ворот, на шее Георгий ―Воздушную немощь твою.

СТИХИ. 1939

I

«Ах, не целуй меня ты снова…»

Поедем, корчмарочка,

к нам на тихий Дон.

― Ах, не целуй меня ты снова,Опять своей не называй, ―От моего родного кроваНе уводи, не отрывай.Тебе мой двор уныл и тесен,Но, Боже мой, как страшно мнеПоверить зову этих песен,С тобой уехать на коне.Бери любовь мою в подарок,Как брал ее ты у другихТобой загубленных корчмарокСреди ночлегов кочевых.Тебя потом я вспомню с плачем,Слезой горючей изойду,Но за твоей судьбой казачьейЯ не пойду, я не пойду.

Каял

Ворожила ты мне, колдовала,Прижимала ладонью висок,И увидел я воды Каяла,Кагальницкий горячий песок.Неутешная плакала чайка,Одиноко кружась над водой, ―Ах, не чайка ― в слезах молодайка, ―Не вернулся казак молодой;Не казачка ― сама ЯрославнаЭто плачет по князю в тоске, ―Все равно, что давно, что недавно,Никого нет на этом песке.

«Звенит, как встарь, над Манычем осока…»

Звенит, как встарь, над Манычем осока,В степях Хопра свистит седой ковыль,И поднимает густо и высокоГорячий ветер розовую пыль.Нет никого теперь в моей пустыне,Нет, никого уже мне не догнать;Казачьи кости в голубой полыниНе в силах я, увидя, опознать.Ни встреч, ни ожидающих казачек;Который день ― станицы ни одной,Ах, как тоскливо этот чибис плачетИ все летит, кружася, надо мной.Спешит, спешит мой конь, изнемогая,Моя судьба, как серна, в тороках[8], ―Последняя дорога, роковая,Неезженый тысячелетний шлях.

«Не дано никакого мне срока…»

П.Н. Краснову

Не дано никакого мне срока,Вообще, ничего не дано,Порыжела от зноя толока,Одиноко я еду давно;Здравствуй, горькая радость возврата,Возвращенная мне, наконец,Эта степь, эта дикая мята,Задурманивший сердце чабрец, ―Здравствуй, грусть опоздавших наследий,Недалекий, последний мой стан,На закатной тускнеющей медиОдинокий, высокий курган!

«Уехал, уехал, уехал…»

Уехал, уехал, уехал, ―Остаться с тобой не хотел,Жалмерка[9] ― казачья утеха,С лицом побелевшим, как мел.Пришло твое страшное время ―Бежала в глубоком снегу,Держась за холодное стремя,Целуя его на бегу.Качнулась станичная площадьВ твоих потемневших глазах, ―Рванулась знакомая лошадь,Исчезла в вечерних снегах.Намокнет слезами подушка,Постель холодна, холодна.Игрушка, казачья игрушка, ―Жалмерка ― чужая жена.

«Что за глупая затея…»

Ю.Т.

Что за глупая затеяДоверяться ворожбе,Что расскажет ворожеяОбо мне и о тебе?Что она еще предскажет,Если вдруг ― как мы вдвоем ―Дама пик случайно ляжетРядом с этим королем;Иль во тьме кофейной гущиРаспознаешь ты меняВ день последний, в день грядущий,В пекле адского огня.Плакать рано, но поплачь-каТы над этой ворожбой,Моя милая казачка,Черноокий ангел мой.

«Опять над синью этих вод…»

Опять над синью этих вод,Таких прозрачных и студеных,Порхает листьев хоровод,Совсем по-летнему зеленых.Еще не осень, но злодей ―Восточный ветер ― рвет все листья,И зори стали холодней,И продолжительней, и мглистей.А в полдень солнце горячо;Взлетают грузно перепелки,И отдает слегка в плечоЧудесный бой моей двустволки.Еще не осень, но ужеВ дыму лежит моя станица,И, возвращаясь по меже,Теперь мне надо торопиться.И птицы больше не поютНад опустевшими полями,И по-осеннему уютЦарит в столовой вечерами.Опять пора моя, опять ―Удел блаженный и жестокий ―Косноязычно повторятьМне музой сказанные строки.

«Над весенней водой, над затонами…»