Евгений Блажеевский - Письмо Страница 6

ВСТРЕЧА

«А что мы, в сущности, знаем —Любители сделать дыруВ картоне,В своём вискеИли в глазу соседа,Или пальцем — в песке?..

А что мы, в сущности, значим —Любители бормотухиИ крепкого табака,Валяющие дуракаПока не наступит отбой?..»

Такие смурные мыслиВо мне возникали,КогдаВ горящей июльской степи,На камень горячий усевшись,Ребристый кусок арматурыЯ в норы бесцельно совал.И думал:«Далеко же сусликЗабрался…»Такое занятье:В норе ковырятьИли в зубеСпасает стройбат от безумья.

Но только мне холодно стало!..Ожог ледяного металлаВолною прошёл по загривку.Я вздрогнул… —За мокрой спиноюНа выжженной тверди,Как фаллос,У камня змея поднималасьИ тонкое жалоДрожало.

Ну что же, гадюка,Сапог мойТвою размозжит головёнку,Подкова моя холоднее…Смелее, гадюка!Но, Боже,На этой узорчатой кожеТакие сверкали глаза!..Что я,Отступая с пригорка,Дрожал от удара тоски,От желчи,От мудрости горькой…

О змейкаС глазами поэта,Убитого близ Пятигорска,Откуда они у тебя?!.Откуда?..О страшное чудо…

Я брёл наугад,Но, казалось,Что мне не уйти от пригорка.Я брёл,И вокруг загибаласьЗемли воспалённая корка…

ВОЗВРАЩЕНИЕ

Я вернусь в ноябре, когда будет ледок на воде,Постою у ворот у Никитских, сутулясь в тумане,Подожду у «Повторного» фильма повторного, гдеМоя юность, возможно, пройдёт на холодном экране.

Я вернусь в ноябре, подавившись тоской, как куском,Но сеанса не будет и юности я не угоден.Только клочья тумана на мокром бульваре Тверском,Только жёлтый сквозняк — из пустых подворотен…

ЧУВСТВО ПОКОЯ

Безмерное чувство покояВ ту ночь посетило меня.Огромное тихое счастьеСидеть в одиноком теплеИ знать,Что тебя не настигнетХолодная дикая степь,Что руки её ледяные,Что вьюга пустых полустанков,Что ящик солдатской казармы,Отравленный газом кишечным,Остались за тысячи вёрст.Как чудно!..Как чутко!..Чуть слышноЗа стёклами лепится снег.А лягу в постельИ увижу:Безбрежное летнее утро.Спят куры в пыли золотистой,Спят мухи на стёклах веранды,Спят люди:Один — под телегой,Другой — в старомодной карете,А третий,Наверное, я,Лежит под раскидистым дубом,Блаженно во сне улыбаясь,И птицаСидит на руке…

ВОСПОМИНАНИЕ О МЕТЕЛИ

Мокрый снег. За привокзальным садомТемнота, и невозможно жить,Словно кто-то за спиной с надсадомОбрубил связующую нить.

Мёртвый час. Не присмолить окурка,Мёрзнут руки, промерзает взгляд…Вдоль пустынных улиц ОренбургаЯ бреду, как двести лет назад.

Что-то волчье есть в моей дороге —В темноте да на ветру сквозном!..И шинель, облапившая ноги,Хлопает ноябрьским сукном

Хлопают дверьми амбары, клети,Путь лежит безжалостен и прям.Но в домах посапывают дети,Женщины придвинулись к мужьям.

Но, уйдя в скорлупы да в тулупы,Жизнь течёт в бушующей ночи.Корабельно подвывают трубы,Рассекают стужу кирпичи.

И приятно мне сквозь проклятущий,Бьющий по лицу колючий снегВидеть этот медленно плывущийТеплый человеческий ковчег…

3

Из цикла

«ВСЕСОЮЗНАЯ ГЕОГРАФИЯ»

МОНОЛОГ ПРОВИНЦИАЛА

Мне думалось,Что я преодолелПровинцию,Её родные партыИ жаркий дух,Что голубел и млел,И смачный стук —Всей пятерней о нарды,И тень резнуюВ августовский зной,И жирный день,Шипящий на мангале,И этот потаённыйЗемлянойОзноб в парадномИ озноб в подвале…

Мне думалось,Что я почти герой —Тянули миражи,Вокзалы,СходниОт улицы,Где пробегал поройБольшой петухВ проёме подворотни,От медленныхВосточных вечеров,От музыки,Смакующей обиды,От пыльного величия ковров,Висящих,Как сады Семирамиды…

Мне думалось,Что можно извинитьСебя за всё,Легко забыв про это,И душный бытБеспечно изменитьПростой покупкойАвиабилета.Из мусульманства,Из дашбашных дел,Из местной жизни,Чуждой славянину,Я непременно вырваться хотел.И променялЧужбинуНа чужбину…

КИЕВ

Ещё не расцвели каштаны,Но розоватый воздух нежен.И этот праздник долгожданныйС весенним солнцем перемешан.

И бабы — как из молока —Хохочут у днепровской кущи,Свои сгущённые бокаПокачивая так зовуще.И обожают петуха —Его изображенье в «крестик» —И с буквой «Ге» гуляет «Ха»,Как будто крёстная и крестник;И бычьей кровью крашен ВУЗ,И краску пробивает мясо…Идёт колхозник — вислоус —Похожий чем-то на Тараса.И, среди прочих быстрых ног,Мелькают посреди проспектаИ адидасовская кеда,И крепкий жмеринский сапог.Здесь выбивается истокНаречий костромских и брянских.Любая вывеска — урокРазросшихся корней славянских.Здесь тот живительный растворИ крепь строительного леса,Из коих слеплен и Ростов,И многодетная Одесса…

ТУРКМЕНСКАЯ ЗАРИСОВКА

Верблюд и чёрная цистерна,Стоящая наискосок…Моя тоска почти безмерна:Верблюд, цистерна да песок…

И нищая до безобразия,Тондырный пробуя замес,На корточки уселась АзияВдоль полотна: барса-кельмес!..[2]

Барса — на выжженные тыщи…Кельмес — тебе не хватит ног…И, как зола на пепелище,Повсюду властвует песок.

О, это смуглая окалинаВ солончаковом серебре!..О, Родины моей окраина,Где на горячем пустыре

Верблюд, поджавший губы тонко,Орёл о четырёх ногах,Где зноя выцветшая плёнкаЛегла на стёкла в поездах…

«Покуда полз фуникулёр…»

Покуда полз фуникулёр,С трудом одолевая выси,Бурлил в котле окрестных горИ глухо клокотал Тбилиси.

Брусчатка шла заподлицоМорковно-красной черепицы,Текло и булькало в лицоГустое варево столицы,

Которую, как песнь — на слух,В дохристианское столетье,Наверное, напел пастух,Играя на вишнёвой флейте.

Что думал юный полубогВ тени развесистого бука,Когда, цепляясь за дымокИ за руно, рождалась буква?..

Был город зеленью увитИ пыльным буйством винограда.В глаза бросался алфавитБугристый, как баранье стадо.

Крестьянский, плодоовощной,Овечий и высокогорный,Простой, как в лавке мелочной —Бесхитростный мундштук наборный,

Он с вывесок куда-то звалИ приглашал побыть в духане;И город честно раздавалСвоё чесночное дыханье.

И город был собою горд —На шумном перекрёстке мираПрекрасный, словно натюрмортС бутылью и голубкой сыра…

НА КАВКАЗЕ