Александр Пушкин - Борис Годунов Страница 6

Краков. Дом Вишневецкого

Самозванец и pater Черниковский.

Нет, мой отец, не будет затрудненья;Я знаю дух народа моего;В нем набожность не знает исступленья:Ему священ пример царя его.Всегда, к тому ж, терпимость равнодушна.Ручаюсь я, что прежде двух годовВесь мой народ, вся северная церковьПризнают власть наместника Петра.

Вспомоществуй тебе святый Игнатий,Когда придут иные времена.А между тем небесной благодатиТаи в душе, царевич, семена.Притворствовать пред оглашенным светомНам иногда духовный долг велит;Твои слова, деянья судят люди,Намеренья единый видит бог.

Аминь. Кто там?Входит cлуга.                           Сказать: мы принимаем.Отворяются двери; входит толпа русских и поляков.Товарищи! мы выступаем завтраИз Кракова. Я, Мнишек, у тебяОстановлюсь в Самборе на три дня.Я знаю: твой гостеприимный замокИ пышностью блистает благороднойИ славится хозяйкой молодой. —Прелестную Марину я надеюсьУвидеть там. А вы, мои друзья,Литва и Русь, вы, братские знаменаПоднявшие на общего врага,На моего коварного злодея,Сыны славян, я скоро поведуВ желанный бой дружины ваши грозны. —Но между вас я вижу новы лица.

Они пришли у милости твоейПросить меча и службы.

                                       Рад вам, дети.Ко мне, друзья. — Но кто, скажи мне, Пушкин,Красавец сей?

                        Князь Курбский.

                                                   Имя громко!(Курбскому)Ты родственник казанскому герою?

Я сын его.

                   Он жив еще?

                                         Нет, умер.

Великий ум! муж битвы и совета!Но с той поры, когда являлся он,Своих обид ожесточенный мститель,С литовцами под ветхий город Ольгин,Молва об нем умолкла.

                                      Мой отецВ Волынии провел остаток жизни,В поместиях, дарованных емуБаторием. Уединен и тих,В науках он искал себе отрады;Но мирный труд его не утешал:Он юности своей отчизну помнил,И до конца по ней он тосковал.

Несчастный вождь! как ярко просиялВосход его шумящей, бурной жизни.Я радуюсь, великородный витязь,Что кровь его с отечеством мирится.Вины отцов не должно вспоминать;Мир гробу их! приближься, Курбский. Руку!— Не странно ли? сын Курбского ведетНа трон, кого? да — сына Иоанна...Всё за меня: и люди и судьба. —Ты кто такой?

                       Собаньский, шляхтич вольный.

Хвала и честь тебе, свободы чадо!Вперед ему треть жалованья выдать. —Но эти кто? я узнаю на нихЗемли родной одежду. Это наши.

(бьет челом)Так, государь, отец наш. Мы твоиУсердные, гонимые холопья.Мы из Москвы, опальные, бежалиК тебе, наш царь — и за тебя готовыГлавами лечь, да будут наши трупыНа царский трон ступенями тебе.

Мужайтеся, безвинные страдальцы —Лишь дайте мне добраться до Москвы,А там Борис расплатится во всем.Ты кто?

              Казак. К тебе я с Дона посланОт вольных войск, от храбрых атаманов,От казаков верховых и низовых,Узреть твои царевы ясны очиИ кланяться тебе их головами.

Я знал донцов. Не сомневался видетьВ своих рядах казачьи бунчуки.Благодарим Донское наше войско.Мы ведаем, что ныне казакиНеправедно притеснены, гонимы;Но если бог поможет нам вступитьНа трон отцов, то мы по старинеПожалуем наш верный вольный Дон.

(приближается, кланяясь низко и хватая Гришку за полу)Великий принц, светлейший королевич!

Что хочешь ты?

(подает ему бумагу)                          Примите благосклонноСей бедный плод усердного труда.

Что вижу я? Латинские стихи!Стократ священ союз меча и лиры,Единый лавр их дружно обвивает.Родился я под небом полунощным,Но мне знаком латинской музы голос,И я люблю парнасские цветы.Я верую в пророчества пиитов.Нет, не вотще в их пламенной грудиКипит восторг: благословится подвиг,Его ж они прославили заране!Приближься, друг. В мое воспоминаньеПрими сей дар.(Дает ему перстень.)                          Когда со мной свершитсяСудьбы завет, когда корону предковНадену я, надеюсь вновь услышатьТвой сладкий глас, твой вдохновенный гимн.Musa gloriam coronat, gloriaque musam[2].Итак, друзья, до завтра, до свиданья.

В поход, в поход! Да здравствует Димитрий,Да здравствует великий князь московский!

Замок воеводы Мнишка в Самборе

Ряд освещенных комнат. Музыка.

Вишневецкий, Мнишек.

Он говорит с одной моей Мариной,Мариною одною занят он...А дело-то на свадьбу страх похоже;Ну — думал ты, признайся, Вишневецкий,Что дочь моя царицей будет? а?

Да, чудеса... и думал ли ты, Мнишек,Что мой слуга взойдет на трон московский?

А какова, скажи, моя Марина?Я только ей промолвил: ну, смотри!Не упускай Димитрия!.. и вотВсе кончено. Уж он в ее сетях.Музыка играет польский. Самозванец идет с Мариною в первой паре.

(тихо Димитрию)Да, ввечеру, в одиннадцать часов,В аллее лип, я завтра у фонтана.Расходятся. Другая пара.

Что в ней нашел Димитрий?

                                             Как! онаКрасавица.

                    Да, мраморная нимфа:Глаза, уста без жизни, без улыбки...Новая пара.

Он не красив, но вид его приятенИ царская порода в нем видна.Новая пара.

Когда ж поход?

                          Когда велит царевич,Готовы мы; но, видно, панна МнишекС Димитрием задержит нас в плену.

Приятный плен.

                          Конечно, если вы...Расходятся. Комнаты пустеют.

Мы, старики, уж нынче не танцуем,Музыки гром не призывает нас,Прелестных рук не жмем и не целуем —Ох, не забыл старинных я проказ!Теперь не то, не то, что прежде было:И молодежь, ей-ей — не так смела,И красота не так уж весела —Признайся, друг: все как-то приуныло.Оставим их; пойдем, товарищ мой,Венгерского, обросшую травой,Велим отрыть бутылку вековуюДа в уголку потянем-ка вдвоемДушистый ток, струю, как жир, густую,А между тем посудим кой о чем.Пойдем же, брат.

                               И дело, друг, пойдем.

Ночь. Сад. Фонтан

(входит)